— Очнись, Алена. — Я дотронулась до плеча подберезовской почтальонши. — Все хорошо.
Она оторвала от лица побелевшие ладошки. И улыбнулась. И сиплым голосом произнесла:
— Вы психи. Я жалею, что связалась с тобой.
И тут же ее поддержал Терехин.
— Психопатка! — проскрипел его голос в переговорнике. — Отвечай! Ты меня слышишь?! Марина! Что намерена делать?! Дура! Тебе никуда не деться. Все равно перекроем сейчас все дороги! Никуда не прорветесь! Дождись нас! Слышишь, дочка?! Отвечай, чтоб ты издохла, тварь глупая! Я с ней еще нянчился! Я ее еще…
Я не стала слушать, что там еще меня. В этот момент Джамал спросил:
— Когда будешь соскакивать?
— Прямо сейчас. Сдай назад, ближе к поезду. Быстрее! Я попытаюсь за него зацепиться.
Джамал врубил заднюю передачу, и «семерка», взвывая мотором, устремилась к переезду. Я сунула в карман пачку сигарет и зажигалку, приоткрыла дверцу.
— Как ты думаешь за него зацепиться? С ума сошла? У него же скорость километров пятьдесят?
— Джамальчик, милый, я это умею. У меня сильные руки. И не забывай, что я профи. Я обучена этому… Постарайся еще потаскать ментов хотя бы минут пятнадцать. Потом сдавайтесь. И не нарывайтесь на особые неприятности. — Я выскочила из машины и крикнула: — Не прощаюсь! Спасибо!
— А вслед мне раздавался настойчивый скрежет рации:
— Марина, девочка! Отвечай, дрянь! Да ответь же, пожалуйста! Сучка… Дочка…
Под ногами вздрагивала земля — в каких-то десяти метрах от меня неслись тяжеленные вагоны. Неслись стремительно и казались настолько неприступными, что я уж было подумала, а не погорячилась ли, наивно надеясь какой-нибудь из них оседлать. Но отступать некуда. Я сделала выбор, и уютная надежная «семерка» удалялась по шоссе подальше от переезда.
А длиннющий, более чем километровый состав уже почти весь прогремел мимо меня. Я даже видела его хвост. Еще какие-то десять секунд, и я окажусь с глазу на глаз с ментами. Вот они будут рады! Вот будет для них подарочек!
Ну же!.. Ну!.. Надо решаться! Надо кидаться в атаку на этот, будь он неладен, поезд! Прилипнуть к нему! Зацепиться!.. Вот только за что?..
А до конца состава всего пять вагонов.
Ну же! Четыре…
Неужели доставлю ментам такое счастье — преподнесу им себя как на блюдечке? Три…
Надо решаться!
Предпоследним был старый деревянный вагон с двумя наружными тамбурами, каким-то чудом вклинившийся между заставленными контейнерами платформами. Лучшее, на что сейчас можно было рассчитывать. Выжидать дальше было нельзя.
Я втянула в себя воздух, наметила рядом с тамбуром поручень, за который буду хвататься, качнула вперед-назад тело и взяла разгон. Понимая, что если ошибусь хоть на полметра, хоть на мгновение, то меня потом будут склеивать из осколков.
В вестернах захваты поездов и дилижансов кажутся элементарными. В жизни все оказалось не так. Оказалось сущим кошмаром!
Проклятие, и как это было ужасно!
За двадцать метров дистанции параллельными курсами с поездом я успела разогнаться до максимума, когда меня догнал намеченный для атаки поручень. Я кинулась на него, как футбольный вратарь бросается за мячом, летящим в «девятку». За безнадежным мячом, достать который практически невозможно…
Вратарь все же бросается, пока существует хотя бы один процент на то, что что-то получится. И иногда совершает совершенно невероятный save… Вот и я…
Мне удался этот save! He промахнулась, вцепилась мертвой хваткой в холодный металл. Поручень рванул меня за собой с такой чудовищной силой, что захрустели все мои косточки, растянулись поджилки. Я застонала от невероятного усилия, но сумела не разжать пальцьь Ощутила, как через легкие кроссовки мои ступни избивают бетонные шпалы и гравий, и умудрилась оторвать от земли сначала одну ногу, потом другую. Подтянулась на руках, исполнила нечто вроде подъема с переворотом. И в результате зацепилась ногами за какой-то выступ на боковой стенке вагона — не представляю, как это мне удалось.
