Тот положил автомат на капот джипа, принял упор и выпустил длинную очередь. Пули веером вошли в воду прямо перед носом катера.
– Собаки! – пробормотал Комбат. – Андрюха, покажи-ка этим уродам как надо стрелять, а то они, я вижу, не умеют.
– А может, не надо, Иваныч?
– Давай, – сказал Комбат, вернее, приказал.
– Ну, ладно.
Четырнадцать пуль вошли прямо у ног, почти в подметки башмаков людей, стоящих на берегу.
Те испуганно отпрыгнули.
– Вот так стрелять надо! Ты меня понял? – крикнул Комбат, держа автомат наперевес, готовый в любую секунду им воспользоваться. – Так понял или нет?
– Давайте договоримся! – закричал начальник охраны.
– О чем договоримся?
– Обо всем, – ответил начальник охраны.
– Обо всем ты будешь договариваться со своей женой, – крикнул Комбат. – Запускай двигатель, Гриша. Вперед! И если кто-нибудь шевельнется, стреляй, Андрюха. А вы, ребятки – на дно катера! – обратился Комбат к Роману и Марине.
Девушка сидела растерянная, втянув голову в плечи. Комбат взял ее и несильно толкнул:
– Ложись, ложись на дно, родная, а то сейчас стрельба может начаться.
Глава 23
Гриша Бурлаков развернул катер, запустил двигатель на всю мощь и погнал вверх по реке.
Андрей Подберезский все это время держал под прицелом стоящих на берегу людей. И может ;быть, если бы те шевельнулись или принялись стрелять вдогонку, то Подберезский ответил бы им. Но люди из охраны Учителя хранили спокойствие, лишь их взгляды выражали ненависть к этим непонятно откуда взявшимся вооруженным людям.
А в это время в поселок сектантов прибыл вертолет «Ми-8», на борту которого находились японцы – те самые, с которыми Комбату пришлось встретиться на полигоне под Москвой. Они уже закончили курс обучения. Но вместо того, чтобы убраться на свои острова, они направились в Иркутск. Там их встретили. Тяжелый военный вертолет уже был готов к отправке и им лишь оставалось погрузиться, дождаться еще небольшую группу из пятнадцати человек и все они полетели к поселку сектантов.
К встрече гостей все было готово. Их ждали недавно построенные домики, в которых было тепло и чисто. Эти люди были нужны Учителю, он полагал, что с их помощью, а также с помощью ученых, работающих день и ночь в лаборатории, он сможет поставить на колени весь мир, обессмертить свое имя, вписав его в анналы истории.
Он надеялся, что станет вначале властелином огромной территории России, а затем его власть распространится на весь мир. Ведь устоять перед тайным оружием, которым будет владеть он, ни в состоянии никто из белых. И удар, который он нанесет, окажется страшным.
А те фанаты, которые прибыли вместе с японцами, тоже будут оружием в руках Учителя.
Именно они и еще сотни, а может, тысячи других, преданных Учителю людей, верящих каждому его слову, боящихся его, проникнутых его учением, на первый взгляд, глупым и бессмысленным, разнесут заразу по всему миру. Спровоцируют гибель белых людей в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах России. А затем толпы китайцев хлынут со своих перенаселенных земель на опустевшие просторы России. И до этого дня, до дня страшного суда, осталось недолго.
Учитель, сидя на втором этаже, в огромной комнате с зашторенными окнами, перебирая в толстых пальцах четки из драгоценных камней, словно бы отсчитывал дни, которые остались человечеству.
"Скоро, скоро в страшных муках вы все уйдете на тот свет. Уйдете, и ваши тела будут преданы земле. А может, и не будут, возможно, паника окажется настолько сильна, что некому будет хоронить умерших и они станут гнить, разлагаться, испускать зловоние, невыносимое и удушливое.
Весь мир пропитается запахом дерьма".
– Скоро, скоро, – бормотал Учитель, передвигая отполированные крупные драгоценные камни четок. – Еще день, еще неделя и вирус размножится. Его будет так много, что я смогу распространить свое учение на весь мир. Но вначале я должен всех напугать. Ведь только смертельно испуганный человек делается покорным, жрет экскременты, и из него можно лепить все, что угодно.
