Отары овец, лошадей табуны -

Слывет наш земляк неспроста богачом.

Но снятся порою; кошмарные сны,

И нету покоя ему за столом.

Хвастун, подбоченясь и выставив бок,

Он часто кичится богатой мошной.

А гостю Положит лишь сыра кусок

И весь изведется от траты такой.

Араки глотком да лепешки куском

Весь день себя тешит, а ночь настает,

Берет он ружье, запирает свой дом,

К своим табунам торопливо идет.

Всю ночь он не спит, охраняет стада -

Мерещится вор ему в тени ночной.

Как только рассветная вспыхнет звезда,

Он, сонный, понуро плетется домой.

Навоз выгребает, воды принесет,

Весь день на лугу жадно машет косой

Все впроголодь, жирный кусок бережет,

А черствую корку размочит водой…

Какая тут радость от жизни такой?!

Однажды умрет он в ночи средь тряпья,

Снедаемый черной и жгучей тоской -

Что весь его дом разворует родня…

Но справят богато поминки по нем -

Зарежут гостям валухов пожирней.

И сытая речь потечет над столом,

Вовсю захмелевших, румяных гостей.

Ему посвятят всякой снеди в помин

Мол, пища твоя не остынет зимой.

Наденут кольчугу – пусть будет храним

От недугов давних кольчугой стальной»

Живи, мол, вольготно ты в жизни иной -

Водись на том свете с людьми по себе,

С утра наслаждайся вином и едой,

Хвалу воздавая счастливой судьбе!

Да будет могила суха и тепла -

Да будет земля тебе пухом, родной.

Покинул ты нас – слез река протекла,

Погасла звезда над высокой горой…

У гроба рвет волосы скорбная дочь,

Рыдает – бьет в грудь, не жалея себя.

Никто ей теперь нё сумеет помочь.

Пожалуй, ее не завидна судьба.

Сожрал ты калым, что забрал за нее.

Ты продал ее в кабалу и в ярмо.

Ей нищей ходить, проклиная житье,

А ты же в могиле сгниешь, как дерьмо.

Рождество к аулу подступало -

Пахло кашей в саклях бедняков.

А богачка жадно выбирала

На базаре жирных индюков.

За спиной стоял старик печальный,

Он плетенку госпожи держал -

В рваной шубе, тощими плечами

От мороза лютого дрожал.

Был; бешмет дырявый – весь, в заплатах.

Сор торчал в немытых волосах.

Он стоял и, словно тихо плакал,

Стыли капли на седых усах.

Госпожа любила жарко мужа.

Был старик ему родным отцом.

Лютовала на базаре стужа.

Синим было старика лицо.

Подошел мужчина к ним вальяжно

Разодетый был он в пух и прах,

Неспеша он нес живот свой важно,

Сытый блеск стоял в его глазах.

И пока богачка торговалась,

Отобрал он жирных пару штук.

Госпожа шутливо ворковала:

– Вреден жирный для меня индюк…

Положил назад мужчина тут же.

Птицу, взял другую… повертел…

Коченел старик на лютой стуже -

За спиной богачки коченел.

На меху их шубы – что им холод,

Спорь о весе птицы, о деньгах…

Замерзал старик, мутился голод

В грустных, с синим инеем, глазах.

Сторговав товар, шагал мужчина.

Был он сыном старику, что мерз.

Для печали, вроде, не причина.

Но мне, было горестно до слез.

Был пес красивый у Ахбола.

Горело мужество в глазах.

Он столько вынес драк и боли -

Он был весь в шрамах и в рубцах.

Был предан он хозяйской воле.

Стада он зорко охранял.

В лесу, в горах иль в темном поле

Волков и близко не пускал.

Не раз он рвал зверье клыками -

Не раз матерых потрошил.

Тогда мясистыми кусками

Его Ахбол с руки кормил.

В кромешной тьме он не боялся

Медведя сгрудить на бегу.

Теперь – состарился, весь сжался,

Скулит тихонько на снегу.

Бывало, воры, чуть не плача,

От пса пускались наутек.

Любил хозяин за удачу -

Любил и ласково берег.

Кормил он пса всегда на славу.

А на закате псиных дней,

Пожалуй, годен лишь на свалку

Лежит ветошкой у дверей.

Как он рычал! В почете, в силе -

Внушал зверью он смертный страх.

Теперь же мухи облепили -

Вьют гнезда в немощных глазах.

А было время – тыщу тропок

Перекрывал любым ворам.

Теперь он немощён и робок -

Хозяин гонит со двора…

Брел однажды я дорогой,

Ночь настигнула меня.

Встретил в хижине убогой

Бедных горцев у огня.

Дал хозяин горцу слово -

Мне еды он посулил.

Только пес все масло слопал,

Я же-сыворотку пил.

Откуда он взялся такой? -

Он матери даже в укор -

Он в общей семье трудовой

Всем людям во зло и в позор.

Он дрыхнет весь день напролет,

В прохладную прячется тень,

И совесть его не грызет -

Что мать его в поле весь день…

Ведь даже, насытившись, гал

Оближет дружка языком.

А этот – все спал бы и спал,

Ленивым охваченный сном.

Не хвались ты здоровьем, дурак.

Все равно его не сохранишь.

Твой язык самый, лютый твой враг,

Пропадешь ведь – соломкой сгоришь.

Век за веком проходят года

Чередою закатных лучей.

Только тот не умрет никогда,

Кто любил эту жизнь и людей.

Поздних слов не прощает нам смерть.

И взывая к всевышней душе -

Как бы каяться ты не умел -

Дел своих не поправишь уже.

Человек в этой жизни с утра -

Только добрым деяньем хорош.

Накопи хоть подвалы добра,

Ни гроша ты с собой не возьмешь.

Будут пить на могиле твоей -

Пьянка глупая, что говорить -

Бестолковым елеем речей,

Не любя тебя, будут хвалить.

Поминальный баран нё спасет,

Не помогут и реки вина.

Будет недруг кривить хитрый рот

И хвалить тебя будет – спьяна.

От злобы подлецов

Не очень-то тужу -

С отцовским ружьецом

Я в горы ухожу.

Черкеска не нова,

И лапти не новы.

Но – неба синева!

Но – шелк лесной травы

Оврагами бреду.

И лезу по скале.

У башен на виду -

Молюсь родной земле.

Былая слава мест -

Щебенкою лежит…

Козлиха травку ест.

Орел над ней кружит.

В плешинах черный лес -

Лежат стволы, гниют.

Течет тепло с небес.

Стада к ручью бредут.

Жует листы коза.

Зайчишки тут как тут -

Косят во все глаза,

С козой листы жуют.

Барс сытый возлежит

В тени тугих ветвей.

А в норке мышь дрожит -

Крадется ласка к ней.