Былина о сильномогучем богатыре Еруслане Лазоревиче Как лежу, я молодец, на речном песочке, Вижу: появляется девка – хоть куда! Сквозь лифон топорщатся крепкие сосочки, Сквозь трусы кудрявится крепкая пизда. Зубки жемчуговые, глазки голубые, Щёчки – словно персики, губки – алый мак, Талия осиная, косы золотые… Зарыдала девица и сказала так: – Ой ты, добрый молодец, богатырь могучий, Кулаки чугунные и сажень в плечах! Яицца булатные и елдак негнучий, Ты без дела ратного часом не зачах? Ты торчишь на солнышке, чешешься в мудищах, А на Русь свалилася страшная беда: Стерва иноземная, Моника-блядища, Что сосала Клинтону, движется сюда! Окружают Монику разные отбросы, Курвецы педрильные, ёбари ослов, Некрофилы мерзкие, старцы-хуесосы, Говноеды, ниггеры… в общем, нету слов! А сама-то блудница, Моника-шалава, С титьками висячими, с крашеным еблом, Квакает: Эй, рашены, мы идем облавой, Всё славянство глупое на хуй изведём! Избы деревянные мы твои попалим, Церквы православные говнами засрём, Реки быстротечные чипсами завалим, Всю скотину русскую в жопу отъебём. Оскопим мы наперво русское мужичество, Выдирая с корнями ятра и хуи. Малолетних деточек, красное девичество Порастлят содомией гомики мои. С бабами ж рассейскими сотворим поганое: Каждой банку с «Колою» в лоно засуём, Кетчупами вымажем личико румяное, А потом на радостях «Янки дудл» споём! За спиною нашею мощь американская, Сперма негритянская, доллары, Билл Гейтс… Всё, пиздец, Рассеюшка, вотчина славянская, – Воет соска-Моника. – Всё! Тебе – пиздец! Как вскочил я, молодец, грудь моя пылает, Кулаки сжимаются, хуй торчит колом. – Нет, – кричу, – паскудина русских не замает! Ждёт её, стервозину, форменный облом! Как согрёб я, белый тур, мощный дуб столетний, Выдирал рукой-клёшнёй, над собой вздымал. – Берегися, Моника, защека нездешняя! Я иду, заёбина! Я – иду! – вскричал. Вражеская силушка, дрянь зловротебучая, Увидала русский гнев, обдристалась вмиг, Побежала, бледная гадина вонючая, Во края далёкие, изрыгая крик: – Ой, ты, сильный русский князь, ой, зверина северный, Ой, ты, хуй поленовый, ядерны муде! Ой, неужто, фак твою, нас замочишь, бешеный? Где бы нам, поганыям, заховаться? Где?! – Хуй вам, злые коршуны! Хуй вам, рать поганая! Нету вам спасения на святой Руси. А тебе же, Моника, курва, в рот ебаная, Кол дубовый в хавалку. На-тко, отсоси!.. Кончилось побоище. Падаль – пища воронам. Тыщи гениталиев, орды рук и ног. Поглядел на мерзость я, что гниёт по сторонам, Окатил бензинчиком, плюнул… и поджёг. Приустал я, молодец (дуб, чай, не пушиночка), Пал в траву медвяную, в сладкие овсы. Глядь, ко мне лебёдушкой – давняя блондиночка. Улыбнулась скромненько. И сняла трусы… Опустился занавес. Нехер пялить зеночки, Как пыхтит-старается бойкий молодец Между разведённыя девичьи коленочки. Трах пошёл нешуточный. Сказочке конец. Сентябрь 1999г. Стоит статуя: Мужик без хуя! Вчера, парами банными и пивом с голавлями вялеными вдохновлённый, На мир взирая сквозь стакан дрянного, мутно-желтого вина, Спросил меня приятель молодой, заботами в тот миг не угнетённый: – Без хуя жить для мужика – ЗА ЧТО не слишком тяжкая цена? Я онемел. Застряла бормотуха в глотке. Печаль сдавила, как клещами, разум мой. Я встал, и руки приложив примерно посередке (меж грудью и коленями), отправился домой. Придя домой, не ел, не пил и