— Понял, как не понять! — истово затряс башкой Тенкин. — Да тебя теперь благодарить, Лесик? Чем отдариваться? Я же простой мужик, ничего в вашей магии не понимаю, ни шапки-невидимки, ни сапог-скороходов не имею, а что еще дарят чародеям — не ведаю…

— А ты поминай меня добрым словом, — посоветовал Нов, — сам другим людям добро твори и детей учи тому же. А они пускай внуков твоих учат, а те — правнуков. Так и пойдет добро по земле нашей.

— Спасибо, Лес. Храни тебя Батюшка с Матушкой.

— Проводи меня со двора.

Лес взобрался на жеребца, и теперь уже не на голый хребет, потому что Тенкин подарил ему прекрасное седло с серебряной отделкой.

Из Козырьграда Лес выезжал западной дорогой. Путь шел мимо стрелки, где речка Инда впадала в реку, давшую название городу. Там Нова поджидала засада — тройка патрулей. Врасплох его не застали, способности вещуна вовремя предупредили Нова о готовящемся нападении. Юный чародей отвел глаза стражникам-лесичам и спокойно проехал бы мимо, кабы не тройник-ют. Тот не поддавался внушению. Он и разглядел беглеца на залитой лунным светом дороге.

— Стой! — заорал ютант и поскакал наперерез.

Патрули-лесичи рванулись за ним, хотя никого и не видели. Для них Нов был пустым местом. Юты внушению не поддаются, сказал себе Лес, но про коней такого не скажешь. Лошади нашенские, местные.

Чародей представил вставшего на вздыбки медведя, тянущего когтистые лапы к морде ютова коня. Тот страшно заржал и встал навздым. Ют вылетел из седла в придорожную пыль.

— Лети, — мысленно приказал Нов Грому.

Вороной стрелой понесся по тракту, стуча копытами так, будто дорога была железной. Лесичи пропустили его, потому что попросту не видели. Ют видел, орал и тыкал пальцем в сторону пацана, но патрули лишь вяло шевелились, засыпая в седлах.

На рассвете Нов попал в следующую засаду. Патрули прятались в придорожном ернике и осыпали коня стрелами прежде, чем чародей успел принять хоть какие-то меры. В самого Леса не целились, видимо, имели приказ взять живым. Да друг в дружку лесичи вообще редко стреляли: в Лесном княжестве практически любой носил заговоренную от стрел рубашку. Так что какой смысл зазря стрелы переводить?

Но живую конскую шкуру не заговоришь, поэтому стрелы из кустов вонзились в бока Грома, и он рухнул, утыканный древками, как шиповник иглами. Нов перевернулся в воздухе и сумел приземлиться на ноги. Он не зря не выпускал из левой ладони маленький туесок с соком тирлича, замешенном на печной саже. Мазь отрок приготовил в доме Тенкиных во время сборов в дорогу, как будто заранее знал, какая с ним беда приключится. Поэтому сейчас сбросил крышку с туеска, сунул пальцы и быстро намазал лоб, грудь и под коленками (будто перекрестился). Последние мазки наносил прямо на штаны, надеясь, что мазь просочится до кожи. На раздевание времени не было.

Прошло секунд пять, прежде чем волшебная сила травы сработала и вознесла пацана вверх, где он укрылся в раскидистой сосновой кроне. Сок корня служил для вертикального взлета. Чтобы двигаться горизонтально, нужно обрызгаться соком стебля. Мешкать не следовало, потому что патрули видели его взлет и теперь вслепую обстреливали макушку сосны в надежде, что хоть одна шальная стрела достигнет цели и чародей свалится к ним в лапы. Шутить с этим не следовало.

Лес развязал торбу, которую перед дорогой повесил на лямке через плечо, как стражник на базаре сумку с документами. В торбе лежал рыбий пузырь с соком. Раздавил меньшую половинку пузыря о грудь и размазал по телу. Ветерок понес пацана прочь от места засады. Луна, к счастью, как раз спряталась за тучку, так что отлет Леса остался незамеченным. И слава Батюшке!

Сколько времени продолжался полет над тайгой, Нов не знал, потому что заснул, качаясь на ветерке. Проснулся, судя по солнышку, чуть заполдень. Представил, что тело наливается тяжестью, и плавно пошел вниз.

Место приземления было удобным. Сверху виднелась поляна, река Труба и заросли малинника. Имелась куча сосновых веток. Возможно, леший заготавливал стволы для постройки дачки. На своих участках лесовики отходы никогда не разбрасывают как попало. Птица в свое гнездо не гадит.

Нов приземлился на поляне, развел костер. Сходил к реке, осмотрел берега. Противоположный был низким, покрытым валунами и галькой, а этот ограничивал глинистый обрыв. Глина была не ахти какого качества, но для сына кудесницы сойдет и такая. Лес отломил ком, замесил на воде и тут же, на берегу, вылепил горшок. Вышел он весьма кривобоким и шишковатым: без гончарного круга красивую посуду не изготовить. Нов навел кудеса (у кудесниц это выходило куда лучше, потому что они с рождения изучали законы красоты и сообразности), горшок засверкал узорами и выпрямился. Отрок слепил две тарелки и чашки, закалил их на огне костра. Зачем ему две тарелки и две чашки, он сам не знал. Никаких гостей здесь, в глухомани, он не ждал.

Юный чародей наполнил горшок водой из реки и поставил на огонь. Пока вода закипала, он подстрелил и разделал пару рябчиков, покрошил в варево найденную прямо под ногами черемшу и стал выстругивать ложку.

Похлебка удалась. Даже соль отыскал юный чародей в торбе, которую ему в дорогу собирали супруги Тенкины. Сгущались сумерки. Нов насторожил вещун-слух, но не почуял ни одного человека поблизости. Опасаться было некого, и Лес растянулся на травке, глядя на проступающие в гаснущем небе звезды.

И тут он возник!

Еще секунду назад на поляне никого не было, да и поблизости тоже, а теперь у костра стоял человек. Обут он был в мягкие сапоги, одет в замшевые штаны и шелковую безрукавку, на широком поясе у левого бедра висел меч, а у правого — длинный, с локоть, нож. На груди висела кожаная сумка, на запястье левой руки посверкивал отблесками огня массивный шипастый браслет. Соломенные волосы незнакомца были схвачены плетеным берестяным ремешком. Глаза он имел голубые, волосы слегка вьющиеся, нос прямой, подбородок правильный, с ямочкой, бороды и усов не имел. Росту высокого: сажень и две четверти, — мышцы крепкие, ноги длинные.