— А болтали-то, — вздохнула хозяйка, — кто школу ютову закончит — всю жизнь с золота есть будет.

— Коли раньше головой в кусты не перекинешься, — сказал Лес. — И не трус я, а лесич, но не хочу, как пес, нападать на любого — в кого хозяин пальцем ткнет. Мы из лесного рода, и хозяев над нами нет… Так поможете мне?

— Помогли бы с великим удовольствием, — сказала хозяйка. — Вижу, что человек ты храбрый, но умный, а одно другому вредит. Вот. Да незадача в том, что на хозяина моего хомут наложили, мается, бедолага, света белого не взвидел.

— А кто наложил-то?

— Да уж известно кто: Филиха. За огороды у нас с ней пря пошла. Она говорит: моя земля, — а мужик мой: врешь, ведьма! Слово за слово, срамом по столу, третий день супруг мой ревмя ревет, а помочь некому. Филиха всей округе известна, ни один колдун заклятия черные снять не решается — Филихи боятся. Всех запугала. И откуда только такие ведьмы злые берутся? Остальные-то люди как люди, ничего от них плохого не видели. Утянут разве стакан молока у коровки, но кто внимание на такие мелочи обращает? Пользы-то от них куда больше. Вспомнить хотя бы, как колдуны с ютроллями-то храбро бились, кабы не они, может, и битву бы нам не выиграть…

— Пошла молотить, цепа не нужно, — не больно-то вежливо прервал болтушку Нов. — Давай-ка вот как сделаемся. Ты коня моего пристрой, а потом пошли в избу. Погляжу на твоего хозяина. Глядишь, чего и придумаем, найдем способ хомут снять.

— А Филихи не боишься?

— Пусть она меня боится, — сказал Лес.

— Ой, тебя, видать, Батюшка нам послал…

В избе на лавке постанывал огромный бородатый мужик-хозяин. На лице его гроздью переспелой брусники пламенел преогромный бугристый нос. Дышал хозяин тяжело, задыхался, хватая, как рыба, ртом воздух.

— Ой, смерть моя неминучая, — причитал он. — Удушила вконец Филиха проклятая.

— Сам видишь, как мужик мой мается, Кос Тенкин. Помоги, парень, век благодарны будем.

— Попробую, — просто сказал Нов. Склонился над Тенкиным, разглядывая носопатку заклятого. Раздуло ее так, будто у мужика и впрямь не нос, а член прирос. Точно: надела хомут Филиха — синела вокруг багряного носа полоса-рубец, дышать не давала. Лес протянул пальцы к сопатке тенкинской, повел по рубцу. Подцепил ногтем основание хомута и давай мотать на средний палец виток за витком. Нос Тенкина тут же побелел, задышал мужик широко и привольно, только вот рубец обвивал теперь палец отрока наподобие злого перстня. Жал-давил, огнем жег. Ну, это не страшно. Огонь на огонь!

— Где печь, хозяйка?

— Дак в летнике. Эту печь по теплу-то не топим. Нов вышел вслед за хозяйкой на летнюю кухню и сбросил хомут в топку. Пламя хлестануло из печи, словно горыныч огнем плюнул. Отрок прикрыл дверцу и обернулся к женщине.

— Таким вотом, — пояснил он, демонстрируя растопыренные пальцы, чистые — без хомутов.

Кос Тенкин сидел на лавке, растирая онемевший нос и посылая по Матушке Филиху, а с нею вкупе и всех прочих ведьм. Но дышал он прекрасно, с беглого взгляда было видно, что мужик оклемался.

— Как тебя кличут, мальчик? — спросила женщина.

— Лесом зовут.

— Будем теперь знать, за кого просить Батюшку.

— Да ладно, чего там, — засмущался Нов.

— Нетушки, — заявил Кос, — нельзя это дело считать за нарошешное. На пласт ведь уложила, злыдня… А ты, Лесок, не можешь ли Филихе хомут наложить в отместку? Чтобы неповадно было добрых людей мучать. Она-то, Филиха, не меня одного уложила, весь околоток стонет, лихоматом клянет проклятую…

— Ой, не связывайся с Филихой! — запричитала Тенкина. — Она хомуты не только на людей — на коров накладает. Разнесет вымя кормилице, вместо молока кровь идет. Да что там коровы-лошади! Она-то, Филиха, хомут одеть может на овощ даже. Сама видела: пошептала над редькой кого-то — так на редьке кругом, кольцом почернело.

Слушая бабьи причитания, Нов решил, что ведьму следует приструнить. Совсем распустилась, злее юта лютует.

— Вот что, Тенкина, — сказал он, — неси сюда ступу да пест, а со двора притащи собачьи хохоряшки.

Хозяйка безропотно принесла посуду из кухни и собачий помет с улицы. Но когда Лес бросил хохоряшки в ступу и принялся толочь, бабье сердце не выдержало.

— Ты кого это ладишь? — запричитала она. — Экое дерьмо в чистую посуду поклал! Ты меня за чернолапотницу держишь, какая из избы выходит, а след за ней на снегу — черный, ли чо ли? Я — аккуратистка, и мужик мой то подтвердит. Не так ли, Косюшко?

— Цыть! — рявкнул мужик. — Пущай ладит! Видно, жажда мести жгла его изнутри.

Лес напрягся, и с пальцев его в ступу стекло пять языков огня. Хохоряшки потемнели и съежились. Нов принялся мельчить собачий кал в муку.

— Вот, хозяйка, — сказал он, возвращая ступу. — Порошок подсыпь Филихе, она свои злые способности и потеряет.

— Да как же я ей подсыплю-то? — озадачилась баба. — Я в гости к имя не ходок, да и она нас своими гостеваниями не шибко-то балует… Вот ежели бы впотай к ей прокрасться, так стыдно навроде лихого человека в чужу избу лезть. А ну соседи увидят? Какая такая дурная слава про меня пойдет? Как я имя в глаза смотреть стану?

— Ладно, — решил Лес. — Сейчас сама прибежит. Пошли в летник.

Нов и хозяева перешли в пристройку. Отрок выбрал небольшой горшок, влил полкружки воды и поставил на огонь. Бросил туда корешок тирлича из кошеля.

— Сейчас прибежит, — сказала Лес. — Как войдет, ты, хозяйка, возьми ухват и поставь кверху ладом, чтобы сразу не убегла. А ты, хозяин, гляди в горшок. Как закипит, сейчас представляй себе Филиху и зови шепотом.

Сам тем временем размешал хохоряшки с водой и на стол выставил. Вода в горшке закипела, и через пару минут приметелила Филиха — старая обрюзгшая баба. Влетела, глянула в глаза Лесу и попыталась выскочить вон. Но тут уж — дудки. Тенкина успела поставить у дверей ухват рожками вверх, и Филиха шлепнулась жирной задницей на лавку, будто ком теста шмякнулся.

А выпей-ка, милая, — слащавым голосом предложил Лес и протянул ведьме чашку с хохоряшками.

— Тьфу! — отплюнула Филиха, попробовала приподняться, но опять села на жопу. Как видно, поняла, что ухват ее из избы не выпустит, придется пить. — Давай уж, изверг.