Ибо упоминание Сатаны было для проповедника не каким-то там стилистическим приемом или фигурой речи, а самой живой реальностью: Зло – это ведь не «что-то», а именно «кто-то», некая неусыпная активная сила, всегда готовая к действию, которую невозможно застать врасплох. Он видел, как этот «кто-то» вмешивается во все людские предприятия, организуя их, действуя одновременно на Кубе и во Вьетнаме, прячась под капюшонами куклуксклановцев и ведя антиамериканскую пропаганду в странах третьего мира. О, это был прекрасный менеджер, прекрасный управляющий – в прямом смысле слова, и преподобный Хорват не видел ничего предосудительного и недостойного в том, чтобы и самому взять на себя роль менеджера, встав на защиту интересов Господа Бога.
Так что оскорбления со свистом пролетали мимо его ушей, не достигая цели; обычно он размышлял над этим, скрестив руки на груди, и именно этим был занят сейчас в самолете, пролетавшем над вулканами Центральной Америки, просматривая холодным взглядом последние газетные публикации, которые были у него с собой в портфеле. «Преподобный Хорват вводит в религиозную среду рекламные методы „Кока-Колы“; очевидно, он питает тайную надежду разлить Господа Бога по бутылкам и наводнить этой панацеей рынки слаборазвитых стран», – писала одна, так сказать, «прогрессивная» газета. «У доктора Хорвата есть несомненный драматический, театральный дар, да и убежденности ему не занимать; только вот интересно, как используемые им методы сочетаются с его саном, а также не содержится ли в его выступлениях изрядной доли гордыни и себялюбия»: таков был комментарий из одного доминиканского «передового» журнала. Недовольство католиков легко объяснялось количеством обращений, следовавших за каждым его выступлением. Конечно, иногда им овладевало некое артистическое опьянение, может даже, он испытывал чувство собственного могущества и мастерства, когда воспарял, раскинув руки, над толпой верующих, или когда вслед за последней фразой, последним взмахом рук из темного зала, от которого он был отрезан заливающим сцену светом, на него обрушивался шквал исступленных возгласов. Однако он никогда не забывал, что его рвение угодно Господу. Гордость, опьянение, чувство собственного совершенства, которые он испытывал временами и которые некоторые называли «тщеславием», говорили лишь о том, что он такой же человек, как и другие, и подвержен тем же искушениям; и он никогда не позволил бы себе забыть об этом, даже если бы в один прекрасный день ему довелось стать президентом Соединенных Штатов Америки.
Мысль побороться за мандат главы американской нации никогда не приходила ему в голову, однако Господу Богу явно пора было занять наконец этот ключевой пост.
Он рассеянно пробежал глазами последние публикации. «Достойная восхищения вера, желание спасти мир, никого не оставляющее равнодушным…» «Позы и мимика, которым позавидовала бы сама Грета Гарбо… Увы, кино, которое демонстрирует доктор Хорват, далеко не немое…» Это было напечатано в каком-то жалком листке с ничтожным тиражом, а следовательно, не имело никакого значения. Большая часть критики в конечном счете затрагивала его внешность: «Своими длинными белокурыми волосами и лицом героя без страха и упрека Преподобный Хорват напоминает мастеров американской борьбы – всех этих „Белых Ангелов“, которые в ходе заранее поставленного поединка устраивают на ринге разгром предателю Черному Биллу». Однако доктор Хорват не собирался отдаваться в руки пластическому хирургу, чтобы тот исправил его черты, производившие слишком приятное, слишком сильное впечатление на женскую половину его публики; если его изящный профиль будет полезен в его борьбе с князем тьмы, он не преминет воспользоваться этим преимуществом. Он засунул вырезки обратно в портфель и попытался забыть о них.
