Литмир - Электронная Библиотека

И я поступил по-своему…

Не спросив твоего согласия, чем, конечно, доставил тебе боль…

* * *

Кажется, в небе начались неполадки…

Вертолет снижался все сильнее, а в салоне становилось все темнее, потому что слабые потолочные лампы осветить весь салон были не в состоянии. Они и не предназначались для того, чтобы пассажиры могли читать во время полета.

Разговоров слышно не было, но ощущение при этом было такое, словно обеспокоенный ропот пробился через шум двигателя. И я тоже почувствовал себя неуютно. Потом торопливо прошел в хвостовую часть, к самым выдвижным грузовым дверям, один из членов экипажа. В руках какой-то прибор нес, а на голове у него светился налобный светодиодный фонарик. Назад, в кабину пилотов, вернулся почти бегом…

За ним к кабине пилотов пошел и старший лейтенант Воронцов, командир смененного с перевала взвода, – тоже пожелал выяснить обстановку. И выглядел старший лейтенант слегка обеспокоенным и сосредоточенным. Впрочем, у него, насколько я помню, всегда такой вид, и это мало о чем говорит. За старшим лейтенантом поднялся, перекрестился и двинулся туда же высокий священник с козлячьими глазами. За священником, обменявшись несколькими фразами с сослуживцами, пошел к пилотам и тот из офицеров-погранцов, что вез беременную жену.

Мы все следили за этими перемещениями внимательно и настороженно. Настороженность уже в воздухе внутри вертолета повисла и была тугой и тяжелой, ощутимой…

Я тоже беспокоился, хотя и не слишком. Наверное, у меня мысли были другим заняты, и потому я не боялся грозы, что громыхала где-то рядом. Но все же следил глазами за происходящим, как следил бы любой другой на моем месте…

* * *

Ты, мама, всегда хотела все обо мне знать. Ты мне постоянно говорила, что все должна обо мне знать, и устраивала мне порой настоящие допросы. И не понимала, как это глупо. Я же, мне кажется, никогда глупцом не был. Даже в детстве. Еще до школы, помню, я уже научился угадывать, что понравится тебе, а что не понравится, и учился говорить только то, что ты хотела бы услышать. Удивляюсь, почему я не вырос лицемером при такой жизни. Не вырос, и хорошо. Я вырос спецназовцем… Я не случайно попал в спецназ, открыто выступив против твоей воли, но теперь думаю, что буду и в военное училище поступать. Я хочу стать офицером спецназа ГРУ. Даже в том случае, если ты, мама, будешь против… Особенно в том случае, мама, если ты будешь против…

Помнится, ты меня порой в слабоумии обвиняла, когда отца моего вспоминала и всю мою родню по отцу… Кажется, у отца была слабоумная с маминой точки зрения сестра. Это было тогда, когда я выслушивал твои требовательные и грозные наставления, а делал все по-своему. И это проявлялось даже в мелочах. Ты видела основой моих поступков только одну причину – слабоумие, и не понимала, что это естественное мое желание быть не продолжением тебя, а только самим собой. Даже началом самого себя, потому что полностью быть самим собой я, естественно, тогда еще не мог…

Я сам удивляюсь, как я умудрился все же стать самим собой. Скрытным – да. Малообщительным – да. Но самим собой… И во мне переплелось одновременно и умение выслушивать приказы, и умение действовать самостоятельно, когда это становилось необходимым. А что лучше придумаешь для солдата спецназа…

Так, мама, во многом благодаря тебе я стал хорошим спецназовцем. Командиры говорят, что я хороший солдат, и, помнится, тебе даже благодарность по этому поводу посылали…

Боюсь только, что тебя эти благодарности расстраивали, а не вызывали в тебе гордость за сына. Это было бы вполне в твоем характере…

