— Видишь, бросили свои набедренные повязки. Может, они опять станут такими, как были до начала всей этой истории?

— Нет, — ответил Йама. — Теперь они станут другими.

— Как младенец зеркальных людей? Я помню, как ты заставил светлячков плясать вокруг его головы. — Пандарас зевнул. — На завтрак есть немного фруктов. Все мясо они съели ночью, а ты наверняка не станешь жевать жилы и шкуру.

— Ты начинаешь слишком привыкать к чудесам, — улыбнулся Йама.

Полузажившие раны на его щеке царапались друг о друга.

Впервые за все время он почувствовал, что его мистическая сила скоро кончится. Позволил себе роскошь надежды.

— Ты не только не удивляешься чуду, — побранил он Пандараса, — но даже не пытаешься понять, в чем его смысл.

— Ну, если ты преобразил их всех, то это действительно чудо, господин. Ведь на одного младенца у тебя ушла вся ночь.

— У меня в крови есть машины. У тебя тоже. У всех есть.

Это самый великий из даров Хранителей. А чудо в том, чтобы убедить их сделать мою работу.

Пандарас коснулся своего горла. Он заштопал свежие дыры на рубашке, обернул культю левой кисти куском яркого алого шелка, пригладил волосы и надел на шею венок из орхидей. Монета висела у него на груди, как брошка, а на левую руку он надел амулет. Он выглядел как повеса, собирающийся начать долгую и сложную осаду сердца прекрасной дамы.

— Нас всех наполняет дыхание Хранителей, господин, — сказал Пандарас. Это общеизвестно. Всех, кроме аборигенов, если, конечно, кто-нибудь вроде тебя не совершит для них чуда.

— Нет, — возразил Йама. — Дыхание Хранителей касается всего в мире, ибо все исходит от них. Я только помог лесным людям осознать то, что в них уже было заложено. Я изменил машины в своей крови так, чтобы они могли воздействовать на все туземные народы мира. Потому я и заставил лесных людей выпить своей крови. Теперь их кровь станет активной и будет преображать всех, кто ее выпьет. Я освободил их, чтобы они становились тем, чем желают. Если захотят, они смогут освободить все кланы лесных людей, которые приходят в лес искать пищу для Могучего племени.

Сквозь нижние этажи высоких крон стали пробиваться первые лучи солнца. Пандарас вытянул руку поперек луча.

— Не уверен, что я до конца все понял, господин, но полагаю, наша работа здесь закончена. Йои Сендар сказал, что храм находится в сутках пути в эту сторону. Думаю, нам потребуется вдвое больше, ведь мы не привыкли к лесу.

Они шли сквозь зеленое лесное молчание большую часть дня. Разговаривали мало, каждый погрузился в собственные мысли. Впервые с той минуты у окна комнаты над конюшней в трактире «Скрещенные мечи», где он встретил Пандараса, Йама ощутил всеобъемлющий покой. Он — это он, не больше и не меньше. Он отдается своей судьбе и следует за ней, как листок, рожденный на Реке, который судьба может ураганом пронести по всей длине обитаемого мира. День стоял прекрасный, и прогулка только увеличивала его прелесть.

Ближе к вечеру они остановились на краю обрыва перед широкой долиной. Обнесенные колючей изгородью деревни Могучего племени были разбросаны среди путаницы канав, каналов, дорог и тропинок, паутиной покрывавших луга. С дальней стороны долины поднимались холмы, за ними опять холмы, но более высокие. Солнце садилось за Краевые Горы.

Мягко стелился свет, как будто хотел обнять весь мир. В этой части леса росли зонтичные деревья. Их суживающиеся кверху стволы заканчивались широко раскинувшимися кронами.

Когда с неба просачивался свет, ветки складывались в средней части и сворачивались вокруг стволов с тихим шуршанием и треском. Странное зрелище напоминало толпу величественных вдов, расправляющих складки своих нижних юбок.

Йама и Пандарас улеглись на слой листьев папоротника, из которого Пандарас соорудил плетеное ложе. Он рассказал, что выучился этому трюку, когда гостил у одного из своих дядьев, который был корзинщиком.

— Я считаю, оруженосец должен знать всего понемногу, — похвалился он, так что очень удачно, что у меня была такая большая семья.