даже Жену любимую не смог к груди своей прижать. – Мужик без хуя! Это ж, ёлки, надо же! Эх, мать! Эх, мать! Эх, ёб же в ребра ж мать! Всю ночь потом не спал, всю ночь потом ворочался, тоскуя. Томил меня вопрос, и от него я отвязаться не умел (да и сегодня, в общем, не могу): – Как быть? Как в наше время быть без хуя? Как ЖИТЬ без хуя в наше время мужику? Ну, без ушей, там, скажем, без руки, без глаза. Ну, даже без ноги, без носа, языка… А жить без хуя – это же, зараза, Такая мерзкая судьба для мужика! Уснул я наконец под утро уж, с больным, разбитым телом, А пробудившись от будильника звонка, Решил, что не могу себе представить, хоть убейте, ЕЩЁ ЖИВОГО, НО УЖЕ БЕЗ ХУЯ, МУЖИКА! Декабрь 1997г. 1 Взволнована часть народа Вопросом такого рода: «Могла ли создать природа Уроду совсем без входу?» Опять моя жизнь – мученье, Болею от страшных снов. Не в силах избыть томленье, Решил я спросить у богов: – О, боги Олимпа прекрасные! О, жёны богов злоебучие! Ведь вы же не евнухи грязные, Не старые девы вонючие! Ответьте потомку Сатира, Свои разомкните уста: Бывает ли вовсе бездырая, Заросшая напрочь пизда? Сердито нахмурились боги. А Зевс, что у них пахан, Сказал: – Волосатые ноги Тебе не помогут, братан! Ты зря закосил под Сатира, Сатир не философ – ебак! Не ищет он девок бездырых. Запомни, дешёвый вахлак! И мы, как один, без базара, Имеем такие «дела», Что всякая курва без входа Давно бы в подол насрала! Со страху! – И Зевс ухмыльнулся, Рукой поблудил промеж ног, Спиною ко мне повернулся И бросил: «Канай, фраерок!» «Мы сами не шитые лыком, У нас – как столбы елдаки! За них, если смеешь, возьми-ка, – Не хватит античной руки!» – Мог я возразить бы на это… Но спорить – удел мудаков. И я «поканал» без ответа, Смеясь над зазнайством богов. 2 Вот раннее – раннее утро. Вот плёс на уральской реке. Вот я, рыболов ебанутый, Сижу с удилищем в руке… Вот мой поплавок встрепенулся. «Должно быть, здоровый карась!» Я в хищную позу согнулся… Но с плеском вода разошлась, И, пеной ажурной укрыта, Лежа на замшелом соме, Богиня любви Афродита Нагая явилась ко мне! – Ну, что, неплохая поклёвка? Да ты онемел, мой герой! – Лукаво смеялась плутовка И пену сбивала рукой. Дальнейшее помню неясно… Стон, вздохи, сияние глаз… Чтоб вас не травить понапрасну, Прерву на мгновенье рассказ… Мгновенье – мгновенью разница, Иное – часами длится. Устала моя проказница, Сомлела моя озорница. – Довольна ли мной, волшебница? Коль «Да!», так плати сполна! Ведь я не поручик Ржевский, Да и ты не моя жена. Возьму не деньгами – форелью, Я, как – никак, рыболов. – А знаньями о сокровенном? – Что ж, знаньями тоже готов! – Так вот, ты искал, как я помню, уродку, Такую, что спереди к ней не попасть, Чтоб самую женскую, значит, середку, Скрывала большая зубастая пасть? – Афрося, родная, ведь я же не Зигмунд! Ты спутала что-то на старости лет. Бывает ли женщина вовсе без дырки? Желаю на это услышать ответ. Богиня, дремавшая в крепких объятьях, Взвилася, как кошка. «Мышонку пиздец!» – Совсем без НЕЁ? О проклятье! ПРОКЛЯТЬЕ! Да ты обезумел, несчастный скопец! Нашёл ты потеху – шутить над священным! Ещё и смеёшься при этом, гляжу? О, эти самцы! Без мозгов супермены! ТАКОМУ – НЕ БЫТЬ!!! А сейчас – ухожу! Сом погружается в воду, Плещут форели в садке. «Нет, и не будет без входу!» – Эхо несёт по реке. Зима 1998г. |
