Ну эта... Короче, сижу, торчу в этом кабаке, кисло мне. Пособие свое допиваю. Еще дней на пять его, и давай, приятель, двигай на биржу труда. Ага, давай, фрэнд. Валяй, амиго. Конкретно за тряпочкой. Тут мне на чип приходит письмо... А больно, черт, чип дешевый, старый. Бесплатная государственная модель. Мне его еще в младенчестве вставили, такой тут был порядок. Теперь отменили уже, хошь носи его, хошь нет, а тогда – строго. Ну, больно. Чисто в мозги гвоздем ткнули. И, значит, я браслет наручный врубил... что у вас там? Не у вас, а у нас? Техника отсталая? Ну и пошел ты со своей техникой в задницу! Пошел ты, грю. Семигранную гайку в пятом углу искать, понял? Не понял? Тогда заткнись. Ты припомни, мужик, как наши вашу десантную миротворческую операцию без соли схавали. Двадцать девять лет назад, вот когда. Молчи, короче, пей, не зли меня. Сиди, пей, хавай и молчи. Русские угощают. В смысле, террорусские. Это у меня по карте национальность такая. Короче, врубил я браслет. И сперва не разберу, что за хрень. Ага, well... Перевод с женевского на все госдиалекты Терры-2. Сначала испанский прет, я его плохо знаю. Потом польский пошел. Это для меня раз плюнуть, отец у меня почти чистый террополяк, чуть и меня в террополяки не записал, мамаша ему подгадила... Но только я и по-польски не врубился от неожиданности. Dlia: Pan J. Danilievic. Это я Данилевич. Письмо. Моргаю на письмо. Перевод на все госдиалекты бывает, только если какой-то хрен послал тебе какую-то хрень с другой планеты. Нет. Хрен это будет здесь mister, а не well. Здесь хрен – это пан. Это господин. Это сеньор. Или missis. Смотря кто послал. Нет, хрень, это не missis и не miss. Молчи. В общем, потом пошло по-русски.
Ну эта... Типа такое там было: «Привет тебе, тезка. Не хочешь ли посетить старого приятеля? У меня тут скучное житье, хотя и весьма обеспеченное. Если тебе не позволят дела, я не буду в обиде...» В обиде он не будет, тоже мне болт! Сам там загибается. А в обиде, вишь, не будет. Тогда я, понятно, не знал, что он там загибается. Это я потом узнал. Ну, дальше: «Может быть, у тебя сложности с деньгами. Твой ответный вызов по N-связи будет оплачен вне зависимости от длительности контакта...» Я тут чисто обалдел. Это сколько ж бабок! Может, мы коданть научимся вещи передавать по мгновенной связи, а не только информацию. Тоже, будет, значит, наверно, как щас. Одни будут миллионеры пользоваться. Или типа. Ну и в конце: «Если захочешь со мной встретиться, я могу оплатить билет на лайнер по маршруту Терра-2 – Вальс, считая сюда пересадку на Нью-Скотленде...» Во как! А еще, оказывается, он может отмаксовать бабла за обратный билет, въездную визу с неограниченным сроком действия, страховку, трансфер от места посадки до его дома, «и все время пребывания на Вальсе»... Я чуть рылом в стойку не въехал вместо планеты Вальс. Если, грит, появится желание, все дела тебе, грит, налажу за трое суток после твоего ответа. «Буду рад с тобой поговорить. Иоганн Даниельссон». И все. Никаких соплей. Он вообще мужик такой был, неговорливый. Чисто молчун. Его так и звали: Молчун. Где? Понятно где. На руднике. Он оттуда за два месяца до меня «уволился». Срок ему, значит, вышел. Едва жабрами хлопал. Почки ему резали, кожа со щеки слезла рядом с ухом и с шеи тоже слезла, весь он розовый там. Еще двух пальцев на ноге не хватает, правый глаз мандой накрылся, чисто как у меня... Но это, считай, повезло ему. Поверить не могу, до чего ему повезло. Восемь лет Молчун отгрузил. Восемь лет! Как в лотерею – один шанс на миллион. И не только что жив, а еще не оглох, ослеп только на один глаз, и то не до конца, руки-ноги в наличии, нутро не стухло. Даже хрен стоит. Я точно знаю. Нет, не mister. И не missis. Член. Не понял? Как тебе объяснить-то? Ну, младший брат мужика. Гляди, врубился наконец... Короче, дико повезло Молчуну. Я все гадал: за какую радость ему восемь лет навесили? Верную, считай, смерть. Может, людьми закусывал? Или терроризм? Изощренно кого-то он отымел, что ли? Детей в мелкую стружку пошинковал? У нас тут, на Терре-2, только за одно дают исключительную меру, это если ты, как последний урод, церковь ограбил, сжег или попа замочил. Все равно какого: православного, католического... Синагога тоже считается, чтоб ты знал. Один хрен. За остальное тебе светит каторга. Четыре года на руднике максимум. Это «высшая мера» называется, а не «исключительная», то есть надежду тебе оставили: может, выживешь... после дождичка в четверг. Молчун выжил. Понятно, я не спросил у него, мол, чего он тут да за что... Там, мужик, слышь, не поспрашиваешь. Там, внизу, свой закон. За лишний вопрос могут и порвать. А начальство, оно разбираться не будет: упал в шахту, одним работягой меньше... выписать квиток на дармовую ходку в крематорий. А сам он молчит, не болтает. Там таких любят, кто не болтает и ни во что не лезет.
