Прячась за кустами, данюшки обогнали чародея, а потом, загораживая путь, резко выскочили на тропу перед ним.
– Волшебников бить нельзя! – взвизгнул чародей, увидев их лица. – Я Королеве пожалуюсь! Не подходите!!!
– Пора ехать… – сумрачно сказал Полосатик.
Чародей развернулся и послушно засеменил обратно, изредка поглядывая через плечо.
Данюшки шли за ним молча. Молча смотрели, как он забирается в свое кресло. Молча впряглись и молча повезли.
Зубчатые башенки Ньямагола приближались.
* * *
Когда данюшки, наконец, достигли города, они даже не обрадовались: до того устали. Глядя под ноги, они катили коляску чародея по улицам, не замечая ничего, в равнодушном оцепенении, когда усталые руки и ноги делают привычные движения раз за разом, пока есть хоть немного сил.
Весть о прибытии опередила коляску чародея, и навстречу бежали люди.
Друзья и не поняли, как это произошло, но вот они уже не волокут повозку, а идут по улице, увлекаемые множеством горожан, а навстречу им прямо в фартуке спешит запыхавшаяся Королева Ньяма и, всплескивая руками, плачет:
– Мальчики мои вернулись живые и здоровые! Слава Великому Торакатуму, слава Четырем Стихиям, слава Хранителям Дорог! Как же мы вас, голубчиков ждали! Как ждали!
Чародей, про которого в этой суматохе и думать забыли, не на шутку обиделся.
Еще бы – на него обращали внимание совсем не в том количестве, на какое он рассчитывал.
Поэтому он резко скинул с плеча безвинного Жожика, гневно тряхнул шляпой, так что все колокольчики жалобно зазвенели, и саркастически воскликнул:
– И вы здравствуйте, любезные жители Ньямагола!
– Приветствуем тебя, чародей! – спокойно, но сухо сказала Королева Ньяма.
Она вытерла глаза, сняла фартук и поправила корону.
– Покои ждут долгожданного гостя. Пойдем, я провожу тебя, чтобы ты смог отдохнуть после тяжелой дороги.
– Многодневная дорожная пыль покажется легкой цветочной пыльцой по сравнению с теплым приемом дорогих горожан, – скривился чародей, слезая с коляски.
Под мышкой у него, как диванная подушка, болталась Сюселинда. Жожик продолжал сидеть на спинке кресла.
– Время не коснулось тебя, – с грустной улыбкой заметила Королева Ньяма.
– Зато ты уже не девочка! – отрезал чародей. – Во сколько здесь подают ужин, если, конечно, вообще подают?
Королева Ньяма промолчала и чародей с гордым видом пошел ко дворцу.
* * *
И снова данюшки очутились на хорошо знакомой кухне. Несмотря на поздний час, все пылало, скворчало, шипело и булькало.
Данюшки сидели за столом и уплетали за обе щеки. Далеко-далеко от них, на противоположном конце стола королем восседал чародей и брезгливо ковырял вилкой в тарелке. Он поминутно гонял прислуживающих ему поварят то за новой ложкой, то за свежей салфеткой, то за другой солонкой, то еще за чем-нибудь.
Друзья не обращали на него внимания, да и Королева Ньяма, сидевшая около них и постоянно подкладывающая в их тарелки особо вкусные кусочки, тоже смотрела в ту сторону стола не больше, чем на сковородки, висящие на стене.
Чародей видел это и злился.
– Сильно устали? – спрашивала данюшек Королева. – Несладко вам пришлось, уж я-то знаю.
– Все нормально, – отнекивались данюшки. – Главное, добрались. Много полей Опустошители попортили?
– Много. А кое-где люди от бессилия сами поля стали жечь, лишь бы Опустошителям не досталось. Это уже отчаяние.
– Какое же крепкое в Ньямаголе хозяйство, – встрял усиленно прислушивающийся к тихому разговору на другом конце стола чародей, – если несколько серых зверушек способно причинить ему такой урон.
Королева Ньяма только поморщилась, но отвечать не стала.
– Можешь отпустить свою челядь, я сыт, – величественно сообщил ей чародей, утирая салфеткой губы. – Точнее, при всем своем желании больше не в состоянии запихивать в себя то, что ты по ошибке называешь едой. Благодарю за ужин. Теперь и о деле потолковать не мешает.
По знаку Королевы повара и поварята покинули кухню.