Учитель сам вышел встречать прибывших гостей. Он прикоснулся мокрыми, обильно смоченными слюной пальцами к затылку каждого, благословляя этим и принимая их на своей земле. А затем Учитель проследил, как выгружают из вертолета ящики, контейнеры и коробки.
На всех пестрели надписи, в большинстве случаев, иероглифами. По бумагам в этих ящиках находилась научная аппаратура для лабораторий.
На самом же деле, они были полны оружия, средств связи и боеприпасов. Оружие было в основном импортное.
Один из помощников Учителя, склонив голову, подошел к нему и подал трубку телефона. Красная лампочка на корпусе пульсировала.
– Кто это? – спросил Учитель у помощника.
– Люди из охраны.
– Что они хотят?
– Они сообщают, что случилась небольшая неприятность.
– Какая? – спросил Учитель.
– Наши люди не смогли взять беглецов.
– Почему? – голос Учителя звучал спокойно, как будто даже равнодушно.
Он говорил так, словно бы его вообще не интересовала судьба Романа Богуславского и девушки.
А на самом деле, все внутри этого гнусного человека клокотало от ярости. Единственное, что выдавало нервное напряжение, это время от времени подергивающаяся щека и подрагивающее веко левого глаза.
– Начальник охраны сообщает, – продолжил помощник, – что беглецы добрались до реки.
А там их взял катер.
– Откуда катер? – тихо спросил Учитель.
– Какой катер? – закричал в трубку помощник. – Они сами не знают, что за катер, но на нем трое вооруженных людей. И скорее всего, это не военные: одеты не в форму и на охотников они тоже не похожи. Вооружены автоматами «Калашникова».
– Кто такие и что они делают на нашей территории?
Помощник пожал плечами.
– Значит, так, – решение у Учителя созрело прямо здесь, на месте. Спроси-ка, куда они движутся?
Тот закричал в трубку срывающимся от напряжения голосом:
– Куда плывет катер? Куда плывет катер, спрашивает Учитель.
– Я ничего не спрашиваю, – прошипел Учитель.
– Да-да, куда плывет катер?
– Вверх по реке.
– К нам, к селению?
– Они говорят. Учитель, что катер поднимается вверх.
– Я слышу, не глухой, – тихо произнес Учитель и подозвал к себе пальцем японца в камуфляжной форме, из тех, что совсем недавно прилетели на военном вертолете.
Японец лишь на полигоне делал вид, что не понимает русского языка. На самом же деле, он не только прекрасно понимал, но неплохо изъяснялся.
– Послушай, – тихо сказал Учитель, – для тебя и для твоих людей есть работа. По реке поднимается катер, на нем двое оступившихся, ослушавшихся меня, не желающих повиноваться моей воле и работать на наше дело.
– Что я должен сделать, Учитель? – спросил японец, немного склонив голову.
– Я хочу, чтобы ты и твои люди взяли их, взяли двух моих беглецов и доставили сюда живыми.
– А людей на лодке? – японец стоял неподалеку и слышал весь разговор Учителя с помощником.
– С ними можешь делать все, что угодно.
Кстати, – обратился Учитель к помощнику, – солдаты нашли беглых заключенных?
– Нет, вроде бы, – ответил помощник.
– Тогда ты скажешь, если что случится, что, мол, мы приняли их за беглых заключенных, предложили им сдаться, а они оказали сопротивление. И тогда ты, твои люди, расправились с ними так, как те того заслуживают.
Учитель говорил неторопливо, веко подергивалось. И он тыльной стороной пухлой ладони, как подушечкой, промокнул слезу, которая покатилась по жирной щеке.
– Быстро, выполняйте! Жду хороших новостей, – он медленно развернулся и, приподнимая руками полы своих белых одежд, направился к автомобилю. Мелькали розовые пятки над деревянными подошвами сандалий.
Учитель шел неторопливо, величественно. Все, кто были рядом, опускали головы. Они были покорны его воле. А те, кого мучили сомнения в правильности учения, просто-напросто боялись его.