Ну эта... Короче, получил я письмо, помозговал маленько, вижу, надо гребсти на Вальс. А как? Тут сплошной облом, а там поглядим, может, зацеплюсь как-то к чему-то. Приятель, вишь, в людях, при бабках... под крыло зовет. Надо думать, кого-то он там не заложил и сидит теперь на откате. Или когда откинулся на рудник, то было за что... и ментам, гляди, не досталось. Вотак. Это я думал. Вышло-то иначе. Так что давай, фрэнд, еще разок. За бабло. Чтоб не переводилось. Погоди, я с тобой виски выпью... Ну, поехали! Какое фуфло это ваше виски...
Ну эта... Вызвал я диспетчерскую по N-связи, говорю, так и так, хочу разговор с Вальсом. Она мне, девка тамошняя, тарифы выдала. У меня аж очко заиграло. Это ж... Это ж... В общем, ладно. Девке я говорю, ты, мол, эта, давай, мол, за счет тамошнего господина, поняла? Она проверила. Все честь по чести, как положено. Я подумал-подумал и решил приятеля моего из бабок по нахалке не выставлять. Хоть он там какой богатый, а мы, Данилевичи, на халяву жить не приучены и чужое бабло тратить не охотники. Короче, ответил я Молчуну коротко: «Билет закажи на такой-то рейс. Трансфер мне твой нужен как козлу стоматолог, и страховка ровно так же. Все». Я, по правде, знать не знал, что это за хрен такой – трансфер. Разберемся, я подумал. Как-нибудь разберемся с ихним трансфером. Чо ты ржешь? Ты не ржи, ты бухай тихонько, пасть закрымши. А, ты насчет как я с ним познакомился... Обычно познакомился. В забое. Завалило нас. Восемь человек завалило вглухую, двое притом концы отдали. Сидим там, ждем, чего непонятно, спасать таких, как мы, никто не будет. Дешевле новых подвезти. Понятно тебе?
Ну эта... Я сижу тихо, молюсь. Захочет Он меня вызволить – так вызволит, а не захочет – кому нужна такая жизнь! Хрен бы, короче, с ней, с жизнью с распроэтакой. Рядом узкоглазый сидит, вроде китаец, с самой Земли. Тоже тихий такой, молчит, глаза закрыл. Еще там был афроафриканец, этот бубнит-бубнит, все каких-то своих бесов вызывает, мол, помогите. Но хорошо держится, спокойно так. Френч был один, с Марса, этот все плакал, соплями своими захлебывался, помирать, вишь, неохота. Страшно ему. Ну и второй черный, только другой закваски: криком кричит, робу на себе норовит порвать, о стену головой бьется, чисто артист. Одной вроде расы люди, а какие разные! Но, может, этот не афроафриканец был, а какой-нибудь вшивый афромарсианин или афроевропеец? Типа афроженевец? Слабонервный такой. А восьмой – как раз швед мой, Молчун. Я тогда еще не знал его. Может, видел случайно разок, а может, и нет. Короче, торчим мы там, торчим, кто воет, кто буянит, кто молится. Лампы газовые горят, старые, другие там скоро сдыхают. Эти тоже скоро бы погасли, так что концы отдавать, видно, в темноте пришлось бы. Тут Молчун встает, ни слова не говоря, начинает камни ворочать. Понятно, сначала его обругали, чуть погодя обсмеяли. Долбанутый. Чего корячиться – однояко помирать. Молчун ворочает, ему до нас дела нет. Афро... этот самый, буйный, ну орать на него, чисто пес затявкал, пристал как банный лист, не отстает. Молчуну – хоть бы хны. Тогда второй черный встает, первому, значит, – пинка хорошего, а сам тоже валуны тягать принялся. Ну и я к ним. Хоть дохнуть не скучно будет... И китаеза рядом встает. А потом все подтянулись. Пошло дело. Только медленно. Мы, значит, породу отбрасываем, а она, значит, еще сверху, сволочь, сыплется. Два булыжника скинули – три взамен получили. И еще. И опять. И еще, и еще, и еще... Молчун упрямый, тягает и тягает, ровно машина. Трое суток мы тягали с ним, с приятелем моим. Без жратвы, без воды, потом без света. Узкоглазому ступню камнем раздробило, потом уже в больничке тюремной концы отдал. Но выкопались мы. Слышь ты – выкопались! Вотак. А там уже об нас и думать забыли, в мертвецы записали. Даже из харчевой ведомости вычеркнули, из банной тоже... Ржали, суки: трупам мыться не надо, только раз обмыть... Поди ты! Народ косился на нас, как на нечистую силу. Типа воскресли в аду и дали тягу оттудова. Мы, понятно, всех на хрен посылали, ну, ты понял, фрэнд. По морде твоей вижу – понял.