2. Святой Валентин, авторитетный кидала

Грешен я, грешен, и прекрасно это осознаю…

А разве не все, матерь вашу, грешны? Давайте не будем спорить… Все, потому что мне знать лучше многих, кто якобы чистотой своей гордится… Ибо: «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать…»[2] И это ко всем относится. А Псалтирь цитирую я, кажется, правильно. У меня с детства память была близка к гениальной, только в детстве я не знал этого и считал сглупа, что так и должно быть, что так у всех есть. Никто мне вовремя не подсказал, иначе вся моя жизнь могла бы сложиться по-другому. Жалко, конечно, что я в детстве своей памятью не пользовался, а надо бы было пользоваться по полной программе. Но я позже пользоваться начал… И неплохо начал… А что греха касаемо, то покажите мне человека, который первым бросит в меня камень, ибо сам безгрешен… Правда, это уже из другой оперы… Тем не менее, я этому человеку с удовольствием накачу промеж честных глаз так, чтобы он, матерь вашу, перманентно косить из стороны в сторону начал, и на себя самого уже другим взглядом в зеркало смотрел. Могу даже с великим удовольствием крестом накатить, что у меня на груди сейчас висит. Впрочем, у меня кулак тяжелее, хотя сам я пусть и высок ростом, но внешне крепышом не выгляжу…

– Что, отец Валентин, молиться будете? – недобро и с непонятным укором, словно это я был виноват в неполадках вертолета, которые я почувствовал уже по одному только общему поведению, спросил меня капитан-пограничник. Есть такие люди, которые всегда стремятся найти виновных в тех, кто рядом с ними в сомнительный момент находятся. И выбирают обычно себе жертву из тех, что ответить крепко не может. Но это уже комплимент мне. Значит, я хорошо лицедействую, если во мне кроткое существо видят, хотя кротким нравом я никогда, даже в трудные и скучные для меня годы семинарского обучения, не отличался.

Мы с этим капитаном, кажется, его фамилия Павловский, познакомились в погранотряде, когда я получал конфискованные у контрабандистов иконы. Непонятный какой-то смурной мужик, недобрый и чем-то всерьез озабоченный. У жены роды предстоят тяжелые, и потому ее требовалось отправить в город, где врачи-специалисты есть, а он с ней обходится как с нарушителем границы. Если и разговаривает, то короткими фразами из разряда «да-нет». А женщина, похоже, еле живая, все время за живот держится, будто боится плод ненароком выронить… В пограничной санчасти гинеколога вообще никогда не держали, там всем заправлял молодой лейтенантик-терапевт, только что прибывший после окончания военного медицинского института, а в дагестанском соседнем большом селе вообще только полуграмотный немолодой фельдшер, плохо разговаривающий по-русски и медицинские понятия черпавший в молодости из подробной инструкции по эксплуатации колесного трактора. Диплом медицинского колледжа он, скорее всего, где-то купил. В Москве такие дипломы можно прямо в метро заказать, и через час он будет на руках… Слышал я, что там же ненамного дороже стоит звание академика или должность профессора…

– Я помолюсь… – сказал я громко и твердо, чтобы и сквозь шум винтов слышны были слова. – Кто надежду и потребность чувствует, тоже помолится… Кто грехи свои помнит и чувствует… Всем нам по грехам нашим дается испытаний в жизни, и это испытание тоже…

И смиренно опустил свои несмиренные глаза.

– Долетим… Не впервой… – сказал старший лейтенант из спецназа ГРУ. Этот был вообще какой-то неприлично спокойный парень, которого, кажется, трудно было бы смутить даже нацеленной на вертолет ракетой. – Мы однажды на простреленном двигателе полтораста километров тянули. А сейчас просто обойдут грозовой фронт стороной, и все.

– На такой машине только над дном ущелья и летать… – проворчал капитан. – Первое же дерево нашим будет…

– Мы на вертолете, а не на «Жигулях», – заметил старлей. – Выше поднимемся…

– Что там у них за неполадки? – вроде бы между делом спросил я, никак не показывая волнения.

Впрочем, особо я и не волновался, полагаясь на свою обычную удачливость.

– С электропроводкой что-то. Датчик показывает то, чего нет. С датчиками это бывает. Особенно в грозу… – пожал плечами старлей.

И прошел мимо нас в пассажирский отсек. Вообще-то это был, наверное, и не пассажирский, а грузовой отсек, судя по одинарной обшивке корпуса, но, поскольку груз из вертолета выгрузили в погранотряде, а загрузили в отсек только людей, нас то есть, в дополнение к тем, которых потом высадили на перевале, но взамен высаженных взяли новых, отсек превратился в пассажирский. А я значился там пассажиром… Среди других… И даже своеобразную регистрацию прошел у второго пилота, который проверил мои документы. Не паспорт, а только доверенность на получение и перевозку упакованного груза…

вернуться

2

«Псалтирь», пятидесятый псалом Давида.

5
{"b":"97235","o":1}