– Была одна служанка, – припомнил я, – он с ней долгонько хороводился…

– Как ее звали? – осведомился Мерлин, набив рот сыром.

– Киууилог.

– Киууилог! – прыснул друид. – Говоришь, эта Киууилог родила ему ребенка?

– Мальчика, – кивнул я, – если, конечно, малец и впрямь его, а скорее всего, так.

– И где же сейчас наша Киууилог? – продолжал допрашивать меня Мерлин, размахивая ножом.

– Очень может статься, что в здешних краях. Она не переехала в дом Эрмида вместе с нами, а Кайнвин всегда думала, что Мордред дал ей денег.

– Выходит, и впрямь был к ней привязан?

– Думается, да.

– Ну не отрадно ли узнать, что в дрянном мальчишке есть хоть что-то хорошее… Киууилог, говоришь? Гавейн, ты сможешь отыскать ее?

– Попытаюсь, господин, – пылко заверил Гавейн.

– Не просто попытайся. Преуспей! – рявкнул Мерлин. – А как она выглядела, Дерфель, эта, с позволения сказать, Киууилог? Вот ведь имечко, право!

– Невысокая, – стал вспоминать я, – пухленькая, черноволосая.

– Пока что под твое описание подходит любая британская девка моложе двадцати лет от роду. Поточнее никак нельзя? Сколько сейчас ребенку?

– Шесть, – отозвался я, – и, если память меня не подводит, волосы у него рыжеватые.

– А сама девица?

Я покачал головой:

– Симпатичная, но не из тех, что запомнится.

– Все девушки запоминаются, – торжественно объявил Мерлин, – особенно если зовут их Киууилог. Отыщи ее, Гавейн.

– А на что она тебе? – полюбопытствовал я.

– Я разве в твои дела лезу? – парировал Мерлин. – Или, может, я прихожу и задаю тебе дурацкие вопросы про щиты и копья? Или досаждаю тебе идиотским любопытством на предмет, как именно ты вершишь правосудие? Занимают ли меня твои виды на урожай? Иначе говоря, докучаю ли я тебе, вмешиваюсь ли в твою жизнь, Дерфель?

– Нет, господин.

– Вот и ты о моей жизни не допытывайся. Землеройке орла не понять. Покушай-ка лучше сыра, Дерфель.

Нимуэ к еде так и не притронулась. Она сидела мрачная – злобилась на Мерлина, не пожелавшего признать, что Артур, дескать, истинный правитель Думнонии. Мерлин не обращал на нее никакого внимания и развлекался тем, что поддразнивал Гавейна. О Мордреде он больше не упоминал и ни словом не обмолвился о том, что затевает на Май-Дане, хотя, уже провожая меня к внешним дворцовым вратам, где до сих пор дожидался Исса, завел-таки речь о Сокровищах. Черный посох друида постукивал по камням: мы шли через двор, где еще недавно толпе являлись чудесные видения.

– Мне, понимаешь ли, люди нужны, – сообщил Мерлин. – Чтобы призвать богов, надо здорово потрудиться, мы с Нимуэ одни не справимся. Нам понадобится сотня людей, может, даже больше!

– Зачем?

– Увидишь, увидишь. Как тебе Гавейн?

– Вроде бы послушный мальчик.

– Послушен, верно, но что в том похвального? Собаки тоже куда как послушны. Он мне напоминает Артура в молодости. Хлебом не корми, дай сотворить добро! – Друид расхохотался.

– Господин, – промолвил я, отчаянно нуждаясь в ободрении, – что же все-таки произойдет на Май-Дане?

– Как – что? Мы призовем богов. Обряд очень сложный; я могу лишь молиться о том, чтобы все получилось как надо. И страх как боюсь, что не сработает. Нимуэ, как ты, возможно, уже понял, полагает, будто я все делаю не так, ну да мы посмотрим, посмотрим. – Мерлин прошел несколько шагов молча. – Но если мы все сделаем правильно, Дерфель, если все сделаем правильно, о, что за зрелище нас ждет! Боги явятся на землю в мощи своей. Ты только представь себе: Манавидан выходит из моря, блестя влагой, – он великолепен! Таранис раскалывает небеса молнией, Бел совлекает огонь с небес, а Дон рассекает облака огненным копьем. То-то христиане перепугаются, а? – От восторга старик даже в пляс пустился – неуклюже протанцевал пару-тройку шагов. – То-то епископы обмочатся в своих черных рясах, а?

– Ты же сам не уверен, чем все закончится, – возразил я, надеясь про себя, что друид успокоит мои страхи.

