Глаза у Берты Кул стали как у кота, выдергивающего перышки у канарейки.

– Разрази меня гром! – сказала она негромко. – Какая интересная ситуация. Милый, нам нужно ехать в город.

– Я уже был в городе, – сказал я и откинулся в мягком кресле, слишком усталый, чтобы говорить.

– Продолжай, – сказала Берта. – Шевели мозгами, Дональд. Обдумывай дела для Берты.

Я покачал головой:

– Я устал. Не хочу думать и не хочу разговаривать.

– Поешь, и тебе станет лучше, – сказала Берта.

Она подозвала официанта и заказала двойную порцию томатного супа, пирожки с почками, салат и кофе с кувшином взбитых сливок, горячие булочки с маслом. А потом кивнула в мою сторону:

– Принесите ему то же самое. Он поест, и ему станет лучше.

Я собрал остатки энергии, чтобы выразить протест.

– Чашку черного кофе, – сказал я, – и сандвич с ветчиной. И все.

– Ну что ты, милый, – настаивала Берта, – тебе нужно поесть. Ты должен восстановить энергию.

Я только покачал головой.

– Что-нибудь сладкое, – сказала Берта. – Сахар дает энергию. Старомодный земляничный пирог, Дональд, со взбитыми сливками, какие-нибудь пирожные и...

Я снова покачал головой, и Берта со вздохом уступила.

– Ничего удивительного, что ты такой заморыш, – сказала она и обратилась к официанту: – Ладно, принесите ему, чего он просит.

Когда официант отошел, я сказал Берте:

– Больше так не делайте.

– Как?

– Вы вели себя, словно я ребенок, которого вы взяли с собой пообедать. Я знаю, что себе заказать.

– Но, Дональд, ты слишком мало ешь. У тебя же совсем нет мяса на костях.

Спорить с ней было бесполезно, поэтому я молча закурил.

Берта ела и поглядывала на меня. Потом она встревоженно сказала:

– Что-то ты бледненький. Может быть, у тебя тиф или что-нибудь в этом роде?

Я ничего не ответил. После телячьего языка моему желудку стало полегче. Черный кофе был очень хорош, но бутерброд я так и не осилил.

– Я знаю, что с тобой, – сказала Берта. – Ты испортил себе желудок в этих грязных ресторанах в Оуквью. Боже, Дональд, ты подумай, какой будет скандал, если доктора Альфмонта разоблачат в самый разгар предвыборной кампании, когда одна партия не может допустить, чтобы он отступил, а другая порочит его как может. Мы можем назначить любую сумму.

– Он уже сам это сделал, – сказал я.

– Нам придется действовать быстро. Предстоит большая ночная работа.

Я хотел было что-то сказать, но передумал.

– Не будь таким, Дональд! Скажи Берте.

Я допил свой кофе и вздохнул:

– Объясняю ситуацию. Доктор Линтиг убежал со своей медсестрой. Сейчас она, видимо, миссис Альфмонт, но их брак не оформлен. Заметьте себе, что их бракосочетание было бы уголовным преступлением – доктор официально стал бы двоеженцем. Возьмите это на заметку. Но если миссис Линтиг умерла или оформила развод, то доктор Альфмонт чист. Он не виновен в двоеженстве, и его медсестра – это законная миссис Альфмонт. Возможно, у них есть дети.

Но если миссис Линтиг не оформила развод – а она говорит, что не оформила, – если она жива и здорова, то для полноты картины остается только, чтобы она заявилась в Санта-Карлотту накануне выборов и опознала в докторе Альфмонте доктора Линтига, своего мужа, с которым никогда не разводилась. Дамское общество Санта-Карлотты с ужасом узнает, что миссис Альфмонт – это Вивиан Картер, соответчица по делу о разводе. Они жили открыто, как муж и жена. Забавная картинка, не правда ли?

– Но, – заметила Берта, – чтобы все это можно было провернуть, им нужно иметь под рукой миссис Линтиг, которая должна быть с ними заодно.

– Наверное, они уже с ней поладили, – ответил я. – Согласитесь, что все это уж очень подозрительно. Именно сейчас она появляется в Оуквью, распространяется о любви и уважении к мужу и отзывает свое заявление о разводе, так что все записи будут аннулированы.

– Ну-ка, милый, расскажи мне об этом поподробнее, – скомандовала Берта.

