Петруха кивнул и, сжимая ствол автомата, двинулся, обходя охотничий домик, прячась за деревьями и кустами. Он довольно быстро добрался до реки, еще было не очень темно. И когда увидел большую лодку с мотором, чуть не вскрикнул от радости.

"Вот на этой-то лодке они и выберутся.

Можно плыть по ночам, а можно плыть и днем.

Прикинуться охотниками, рыбаками, да мало ли кем! Главное, добраться до какого-нибудь населенного пункта, ведь это не уставал повторять Грош".

– Ну, что будем делать? – уже в который раз спросил Сема.

– Петруху надо послать туда, пусть он с ними разберется. А мы посидим на выходе. Если они повыскакивают и если какой базар-вокзал, мы их всех в расход. Согласен, Сема?

– Да, крови на наших руках уже хватает, так что, одним больше, одним меньше…

– Вот и я так думаю, – пробурчал Грош, поглаживая ствол автомата, – одним больше, другим меньше. А нам они помогут. Наверное, жратва в домике есть, водка, да и шмоток возьмем. Где же этот Петруха? Ходит, как беременный таракан, только за смертью посылать.

– Нормальный он, нормальный хлопец. Что ты, Грош, на него взъелся?

– Не взъелся, обузы не люблю. За тебя я спокоен, а вот он может сболтнуть лишнего.., потом.

– Не должен, вроде. Не переживай по пустякам, не в его интересе.

Скрипнула ветка, затем послышался хруст и из кустов выбрался Петруха.

– Эй, там лодка! – сдавленным голосом произнес он. – Большая и с мотором. Привязана к дереву, на мостках, в заводи.

– Мотор на ней есть?

– Кажется, там автомобильный движок стоит с водометом.

– Лодка, говоришь? – оживился Грош.

– Да, лодка.

– А мотор ты, Петруха, запустить сможешь?

– Не знаю, когда-то удавалось. Раньше плавал по реке, я же сам с Истры.

– Это хорошо. А ты, Сема, рубишь в механизмах?

– Смотря в каких, Грош. Я рублю в замках неплохо, а вот насчет лодочных моторов… Я же не дизелист, – сказал Сема.

Грош скрежетнул зубами. Он сам ничего не понимал в лодочных моторах.

– Ну, да ладно, как-нибудь выберемся.

– Послушай, – вдруг проговорил Сема, – а может, ну их к черту, этих охотников или кто они там? Возьмем лодку и сделаем ноги. Тихо отплывем и только они нас и видели.

– Тихо, говоришь? – проронил Грош.

– Ну да. Тихо отвяжем лодку, оттолкнемся и с концами.

– А жрать ты что будешь, Сема?

– Жрать – это действительно проблема.

Мужчины уже давно были голодны, есть хотелось нестерпимо. И может, если бы не голод, то Грош и не решился бы на нападение, а так выбирать не приходилось. Он несколько минут еще мешкал, а затем повернулся к Петрухе.

– Ты как?

– Нормально, – ответил молодой парень, тряхнув головой.

– Это хорошо. Тогда, Сема, может, ты скажешь, как будем брать, как захватим домик?

– А что здесь думать, Грош: ворвемся, пушки наставим, всех свяжем. А если кто рыпнется – пулю в лоб.

– А дальше как? – спросил Грош, поглаживая ствол автомата.

– Свяжем их, жратву заберем, закроем в домике и тю-тю отсюда.

– А если они выберутся, шум поднимут, расскажут, что нас видели? Думаю, военные ходят, нас ловят.

– Может, ходят, кто их знает?

– Я думаю, их всех надо кончить, – спокойно сказал Грош. – Пристрелим, а домик подожжем.

Пусть сгорят с потрохами, превратятся в головешки. Не будет их живых, не будет и свидетелей.

Никто нас не видел.

– Так-то оно так, – неуверенно сказал Сема.

А между тем, он прекрасно понимал, что с охотниками лучше всего расправиться, и правда, скорее всего, на стороне его приятеля. А жалость здесь неуместна. Тем более, что руки у бандитов были по локти в крови и одной смертью больше, одной меньше – это уже ничего не решало.

Возможно, если бы бандиты знали, кто в домике, они обошли бы его стороной, несмотря на жгучий, нестерпимый голод и желание покурить, приодеться. Они обошли бы домик за десять верст, не осмелясь подойти к нему на расстояние выстрела. Но бандиты пребывали в неведении и надеялись, что охотники, не ожидающие нападения, станут их легкой добычей.

