Второй вопрос:

Считаете ли Вы, что Вы не смогли бы работать надо мной, если бы я не принял Вашу санньясу?

Вы прибыли сюда, чтобы выяснить свои возможности или чтобы выяснить мои возможности? Вашей проблемой являетесь вы или я? Предоставьте меня самому себе; решайте свои проблемы. Вы не понимаете, о чем вы спрашиваете. Что такое санньяса? Это всего лишь жест — жест, говорящий, что вы восприимчивы по отношению ко мне, жест, говорящий, что вы приветствуете меня в своем сердце, жест, говорящий о том, что если я приду, вы не отвергнете меня, жест, говорящий о том, что вы готовы идти со мной, готовы следовать за мной, — это всего лишь жест.

А вы спрашиваете меня: «Считаете ли Вы, что Вы не смогли бы работать надо мной, если бы я не принял Вашу санньясу?» Вы спрашиваете солнечный свет: «Способен ли ты проникнуть в мой дом, если я не открою двери?» Если вы не отворите двери дома, как сможет солнечный свет проникнуть в него?

Быть санньясином — это значит, всего лишь растворить свои двери для меня. Я не могу насильно войти в вас; это было бы насилием, это не было бы любовью. Я не могу что-либо изменить в вас силой. Это было бы насилием; как же благодаря насилию может родиться Бог? Как благодаря насилию вы сможете получить второе рождение?

Солнце будет стоять у дверей вашего дома. Оно даже не постучит, потому что вы можете крепко спать и видеть прекрасные сны; и кто знает, может быть, это потревожит вас; кто я такой, чтобы тревожить вас? Если вы решили крепко спать и видеть сны, то кто я такой, чтобы менять ваше решение?

Я не насильственен; я не Махатма. Вы привыкли к Махатмам. Махатмы — это насильственные люди, они преследуют вас, они гоняются за вами. Любым способом они должны изменить вас — они одержимы вашим изменением. Но почему я должен быть одержимым вашим изменением? Решение остается за вами; это вам решать, изменяться вам или нет.

Я вроде реки, протекающей мимо вас. Если вы испытываете жажду, приходите. Вы бросаете вызов реке: «Если я не нагнусь и если я не выпущу чашку из своих рук, сможешь ли ты утолить мою жажду? » Но почему я должен думать об этом? Это ваша жажда. Кто я такой, чтобы удовлетворять ее? Если вы решили оставаться жаждущими, это ваше дело — я благословляю вашу жажду. Оставайтесь жаждущими. Если вы решили остаться пустыней, то кто я такой, чтобы менять ваше решение — и зачем? И как это возможно - сделать из вас сад, если вы решили остаться пустыней? Это невозможно... потому что вы являетесь живым, вы являетесь энергией, космической энергией. Вы будете сопротивляться; вы будете сражаться; все, что бы я ни сделал, вы разрушите.

Санньяса — это всего лишь жест — жест с вашей стороны, сигнал о том, что вы готовы. Это просто сигнал от вашего сердца, что вы приглашаете меня, что вы принимаете меня. Я могу заниматься с вами любовью, но я не могу изнасиловать вас. А вы просите изнасилования.

Все, что я ни скажу, вы перекрутите. Я говорю это не для того, кто задал эти вопросы. Он пришел из той деревни; он все перекрутит на свой лад. Я говорю это для тех, кто не из той деревни. Они могут понять.

Сегодня утром во время танцевальной медитации, я обнаружила, что мое сердце разрывается на части и, в то же время, плачет от счастья. Что за странный парадокс?

Жизнь есть парадокс; сутью жизни является парадокс. Это не странно. Но вы настолько напичканы формальной логикой, что всякий раз, когда жизнь раскрывается перед вами, это кажется странным. Вас все время обучают логике — эти противоречивые вещи не могут существовать вместе. Логика учит вас, что существует либо ночь, либо день; либо жизнь, либо смерть; либо счастье, либо несчастье. Весь механизм логики построен на логической функции «или-или».