Он отыскал заросли водяного плюща, обвившего ствол зонтичного дерева, и они смогли утолить жажду, но никакой еды Пандарас найти не смог.

— Но завтра мы точно доберемся до храма. Я уверен. Если, конечно, этот уродец не солгал.

— Он не мог солгать, по крайней мере в тот момент.

Пандарас потер лицо ладонями, зевнул и сонно спросил:

— Ты правда их преобразил?

— Их преобразили машины. Надеюсь, со временем они преобразят все туземные расы.

Зеркальных людей и земледельцев из Дворца Человеческой памяти. Рыбарей с Великой Реки и племена, обитающие в глуши на ее берегах. Лесных людей и все невероятные расы туземцев, о которых рассказывали лесные люди, всадников с альпийских равнин, людей-скалолазов, горцев и многих других. Йама старался припомнить всех, но заснул, продолжая перечислять во сне.

Утром Йама и Пандарас проснулись и обнаружили фрукты и молодые побеги плюща в плетеной сумке на толстой палке, воткнутой в дупло зонтичного дерева. Они долго осматривались, но так и не нашли других следов пребывания лесных людей.

— Помните, что я вам сказал! — прокричал Йама в гущу деревьев. — Дайте другим испить каплю вашей крови, и они тоже станут свободными.

Зеленая лесная тишина поглотила его слова.

Весь день Йама и Пандарас шли вдоль лесной опушки по краю хребта над долиной. И на закате, совсем как предсказывал Пандарас, они подошли к храму.

Фасад храма был высечен в высоком отвесном склоне утеса из красного песчаника. Его украшала искусная резьба и орнаменты в белых, золотых и ультрамариновых тонах. К храму вела извилистая дорога с самого дна долины, а заканчивалась она однопролетным мостом через узкую глубокую расселину на краю широкой площади, раскинувшейся перед храмом. В самом центре площади стоял простой алтарь, окруженный стройными, белыми, гладкими колоннами. Скорее всего алтарь служил дневным оракулом, к которому люди приходили попросить о незначительных милостях или помянуть своих мертвых. С одной стороны площади тянулась цепочка маленьких домов с плоскими крышами, где жили священник и храмовая прислуга, а с другой вдоль падавшего в пропасть ручья расстилался луг, на котором становились лагерем паломники и кающиеся грешники.

Но сейчас луг зарос молодыми акациями и дикими банановыми растениями. В садах рядом с домами остались лишь высохшие стволы, а между отполированными плитами песчаника, которым была вымощена площадь, пробивалась сорная трава. На одном из окон хлопала ставня, все хлопала и хлопала, как идиот, повторяющий единственное известное ему слово. Грифы-индейки устроили свои неопрятные гнезда на плоских верхушках колонн вокруг дневного оракула. Их помет стекал по колоннам, а изразцовые плитки у подножий были усыпаны костями их жертв. Однако кто-то все же подмел длинный пролет лестницы к входу в храм, а на высоких шестах на краю площади развевались яркие, невыгоревшие молитвенные флаги и знамена.

— Во время Войны за Преобразование Могучие люди убили священника и иеродула, — зашептал Пандарас. — Архивиста и комиссара они тоже убили. Комиссара и мани пул солдат они сожгли прямо в замке, а других убили здесь. Йои Сендар рассказывал, что те, кто убил архивиста, потом ели его мозг, потому что хотели получить власть над мертвыми.

Йама и Пандарас присели среди высохшего кустарника на каменистом склоне перед площадью. Пандарас вынул свой острый камешек и точил этот импровизированный ножик о кусок кремня, зажав его между зубами.

— Я думаю, обойдемся без него, — с надеждой проговорил Йама.

— Может, там префект Корин. Или доктор. У тебя могущественные враги, господин. Их нелегко убить, и если они уцелели при падении сада, они тебя ищут.

— Доктор Дисмас не стал бы поджидать нас в храме — это не в его стиле. А Корин не будет возиться с флагами и подметать ступени. Если это кто-то, кого мы знаем, то это может быть только один человек. А если нет, то надеюсь, что человек, назначивший себя блюстителем этого места, не причинит нам вреда. Кроме всего, это единственный путь попасть в серединную точку мира, не тратя сотни дней на дорогу.