«А, – догадался Дорогин, – наверное, это постоянные покупатели, и Сильвестр отмечал, что кому продал, пользуясь только ему известной криптографией. Телефоны – чтобы сообщать о появлении новинок. Вряд ли это кому-то поможет, разве что милиции. Преступление, вообще-то, небольшое – купить порнографическую кассету. Если так рассуждать, то и мы с Белкиной преступники. Лучше, чтобы эта записная книжка не попадала к ментам, лишние неприятности людям.»
Он листал блокнот дальше. Появились пометки с цифрами, инициалами, которые говорили о том, у кого и сколько Сильвестр одалживал денег, кому ссужал в долг. И, как выяснил Дорогин, Сильвестр был довольно кредитоспособен, всегда ссужал деньги под больший процент, чем брал сам. В записной книжке велась бухгалтерия: приходы, расходы. Все записи были сделаны одной рукой и, судя по корявому почерку, самим владельцем. Буквы были такими же неряшливыми, как и сам Сильвестр.
Между страницами оказался сложенный вчетверо лист бумаги, на котором уже другой рукой было написано: «Медвежьи озера». А под надписью нарисована схема, показывающая, как проехать от Горбушки к поселку, и проставлено странное время для встречи – 24.00 – 1.Ю. Все указывало на то, что человек, рисовавший план, был очень озабочен тем, чтобы Сильвестр никого ни о чем не расспрашивал.
«Медвежьи озера-. – что-то знакомое для Дорогина мелькнуло в этом названии. Он был абсолютно уверен, что никогда не бывал в этих местах. – Но где же я о них слышал? – подумал Муму и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Белкина же совсем недавно, незадолго до исчезновения, рассказывала о поездке с каким-то следователем из прокуратуры на Медвежьи озера.»
Белкина рассказала ему столько историй, что все их запомнить было невозможно. Помнил Сергей и об обгоревших трупах, и о спрыгнувших с крыши девчонках, и о торговцах наркотиками, и о таможенниках, которые берут взятки. Подробности этих историй путались в голове Муму.
– Случайных совпадений в жизни не бывает, – произнес Дорогин, поворачивая ключ в замке зажигания.
Он не предполагал, что за ним могут следить. Кому он был интересен?
Люди Мамонтова рассуждали иначе, один из них: уже говорил по телефону:
– Петрович, тут какой-то мужик Сильвестром интересовался.
– Многим сейчас Сильвестр интересен, – сказал Мамонтов. – Может, это один из его многочисленных покупателей?
– Э нет, тут дело сложнее, – сказал бандит, – ему рюкзак Сильвестра передали. Мы хотели подойти на Горбушке, но там народу много.
– Где он?
– Мы за ним едем.
– Найдите место, чтобы с ним поговорить, – не стал слишком распространяться Мамонтов.
Но его люди прекрасно поняли своего хозяина: следовало взять незнакомца в оборот. Они все еще опасались, что тот может оказаться сотрудником милиции, но Дорогин ехал по городу, нигде не останавливаясь, словно имел четкую цель впереди.
– В ментовку не заехал, никому не позвонил, – переговаривались люди Мамонтова.
– Где бы его прижать?
В городе такой возможности не представилось. На шоссе движение было довольно оживленным, и бандиты не рисковали устраивать гонки. Если бы стояла ночь, было бы проще: прижал к обочине, и потом никто не обратит внимания на автомобили с погашенными фарами.
Дорогин ехал быстро. Уже на подъезде к Медвежьим озерам один из людей Мамонтова засомневался:
– Уж больно дорога знакомая, – обратился он К шоферу.
– Вот и я думаю. Тут же наших положили.
– К кому он направляется?
– Держись на всякий случай подальше, но из виду не упускай.
Сергей ехал точно по плану, начерченному рукой покойного видеоинженера, той самой дорогой, по которой ехал Сильвестр, чтобы забрать партию кассет с ворованным порнофильмом. Он пытался рассмотреть крышу дома, обозначенного на плане, но видел лишь лес. Приехав на место, Сергей резко затормозил и присвистнул: на железных воротах был номер нужного ему дома, но самого здания уже не существовало. Стояла обгоревшая коробка, окруженная обуглившимися деревьями с черными скрученными листьями.
– Вот это да!
