— Ничего не могу подсыпать. Рискованно.

— Надо, надо!

— Зачем? — возясь с машиной возле ворот, спросил доктор.

— Мне надо уехать, этой ночью надо уехать. Обязательно, во что бы то ни стало, и надо так, чтобы Михара ничего не заподозрил. Ты меня понял? От этого зависит наша с тобой жизнь.

— Хорошо, сделаю, что-нибудь придумаю.

Доктор загнал машину в гараж, Муму закрыл ворота.

Борис сидел в гостиной перед телевизором, и жуя огромный бутерброд, который для него сделал Муму. Он уже поспал, даже вздремнул в кресле.

Доктор вошел, распространяя запах свежего воздуха и запах больницы — спирта, эфира и еще какой-то терпкий запах, присущий лечебницам всего мира. Чем конкретно пахнет, определить невозможно. Но, даже столкнувшись с человеком в автобусе или троллейбусе, можно безошибочно определить, что этот пахнущий человек совсем недавно покинул больницу.

Чекан и Михара вышли к доктору.

— О, наш спаситель и благодетель! — Чекан за руку поздоровался с Рычаговым. — Ну как наш больной, не досаждает тебе?

— Да нет, нормально. Владимир Иванович — мужик что надо, только мои предписания не выполняет. Я ему говорю, что на время лечения от алкоголя лучше воздержаться, а он не слушает. Ты уж ему скажи, — обратился доктор к Чекану.

Тот пожал плечами, понимая, что бы он ни говорил Михаре, тот вряд ли станет его слушать. У того голова своя на плечах, и соображает она получше, чем голова Чекана.

— Значит, так, Владимир Иванович, — каким-то нагловатым, начальственным голосом произнес доктор Рычагов, — я тут привез лекарство, снимает ревматические боли… — и дальше Рычагов заговорил по-профессиональному, перемежая русский язык с латынью, придавая своим словам больший вес. Из всего сказанного и Чекан, и Михара поняли лишь то, что Владимиру Ивановичу, то есть Михаре, надо сделать два укола, что лекарство очень дорогое, редкое, доставлено в Россию по гуманитарной помощи то ли из Германии, то ли из Бельгии, и доктор, собственно говоря, привез эти уколы специально для Михары, для своего гостя и пациента.

Михара пожал широкими плечами:

— А это, доктор, с алкоголем стыкуется?

— С алкоголем — нормально. Вреда не будет, и хуже вам, Владимир Иванович, не станет. Так что давайте, завязывайте с выпивкой и займемся лечением. Ух и напахался же я сегодня!

— Что, зарезал кого-нибудь? — спросил Чекан. — А чего это ваша ассистентка не появляется? Давненько я ее не видел.

Доктор недовольно поморщился:

— У меня с ней напряженные отношения.

— — А что так? — хохотнул Михара.

— Я сам тоже неплохо делаю уколы.

— Если б их делала хорошенькая женщина, мне было бы приятнее.

— Думаю, Владимир Иванович, тебе и так будет приятно. Пошли, — и Владимир Иванович указал жестом Муму, чтобы тот прошел в палату.

А там, в прокуренной уже комнате, он жестами приказал Муму убрать остатки закуски и две пустые бутылки из-под водки.

— Многовато вы взяли на грудь.

— Но как видишь, доктор, ничего.

— Вижу, вижу.

Доктор вернулся со шприцем и ампулами.

— Ложитесь. Один внутримышечный, один внутривенный.

— Наркота, что ли? — осведомился Михара.

— Нет, не наркота, — доктор опять щегольнул длиннющим латинским названием, и это подействовало на вора в законе больше, чем любые объяснения. Латынь в устах доктора звучала, как статьи Уголовного кодекса в устах прокурора или судьи.

Михара спустил штаны, лег на кровать.

— Можно было и не ложиться.

— А ходить я смогу?

— Сможете, даже бегать и прыгать.

Доктор сделал один укол в ягодицу, а затем еще один в вену левой руки.

Михара простился с Чеканом, напоследок бросив:

— В общем, ты не задерживайся в городе, а быстренько встреться с Бирюковским, договорись с ним по деньгам, предложи долю. Думаю, за треть от верха он согласится, треть — это немало, это почти в два с половиной раза больше, чем он вложит.