Есть! Я прилипла к вагону! В какой-то совершенно абстрактной позе. Почти вниз головой, изогнувшись дугой, но я держалась. И ехала куда-то со скоростью примерно 50 км/ч. Смешно сказать — «ехала». Вверх ногами — как летучая мышь. Готовая в любой момент сверзиться и вспахать лицом слежавшийся за десятилетия гравий.
А до спасительного тамбура было меньше метра. Но для того, чтобы туда перебраться, необходимо хоть как-то двигаться. А я не могла даже пошелохнуться. И уже ощущала, как начинают неметь руки. Еще полминуты, и пальцы откажутся мне повиноваться…
Я аккуратно начала перебирать ладонями по длинному поручню, стараясь привести тело в более или менее горизонтальное положение, подняться как можно выше от мелькающего перед глазами бурого гравия. Чисто автоматически следя за тем, чтобы ноги не сорвались с той ненадежной опоры, на которую их удалось пристроить. Если сорвутся, то я не смогу продержаться и доли секунды.
О, только бы не потерять опору!
Я потеряла ее в тот момент, когда подтянулась вверх почти на метр. Поняла, что ноги сейчас соскользнут вниз, напрягла все свои жалкие мышцы, даже закричала от напряжения. И снова повисла на одних только руках. Но кроссовки уже не скребли по гравию — я сумела подняться достаточно высоко. И теперь просто болталась на поручне. Как колбаса на кигелии.[4] Совершенно не чувствуя пальцев. Мечтая пристроить куда-нибудь ноги… Тяжеленные, словно два мешка с песком, ноги. Да будь они прокляты!
Должно быть, ко мне в один прекрасный момент пришло второе дыхание. Где-то я отыскала скудный резерв силенок, и мне его хватило на то, чтобы в последний раз изогнугься и каким-то немыслимым образом просунуть ступню правой ноги под поручень. Кажется, было больно. Кажется, было до ужаса неудобно. Не помню. Ничего не помню… Но я смогла на какое-то время расслабить руки, дать им короткую передышку. Потом, жадно прижимаясь к спасительной железяке, поднялась по ней еще выше. И вовремя. Правую ногу уже начало сводить судорогой. Но я могла уже распрямить ее. Могла вообще не висеть больше в позе медвежонка коалы, насилуя несчастный поручень, а стоять нормально, по-человечески, распределив нагрузку по всему телу. Так, иногда меняя ноги, я была готова ехать ни один час. Правда, меня быстро заметили бы какие-нибудь железнодорожники или местные жители. А поэтому надо срочно перебираться в тамбур.
И до него всего ничего. По сравнению с тем, что проделала только что, полметра до тамбура покажутся мне отпуском в Сан-Тропезе после зимовки на Северном полюсе. Их преодолеет и паралитик. Тем более я. Вот только отдохну еще хоть немного.
Я ехала в обнимку с поручнем, как трамвайный «заяц» пятидесятых годов на «колбасе», еще десять минут — засекла по часам, не поленилась, — не в состоянии заставить себя проделать последний шаг до надежного тамбура. Все откладывала и откладывала до тех пор, пока впереди по курсу не показались белые крыши домов и луковка невысокой церквушки. Населенный пункт. Там меня вполне могли заметить вездесущие сельские жители. Удивиться. И наябедничать ментам. Я этого не хотела. И — делать нечего — срочно отправилась в тамбур. Снова повисла на поручне на одних только руках, высвободила ногу и оперла ее о какой-то смехотворный выступ на стенке вагона. Перенесла левую руку и, крепко вцепившись во что-то не очень удобное, но прочное, провела так несколько секунд в позе распятого Иисуса.
А село стремительно приближалось. Плотно прижавшись щекой к шершавым доскам, которыми был обшит вагон, и выкатив набок глаза, я наблюдала, как надвигаются на меня церквушка и избы, асфальтированная дорога и — о черт! — переезд. И несколько легковых машин, терпеливо дожидающихся, когда же проедет мой поезд. Вот сейчас-то из них и разглядят мою задницу. А уже через считанные секунды менты будут знать, что пока они сбиваются с ног, я беспечно катаюсь на товарняке.
Я сконцентрировалась, перенесла всю нагрузку на левые руку и ногу и, выпустив спасительный поручень, резко бросила тело к тамбуру. Изогнулась, как кошка, одновременно шарахнулась обо что-то и плечом, и коленом, взвизгнула и через мгновение каким-то чудом оказалась на грязном полу тамбура. Хранил все же меня, непутевую, Бог. Видимо, сознавая, что допустил промашку и позволил мне влезть в смертельные приключения, которых я не хотела видеть и близко.