– Не глупи, Дерфель. Почему ты вечно ждешь от меня определенности? Все, что я могу, – это совершить обряд и уповать, что не сбился! Ты ведь сегодня кое-что видел, нет? И все еще сомневаешься?

Я помолчал, гадая: ночные видения – не фокус ли это? Но какой хитростью можно заставить девичье тело светиться в темноте?

– А станут ли боги сражаться с саксами? – спросил я.

– Так ради этого мы их и призываем, Дерфель, – терпеливо объяснил Мерлин. – Наша цель – возродить Британию такой, какой она была в добрые старые дни, до того, как лучшую в мире страну испоганили саксы да христиане. – Старик остановился у ворот и долго глядел в темноту. – Я люблю Британию, – промолвил он внезапно севшим голосом. – Я так люблю этот остров, это особенное место… – Он положил руку мне на плечо. – Ланселот спалил твой дом. Так где ты живешь сейчас?

– Мне придется строиться заново, – отозвался я. – И будет это не на месте дома Эрмида, где погибла моя маленькая Диан.

– Дун-Карик пустует, – промолвил Мерлин, – и я пущу вас туда жить, но при одном условии: когда труды мои завершатся и боги будут с нами, я, пожалуй, приду под твой кров умирать.

– Ты волен прийти туда жить, господин.

– Умирать, Дерфель, умирать. Я стар. Одно-единственное, последнее дело осталось мне довершить – и я попытаюсь исполнить назначенное на Май-Дане. – Мерлин потрепал меня по плечу. – Или ты думаешь, я не сознаю, каким опасностям подвергаюсь?

Я почувствовал в нем страх.

– Что за опасности, господин?

В темноте прокричала сова; Мерлин, склонив голову набок, прислушался, не повторится ли звук.

– Всю свою жизнь, – проговорил он, помолчав, – я мечтал вернуть богов в Британию, а теперь у меня есть к тому средство, но я не знаю, сработает ли оно. Не знаю, гожусь ли я для свершения обряда. Не знаю даже, доживу ли я до того, чтобы увидеть это своими глазами. – Друид крепко, до боли, стиснул мое плечо. – Ступай, Дерфель, – молвил он. – Ступай. Я должен поспать: завтра отправляюсь на юг. Смотри, приезжай в Дурноварию на Самайн. Приезжай – узришь богов.

– Я буду там, господин.

Улыбнувшись, Мерлин повернулся идти. А я зашагал обратно в крепость – ошеломленный, исполненный надежды, терзаемый страхами, гадая, куда ныне заведет нас магия – и заведет ли куда-либо, кроме как к ногам саксов, а саксы непременно придут по весне. Ибо, если Мерлин не сумеет призвать богов, Британия обречена.

* * *

Постепенно – так успокаивается взбаламученный пруд – Британия утихомирилась. Ланселот затаился в Венте, страшась Артуровой мести. Мордред, наш законный король, приехал в Линдинис, где ему предстояло жить в почете и роскоши – но под стражей. Гвиневера оставалась в Инис-Видрине, под неумолимым надзором Морганы, в то время как Сэнсам, супруг Морганы, сидел под замком в гостевых покоях Эмриса, епископа Дурноварии. Саксы отступили в пределы своих границ, хотя, как только собрали урожай, с обеих сторон участились яростные набеги. Саграмор, нумидийский военачальник Артура, охранял саксонские рубежи, в то время как Кулух, двоюродный брат Артура и ныне один из его военных вождей, приглядывал за Ланселотовой белгской границей из нашей крепости в Дунуме. Наш союзник король Кунеглас Повисский оставил под началом Артура сотню копейщиков и возвратился в собственное королевство, а по дороге встретился с сестрой, принцессой Кайнвин, что возвращалась в Думнонию. Кайнвин была моей женщиной, а я – ее мужчиной; она же дала клятву никогда не выходить замуж. Она приехала с нашими двумя дочерьми в начале осени, и должен сознаться, что до ее возвращения я ни минуты не был по-настоящему счастлив. Я встретил ее на дороге к югу от Глевума и долго не размыкал объятий: были минуты, когда я думал, что нам уже не суждено свидеться. Красавица она была, моя Кайнвин, златокудрая принцесса. Некогда, давным-давно, она была обручена с Артуром; когда Артур отказался от намеченного брака ради Гвиневеры, руку Кайнвин обещали другим великим принцам, но мы с ней взяли да сбежали вместе, и смею сказать, немало от этого выиграли.