– Послушай, Грош, – сказал Сема, – может, дождемся утра?

– И что, будем мерзнуть, сидеть под деревьями? Ведь даже костра не разожжешь.

– Не впервой, – сказал Сема.

– Если хочешь, сиди здесь, а мы с Петрухой пойдем, переночуем, как люди, в тепле и сытости.

– Нет, я с вами, – у сказал Сема.

– Ясное дело, что с нами, куда же ты денешься! – и Грош махнул рукой. – Сейчас пойдем, надо с ними кончать. Ворвемся в дом, всех положим на пол, руки свяжем, возьмем все что надо.

Может, переночуем ночь в домике, а потом будем уносить ноги. Петруха, ты постоишь у окна, понял? И если кто вдруг выскочит, бей, стреляй не задумываясь.

– Понял, – кивнул парень, понимая, что лучше Грошу не перечить, да и спорить бессмысленно.

Петруха уже давно пожалел, что убежал вместе с этими двумя мерзавцами. Лучше тюрьма, лагерь, чем холод, голод и опасности. Ведь, скорее всего, их поймают, хотя, пока что Бог миловал и бандитам удавалось вовремя уносить ноги, обходя засады, расставленные солдатами.

– Пошли.

– С Богом.

– Ты Бога не поминай-то.

Уголовники, держа автоматы наготове друг за дружкой медленно двинулись к домику. Петруха обошел домик и стал шагах в семи от маленького окошка, спрятавшись за пихтой.

Он тут же подумал:

«Какого черта меня сюда поставили? Через это окошко даже собака не выскочит, такое оно маленькое. Ну, ладно, Грош поставил, ему и решать».

Дверь в домик оказалась не запертой. Охотники явно никого не опасались. Грош и Сема вошли бесшумно, лишь дверь едва слышно скрипнула, тонко и протяжно. Бурлаков этот скрип слышал, но подумал сквозь сон, что, скорее всего, это Комбат или Андрюха вышли отлить. Дело обычное.

Поэтому он лишь повернулся на бок, удобнее устраиваясь в своем спальнике.

Когда глаза бандитов привыкли к темноте и они смогли рассмотреть трех спящих мужчин, Грош поднял автомат и громко сказал:

– Эй, мужики, не рыпайтесь, а то пристрелю, не задумываясь! А ты, Сема, зажги фонарь.

Комбат услышал этот противный голос и немного приоткрыл глаза. Он увидел темные силуэты, мягкий блик на стволе автомата.

«Интересно, кто это?» – подумал он, поворачивая голову.

– Я сказал лежать и не рыпаться!

– Мы и так лежим, – прошептал Рублев.

Бандитов было двое. Один возился с фонарем.

Наконец тот загорелся и свет показался удивительно ярким, даже ярче солнечного. Комбат на секунду зажмурился.

– Ну что, уроды? – пробурчал Сема, оглядываясь по сторонам.

В углу, на бревенчатой стене, висели три охотничьих карабина.

– О, и пушки у них есть! Слышишь, Грош? – Сема подошел, снял оружие и перенес его к двери. – Слышь, Грош, и жратвы у них море.

Действительно, на столе стояли ящики, банки, картонные пачки, а от печки вкусно тянуло мясом.

Сема сглотнул слюну.

– Эй, кто вы такие? – приходя в себя, поинтересовался Бурлаков.

– Лежи и не задавай вопросы, – направив прямо в лицо Бурлакову автомат, сказал Грош. – Ты что, прокурор или следователь, чтобы задавать вопросы? Здесь я спрашиваю, а не вы. Так что, лежите и не дергайтесь, пока целы.

«Солдаты, появившиеся днем у домика, говорили о трех беглых заключенных, а здесь их только двое, – вспомнил Комбат. – Интересно, а где же третий? Скорее всего, на улице. А может, его уже нет в живых? Может, их осталось двое?» – и Комбат встретился взглядом с Подберезским.

Тот моргнул, давая знать, что пришло время действовать.

– Послушайте, мужики, если вам что надо, возьмите и идите своей дорогой. Мы тут отдыхаем, приехали черт знает откуда.

– Молчи и не выступай! Захлопни рот! – явно выходя из себя, начинал нервничать Грош.

Ему хотелось как можно скорее разделаться с этими тремя и приняться за жратву. В теплом, хорошо натопленном домике все его тело мгновенно налилось мягкой тяжестью, и Грош почувствовал, как нестерпимо хочется спать, вот здесь же, на топчане, у печи, от которой тянет таким приятным теплом.