— Хорошо, хорошо, — Чекан уже стал тем, кем он был и раньше, о газете и о телевизоре забыл напрочь.

Борис сидел в машине, разогревая мотор. Чекан опустился на заднее сиденье, махнул на прощание рукой. Михара, доктор и Муму скрылись в доме, автомобиль, мигая габаритными огнями, растаял в сумерках.

Михара вернулся в дом, подошел к ярко горящему камину, погрел руки. То, что он выпил почти бутылку — водки, на нем почти не сказалось.

— Что-то меня знобит, доктор, может, простыл?

— Нет, это лекарство, Владимир Иванович. Вам надо выпить чайку и в постельку, а утром вы себя почувствуете совсем другим человеком. Утром я вкачу вам еще две дозы и на следующий день еще два укола. И думаю, о болях в суставах вы забудете надолго.

— Хорошо бы, — пробурчал Михара, явно довольный отношением к нему и вообще всем тем, что происходит вокруг.

Выпив большую чашку круто заваренного чая, Михара прошел к себе в уже проветренную комнату и устроился на постели, на которой Дорогин успел поменять белье. Михаре было приятно. Он натянул одеяло почти до самых глаз и почувствовал, что почти ничего не соображает, что ему ужасно хочется спать. Последней мыслью было:

«Странное дело, я же выдул целую чашку крепкого чая, а так сильно хочется спать…» — и с этой мыслью он провалился в глубокий, безмятежный сон.

Дважды Дорогин входил в комнату вора в законе, Михара не реагировал ни на скрип открывшейся, ни закрывшейся двери, ни на наглое топанье у своей головы.

Он крепко спал.

Дорогин вышел к хирургу.

— Что, спит?

— Вроде спит, — тихо сказал Сергей.

— И должен спать, — заметил Рычагов, — я ему такую дозу ввалил, что он и к утру не должен проснуться.

— Это хорошо, — сказал Сергей, быстро переодеваясь.

— А ты куда?

— Я в Москву, — ответил он Рычагову. — Если к девяти не вернусь, что-нибудь придумай, скажи, что ты меня вместе с Тамарой послал в магазин за продуктами.

— Хорошо, хорошо, только ты уж, Сергей, постарайся, мне без тебя никак.

— Я знаю, — сказал Дорогин, покидая дом.

Лев Данилович Бирюковский после звонка Чекана из загородного дома доктора Рычагова не на шутку встревожился. Как-никак, Чекана теперь знали все. Вести с ним какие-либо дела было довольно-таки опасно, мало ли что может случиться?

Чекан разговаривал с Бирюковским, как прежде, — на равных, словно в газете не появлялось никакой фотографии, а там поместили снимок кого-то совершенно другого. И теперь Лев Данилович сидел в загородном доме с усиленной охраной. Если раньше телохранителей было четверо, иногда пятеро, то теперь их дежурило девять. Но все равно Лев Данилович не чувствовал себя в полной безопасности. Правда, страшных, пугающих звонков больше не было, однако Бирюковский успокоиться не мог. И если бы не важные дела (как-никак конец года и многие фирмы и люди, бравшие в его банке кредиты, должны были их возвращать и возвращали) то Лев Данилович наверняка уехал бы за границу, пересидел бы, переждал праздники там. Но приходилось вести себя сообразно обстоятельствам.

Чекана он знал давно, бандитские деньги крутились в его банке уже не один год, принося хорошие прибыли. "А другие бандитские группировки его банк обходили стороной, боясь даже подумать о том, что Льва Даниловича можно хорошенько прижать и вытрясти из него миллионы.

Теперь, зимним вечером, Лев Данилович, в домашнем свитере, в вельветовых штанах, расхаживал по своему дому. Дом хоть и был полон телохранителей, но они на виду не крутились. Двое дежурили на улице, двое их постоянно сменяли, остальные находились в доме, в столовой, играли в карты, время от времени осматривая дом.

Бирюковский предупредил, что к нему должен приехать человек, чтобы все были готовы.

Мало ли чего, приезжает все-таки не коллега банкира, а бандит, и хрен знает, что у Чекана сейчас на уме. Может, попробует припугнуть. Но то, что Чекан покушаться на его жизнь не станет, это было однозначно, слишком много его денег лежало в банке, и гибель Бирюковского не позволила бы эти деньги забрать.