А жизнь есть и то и другое. Жизнь — это все вместе. Когда вы достигаете глубочайшей печали, вы внезапно видите, что она превращается в счастье. Или вы достигаете глубочайшего счастья, а потом видите, что оно превращается в печаль. Они встречаются в центре; только на периферии они раздельны.

Это подобно тому, как если бы вы нарисовали круг и из центра провели много линий к периферии. На периферии, на окружности линии далеки друг от друга. Идите к центру, и постепенно они будут все больше и больше сближаться, а точно в центре они превращаются в одну точку.

Внутри вас встречаются все парадоксы; в существовании встречаются все парадоксы. Только на периферии ума они разделены. В глубине вас жизнь и смерть есть одно. В глубине вас счастье и несчастье есть одно. В глубине вас Бог и дьявол есть одно. В глубине вас этот мир и иной мир есть одно, этот берег и тот берег есть одно.

Но всякий раз, когда вы в первый раз приходите к этой точке осознавания, все это кажется странным, незнакомым. Но я говорю вам: если вы действительно счастливы, слезы появятся. Не может быть иначе, если счастье вошло действительно глубоко, — оно не может быть без слез. И, конечно же, качество этих слез совершенно другое. Это не печаль, это переполнение.

И помните, если вы не познали печаль совместно со счастьем, то вы еще ничего не познали. Тогда ваше счастье поверхностно; тогда ваша печаль также поверхностна. Тогда вы жили на поверхности; тогда вы знаете только волны; тогда вы еще не познали глубин океана, которым вы являетесь.

Жизнь противоречива, парадоксальна. Так и должно быть, потому что только в этом случае она может быть такой богатой. Если ваше счастье не может плакать и рыдать, оно будет тенью, оно не может быть богатым. А если ваши слезы не могут смеяться и если ваша печаль не может танцевать, то они поверхностны. В глубине печаль становится песней - безмолвие чрезвычайной красоты окружает вас, и из глубины рождается песня.

Если вы заглянете в эту глубину, то вы обнаружите, что вы не печальны. Печаль здесь, счастье здесь, а вас нигде нет. Это самый внутренний треугольник существования; это точка трансценденции, где встречаются противоположности. Вы немедленно трансцендируете. Вы немедленно становитесь третьим. Когда вы видите встретившиеся счастье и печаль, вы внезапно отделяетесь от них обоих; всякое отождествление исчезает. Тогда вы узнаёте, что вы — свидетель. Сейчас для вас естественным является отождествление — вы можете, если пожелаете, отождествлять себя с печалью, вы можете отождествлять себя со счастьем. Когда вы отождествлены со счастьем, печаль подавлена; когда вы отождествлены с печалью, счастье подавлено, — но и то и другое является двумя сторонами одной и той же монеты; а вы являетесь хозяином этой монеты. Монета в ваших руках; сами вы совсем не монета.

Когда встречаются противоположности, вы трансцендируете. Так что пусть вас не беспокоит это странное переживание. Не мешайте ему! Потому что, если вы начнете беспокоиться, вы не будете позволять ему случаться — потому что вам будет казаться, что это что-то вроде безумия. До сих пор вы знали только сумасшедших, которые могли смеяться и плакать одновременно. Восток лучше знает это явление. На Западе же, если вы плачете и смеетесь одновременно, вас немедленно отведут к психиатру. В этом что-то не так. Вы выглядите противоречиво. Вы безумны. На Востоке мы лучше знаем это явление.

Сумасшедшие и мистики имеют между собой что-то общее: мистик поднялся над двойственностью, а сумасшедший пал ниже ее; но они оба вне двойственности, они похожи. Мистик может смеяться и плакать, а иногда встречаются такие мистики... Гурджиев, например. Он мог плакать одним глазом и смеяться другим. Он мог обманывать людей — один сидит справа от него, другой сидит слева. И когда они выходили, они могли рассказывать друг другу совершенно противоположные вещи. Они могли начать ссориться. Один из них говорил: «Ты неправ. Этот человек был очень печален: я видел даже капельку слезы в его глазу».

А другой возражал. Он говорил: «Ты, должно быть, сошел с ума, потому что я видел, что его глаза лучились счастьем». Только позднее люди начинали осознавать, что он сыграл с ними шутку.