– А эти чего сидят? – капризно спросил чародей, тыча пальцем в сторону данюшек.
– А э т и уйдут, когда захотят. А пока они едят. И будут есть, сколько понадобиться, даже если из-за этого мы с тобой будет говорить в коридоре, – пророкотала нахмурившаяся, как грозовая туча, Королева Ньяма.
– И спросить нельзя, – сразу сбавил тон чародей. – Я что, против, что ли? Все нервные, все дерганые, вот до чего жизнь в городах доводит! К природе ближе надо быть, к травке. Где Диск?
– Диск на месте.
– Давай, вручай его мне, согласно уговору.
– Ты уже избавил нас от Опустошителей? – подняла бровь Королева Ньяма.
– Это минутное дело для мастера. Но пока не отдашь Диск, пальцем не шевельну.
– Хорошо, – поднялась Королева Ньяма. – Как скажешь.
Она вышла из кухни. Чародей сидел подбоченясь, данюшки чувствовали, что он требует плату именно сейчас не просто так, а с каким-то подвохом.
Затычка заранее сжал кулаки, чтобы (в случае чего) отстоять интересы Ньямагола.
Чародей насвистывал какой-то противный мотивчик, делая вид, что в упор не замечает данюшек. Шуршал песок в песочных часах на кухонной полке.
Королева Ньяма вернулась, держа в руках тяжелый Диск.
– А теперь произнесем слова Уговора, – мягко сказала она, кладя Диск на стол.
Этого чародей, видимо, не ожидал. Он растерянно и испуганно посмотрел на Королеву Ньяму, но потом спохватился и опять принял надменный вид.
– Это еще зачем? Или мне, чародею, здесь не верят?
“Конечно, не верят!” – хором мысленно воскликнули данюшки.
– Именно вера в ньямагольского чародея и побудила меня написать письмо, – улыбнулась Королева Ньяма. – Но я не могу нарушить обычай. Диск отдается вместе с Уговором. Таково правило.
– Да пойми ты, глупая тетеря в жестяной короне! – постучал по лбу чародей. – Надо жить в ногу со временем. Сегодня Диск с уговором, завтра бабкин сон, послезавтра ворона не с той ветки каркнет. Надо уметь стряхивать ненужный хлам с подола, ты же все-таки королева, а не прачка с рынка! Современной надо быть, дорогуша, не позорить народа, который тебя короновал! Эх ты, кухня! Давай не будем смешить перевертышей! Начинай жить по-новому прямо сейчас!
– Давай, – безмятежно согласилась Королева Ньяма. – Но Диск отдается вместе с Уговором.
– Тьфу на тебя! – скривился чародей. – Вот заладила, честное слово! Ты не королева, а корова!
– Возможно, но Диск отдается вместе с Уговором.
Наступила тишина.
Королева Ньяма задумчиво села на противоположный от чародея конец стола, придвинула к себе диск.
Чародей помолчал, побарабанил пальцами по столу, а потом плаксиво запричитал, обращаясь к солонке перед собой.
– Я отказываюсь работать в созданных невыносимых условиях. Я сделал все, что мог, что в силах чародея и что выше его сил. Глупые капризы взбалмошной королевы видно дороже городу помощи волшебника. Стихии нас рассудят. Я уезжаю домой.
– Если уважаемый чародей отступает перед такой мелочью, как Уговор, – совершенно спокойно сказала Королева Ньяма, глядя на Диск, (Затычка, было, приподнялся при словах чародея, но, услышав голос Королевы, снова сел), – то где гарантии Ньямаголу, что он вообще в состоянии справиться с постигшей нас напастью? Тогда, конечно, ему лучше удалиться.
– И удалюсь! – пообещал солонке чародей.
– Но мне по-человечески жалко господина чародея, – продолжала Королева, подперев рукой щеку, – которому придется идти пешком. Жалко его бедные ноги. Путь так далек.
– Это почему же мне придется идти пешком? – задрав бороду, спросил чародей.
– А потому, – улыбнулась Королева Ньяма, – что ни один ньямаголец не уступит ему перевертыша для коляски. А чтобы их решимость была совсем неколебимой, я издаю Указ, по которому каждый, кто осмелится это сделать, будет немедленно казнен. Или господин чародей рассчитывает попросить юных Гонцов, чтобы они точно также отвезли его до замка, как привезли сюда?