– Не сейчас, – покачал я головой. – Я слишком устал. Я еду домой спать.

Берта Кул протянула через стол унизанную кольцами руку и сильно сжала мне пальцы.

– Дональд, дорогой, у тебя совсем холодная кожа. Ты должен заботиться о себе.

– Как раз это я и хочу сделать, – ответил я. – Вы расплатитесь, а я поехал спать.

– Бедный малыш, ты весь в работе. – Голос Берты стал совсем материнским. – Не надо тебе самому сейчас садиться за руль. Бери такси – хотя нет, погоди минутку. Как ты думаешь, Альфмонт пришлет мне еще денег?

– Сказал, что пришлет.

– Мало ли что они там наобещают. Я верю клиенту, когда деньги у меня в кармане. Но все равно, дорогуша, бери такси. Ты слишком устал.

– Ничего, все в порядке, – ответил я. – К тому же ночью мне понадобится машина.

Когда я выходил из нашего драндулета перед домом, где снимал комнату, я чувствовал себя мерзко, как в последний день напрасно потраченной жизни. Я отхлебнул виски прямо из бутылки, нырнул в постель и через минуту провалился в теплое дремотное оцепенение.

Казалось, я только-только заснул, когда почувствовал, как нечто упорно пытается вытащить мое сознание на поверхность. Я попробовал не обращать внимания, но не смог. Нечто снова и снова пробивалось к моему мозгу сквозь пелену времени. Мне снились обнаженные дикари, которые пляшут вокруг костра под стук тамтамов, потом наступила передышка, и я снова провалился в небытие, но тут же услышал, как плотники, стуча молотками, сколачивают для меня виселицу. Все плотники почему-то были женщинами в ярких одеждах, и они забивали гвозди в таинственном ритме: там-там-там-там, там-там-там-там, там-там-там-там. Потом они стали напевать: «Дональд, о, Дональд!» Наконец мое оцепеневшее сознание достаточно прояснилось, и до меня дошло, что кто-то осторожно, но настойчиво стучит в мою дверь и женский голос зовет: «Дональд, о, Дональд!»

Я буркнул спросонок что-то неопределенное.

– Дональд, впустите меня, – сказал голос. Стукнула дверная ручка.

Шатаясь, как пьяница, я пошел к шкафу за халатом.

– Дональд, откройте. Это Мариан.

Я повернул ключ и толкнул дверь, все еще не понимая, что происходит.

В комнату вошла Мариан Дантон с расширившимися от волнения глазами.

– О, Дональд, я так боялась, что вас нет дома! Но домохозяйка сказала, что вы здесь. Она говорит, что вы всю ночь спали здесь, наверху.

Звук ее голоса наконец разбудил меня.

– Входите, Мариан. Садитесь. Что с вами?

– Произошло нечто ужасное.

Я попытался незаметно пригладить волосы.

– Что случилось, Мариан?

Она вошла и встала рядом со мной.

– Я приехала, чтобы встретиться с Эвелин Харрис.

– О’кей. Я же сам подсказал вам этот путь. Попробуйте его, а потом придумайте что-нибудь еще.

– Дональд, она... она мертва! Убита!

– Рассказывайте все по порядку. – Я сел на кровать.

Мариан прошла через комнату и села возле меня.

– Слушайте, Дональд, – заговорила она тихим, бесцветным голосом. – Мне придется уйти. Ваша домохозяйка чересчур любопытна. Она сказала, чтобы я оставила вашу дверь открытой... Только вы можете мне помочь.

Я посмотрел на часы. Было уже пятнадцать минут шестого.

– Так что же случилось?

– Я нашла, где она живет, и долго звонила. Но никто не отвечал.

– Она поздно встает, – объяснил я. – Работает в ночном клубе.

– Я знаю. Потом я нажала звонок с надписью «Управляющий» и спросила, где я могу найти мисс Харрис.

– Продолжайте.

– Управляющий ответил, что не знает, что следить за жильцами не входит в его обязанности. Он показался мне очень сварливым. Я спросила, можно ли к ней подняться, и он впустил меня, сказав, что она живет в номере 309. Я поднялась лифтом на третий этаж, а когда вышла, из комнаты в дальнем конце коридора появился мужчина. Я не уверена, но, по-моему, он вышел из номера 309.

– Тогда понятно, почему она не отозвалась на ваш звонок.

– Слушайте меня, Дональд. Она была мертва.