— Что «зачем», хозяин? — удивился яблочный мужик с машины. — Все яблочки один к одному. Если что не так — всегда поменяем. Любое яблочко, какое не понравилось, заменим.

— Да всё нормально, земляк, накладывай полную. — ответил я. Это я так, про работу свою задумался и вслух чего-то сказал. Бывает. А кстати, вы там в Старожилове Борьку Мелешина не знаете? Сокурсник мой.

Мужик мгновенно переменился в лице и уронил яблоко. Оно звучно упало на металлический пол фургона и покатилось.

— Как не знать-то! Эт же наш главный врач рейонной больницы, етить его! Весь рейон от него плачет! Старый-то главврач Воронов до пенсии даже не доработал. Не дал ему Борис Геннадьевич доработать до пенсии, раньше сковырнул. С тех пор никакого житья не стало, хоть вообще лечиться не ходи! Как идешь ко врачу — так неси. А где взять? А не принесешь — ни тебе лечения, ни уходу, с чем пожаловал, с тем и уйдешь. Весь рейон на него в обиде, а ему как с гуся вода. А хирург егоный Ашманов так прямо и говорит: "Я на обиженных хуй ложу".

Я расплатился, взгромоздил кошелку с яблоками на каталку поверх картошки и повез. Вот тебе и нравственность. Вот тебе и мораль. Ничего ты тут не поделаешь. Можно приструнить Борьку, можно и еще кого-то одернуть и пристыдить, но в целом человеческую породу изменить нельзя. При наличии здравого рассудка очень скоро становится ясно, что история человечества — это история многообразных проявлений человеческих несовершенств, а роль историка сводится лишь к тому что наблюдать как шальной винторогий козёл истории скачет вкривь и вкось похотливыми прыжками, бодая справедливость и талант пониже поясницы.

— Именно-именно! — с готовностью подтвердил мои мысли гаденький дребезжащий голосок. Я нагнулся к источнику звука и обнаружил сбоку на тротуаре выпуклость с раструбом, из которого сочился гаденький дымок. А в дымке медленно прорисовывалась фигура… хмм… как бы это сказать… ну для чёрта эта тварь была мелковата. Скорее, чертёнок. Мохнатый, лилового цвета, с хвостиком и свинячьим рыльцем, выражение которого являло воплощенную пакостность.

— Здравствуйте, Михаил Аркадьевич! — продребезжал чертёнок. — Меня зовут Жбуня. А вот его — Чузяпка. Нас послал к вам господин Ченгудрексель, чтобы напомнить, что с завтрашнего дня начинается действие контракта. Завтра у вас orientation day.

Тут из гнусного дымка также плавно и легко материализовался еще один чертёнок, очень похожий на первого, но ярко-оранжевого цвета и протянул мне небольшую папку.

— Hello sir! How are you today. We brought some paper work for you. Please find some time to fill it in until tomorrow! This is for our Human Resources department, they need you to detail some parts of your prevous experience. Actually, it’s no more than twenty minutes of work. Okay? Please be on time for your orientation!

— А по-русски можно? — проворчал я. — и вообще, с какой стати вы ко мне явились? Я не алкоголик и не токсикоман! Идите, ребятки, по адресу, а меня, пожалуйста забудьте сей секунд! Мне вас только и не хватало.

— А мы как раз точно по адресу! — сказал оранжевый Чузяпка на этот раз по-русски.

— Мы просто так, без адреса не ходим, у нас времени нет! — подтвердил лиловый Жбуня и замысловато крутанул хвостом, показывая, как сильно у него не хватает времени.

— Тогда в чём дело, ребята? — я остановился и решил всерьез выяснить отношения с наглой галлюцинацией, не желавшей проходить.

— Сам ты галлюцинация! — сказал Жбуня!

— Он не галлюцинация, он гораздо хуже, — ответил Чузяпка, — он просто трепач и необязательный человек!

— Это как? — не понял я.

— А вот так! Кто подписал контракт? Разве не вы?

— Какой контракт?

— Контракт, по которому вы обязались отработать полтора года в аду по своей специальности психофизиолога. Господин Ченгудрексель послал запрос в Службу иммиграции и натурализации Преисподней. Запрос удовлетворен. У нас все быстро делается, не то что в Америке. Так что поздравляю! Вам разрешен въезд в ад, поскольку вы — обладатель рабочей визы.