Проповедник впервые ехал в эту страну, но он знал, что там очень нуждаются в его помощи. Столица ее имела самую зловещую славу за всю греховную историю Западного полушария. Этот глухой угол Центральной Америки, отсталый как в экономическом, так и в нравственном отношении, был позором всего континента. Там открыто процветала наркоторговля. Домов терпимости на главной улице было столько же, сколько игорных салонов; и в довершение всех этих ужасов в кинотеатрах публично демонстрировались фильмы такого гнусного содержания, что при одной мысли об этой мерзости у преподобного Хорвата сжимались кулаки, а его накачанные мускулы напрягались от нетерпения и едва сдерживаемого бешенства, будто у чемпиона, который жаждет выскочить поскорее на ринг и броситься в бой.
Решимость, с которой он принял сделанное ему официальное приглашение, шокировала некоторые умы. Многие считали, что он не должен почитать своим присутствием режим, известный своей коррумпированностью, беззаконием и жестокостью. Однако доктор Хорват находил этот довод малоубедительным. Отказываться от борьбы под тем предлогом, что противник бесчестен, означало потакать низости. Его гораздо больше заботил вопрос языка, но должны же там хоть немного говорить по-английски, хотя бы благодаря туристам, которые ехали в эту страну не ради руин майя или следов конкистадоров, а совсем за другими вещами.
В очередной раз он избрал темой выступлений дьявола – его реальное, физическое присутствие среди нас. Враг человеческий крайне ловко заставляет людей сомневаться в своем существовании и весьма преуспел в этом. Несколькими словами, с силой убеждения, от которой его слушательницы иногда впадали в истерику, преподобный Хорват умел обезвредить того, кого люди перестали узнавать, настолько они привыкли к его постоянному присутствию в своей жизни. Вот уже десять лет молодой проповедник направлял всю энергию и весь талант на то, чтобы вернуть Сатану на его исконное место, с которого согнал его безбожный скептицизм – место первейшего врага всего человечества.
Реакции на эту кампанию очень обнадеживали. Со всех сторон поступали финансовые предложения, заставляя круги, близкие к «Моральному перевооружению»[4], зеленеть от зависти. После, возможно, самого большого его триумфа в Лас-Вегасе, где поразительный реализм, с которым он говорил о Сатане, привел публику в исступление, пришлось даже прибегнуть к помощи пожарных, чтобы очистить зал. Люди бросались друг другу в объятия, целовались, поздравляли друг друга, рыдали от восторга и обуревавших их эмоций. На следующий день один местный журналист, настроенный крайне недоброжелательно, написал смехотворную статью, где заявлял, что князь тьмы должен был бы присудить преподобному Хорвату специальную награду: «Добрый пастырь с восхитительным талантом возвращает человечеству надежду, которую, казалось, оно давным-давно утратило, – надежду продать наконец свою душу дьяволу». В ответ на это жалкое, бесстыжее тявканье из подворотни, на этот скрежет зубовный проповедник лишь пожал плечами. Однако он несколько смутился, получив круглую сумму «на благие деяния» от некоего агентства, которое представляло в Соединенных Штатах генерала Альмайо и занималось, в частности, его связями с общественностью.
Диктатор подвергался постоянным нападкам в американской прессе; его считали кровавым тираном, достойным конкурентом Трухильо[5]; и хотя слухи эти распространялись главным образом политическими беженцами, изобличенными в свою очередь в преступлениях, совершенных в то время, когда они сами находились у власти, проповеднику неприятно было принимать эти деньги. Он даже проконсультировался потихоньку в Государственном Департаменте, где ему сказали, что представители Альмайо в ООН и в Союзе американских государств всегда поддерживают позицию Вашингтона и обеспечивают ему большинство голосов во время самых важных голосований, как, например, в момент ввода войск в Доминиканскую Республику. Впрочем, считать кого-либо, пусть даже диктатора, человеком, совершенно потерянным для Господа и не имеющим ни малейшей надежды на искупление, было бы недостойно христианина. Доктор Хорват передал чек своей Церкви. В любом случае, этот неожиданный инцидент, как и последовавшее за ним приглашение, доказывали, что отголоски его речей проникли туда, где в них больше всего нуждались, пробудив в сердце этого человека, безусловно, ужасного, но происходившего из глубоко верующих слоев индейского населения, какое-то смутное волнение, а может быть, даже угрызения совести. И доктор Хорват приглашение принял.