Судя по всему, пожар произошел неделю назад. Местами между углями уже пробилась травка. «Раз уж приехал сюда, нужно понять, что же здесь произошло, расспросить соседей», – подумал Дорогин. Увидев пожарище, он припомнил, в связи с чем ездила сюда Белкина: «Шесть обгоревших трупов».
Пожарище никто не охранял, ворота стояли нараспашку, и никто не помешал Дорогину войти во двор. Он ходил по пепелищу, изредка подковыривая ногой блестящие, словно лакированные, уголья. По всему было видно, что тут уже попаслись местные жители и их чада. Пожар всегда привлекает внимание, всегда есть шанс найти что-то уцелевшее от огня. Здесь были сгоревшая видеоаппаратура, множество проводов, россыпью лежали похожие на клеверные листья прокладки от видеокассет. Дорогин нагнулся, поднял одну из них. Рядом отыскалась и металлическая оська. «Этого добра тут был целый вагон», – разглядывая россыпи, решил Дорогин.
Бандиты, следовавшие за ним, оставили машину в отдалении и наблюдали за Дорогиным с солидного расстояния.
– Не нравится мне это, – сказал бандит, вновь поднося к уху телефонную трубку. – Петрович, вот какие дела. Наш мужик приехал в Медвежьи озера. Ходит возле сгоревшего дома, что-то выискивает.
– Возьмите его, только осторожно.
– Что дальше с ним делать? – у бандитов даже не возникало мысли, что Дорогин сможет оказать им достойное сопротивление. В мыслях они уже видели Муму в своих руках. У каждого из них было по пушке.
– Рядом есть дом, семьдесят второй, там живет мой приятель, человек надежный. Заведете гостя к нему, скажете, Петрович распорядился, а я сейчас подъеду.
В трубке стоял гул: Петрович ехал в машине и разговаривал по телефону.
А в семьдесят втором доме, о котором говорил Петрович, сидел в это время на веранде в спортивных штанах, в майке без рукавов и в резиновых тапках на босу ногу Антон Хрусталев – доверенное лицо Петровича, с которым бывший заключенный Мамонтов договорился, что тот будет присматривать за домом. Дома уже не существовало, но привычка – вторая натура. С «Беломором», зажатым в пальцах и давным-давно погасшим, Хрусталев поднялся с табурета и приблизился к распахнутому окну. Сквозь зелень он увидел мужчину, прогуливающегося по пепелищу. «Нет, не прогуливается – ищет», – решил Хрусталев, заметив, как мужчина что-то ковыряет палочкой в черных угольях.
Антон накинул на плечи пиджак, поджег папироску и, даже не прикрыв дверцу веранды, двинулся к сгоревшему дому. Ему хотелось рассмотреть лицо незнакомца, немного поговорить, а уж потом доложить Мамонтову, что, дескать, наезжал сюда такой-то и такой-то, интересовался тем-то и тем-то. Глядишь, Петрович и не забудет, подкинет чего-нибудь за старания.
– Эй, мужик, – крикнул он в спину Дорогину, опираясь локтями на невысокий забор, выкрашенный зеленой краской, – потерял чего? Или, может, к родственникам приехал?
Дорогин уже придумал, как «подъехать» к кому-нибудь из соседей. Он медленно обернулся:
– Участок, наверное, хозяин будет продавать? Дом-то сгорел.
И тут оба – и Хрусталев и Дорогин – напряглись, всматриваясь друг в друга. У Хрусталева возможности подойти к Дорогину не было, мешал забор. Дорогин же двинулся навстречу, его глаза сузились, брови сошлись к переносице. Хрусталев не верил собственным глазам, он был уверен, что Дорогина давным-давно нет в живых.
– Серый, ты, что ли? – картинно сбрасывая с плеч накинутый пиджак и распрямляя спину, воскликнул Хрусталев пересохшим голосом.
– Я, Антон, а то кто же!
– Тебя похоронили давным-давно. Я за упокой твоей души не одну бутылку выпил.
– За упокой души, Антон, свечки ставят, а пьют за здравие.
– Это мы мигом исправим, – воскликнул Хрусталев, совсем забыв, зачем он шел к пепелищу.
Через минуту Дорогин и Хрусталев шли в обнимку, как одноклассники или однополчане. Но их сближало большее – два года, проведенные в одном бараке, два года в одной бригаде. Они знали друг о друге больше, чем родные братья.