— А что делать с этой записью?

— Стереть.

— Как ее можно стереть?

Я показал им, как заправляется пленка и как он работает, как можно стереть запись на ускоренной перемотке.

До возвращения прислуги я стер всю запись, перемотал пленку в нужное положение, водворил магнитофон на прежнее место под половицы и подсоединил микрофон. Я включил режим прослушивания: теперь наша служаночка должна подумать, что забыла нажать кнопку записи. Это должно было объяснять, почему пленка осталась чистой; я, во всяком случае, на это рассчитывал. Что теперь? — спросила Мириам.

— Теперь я должен проследить за вашей тихой маленькой служанкой, когда она пойдет с работы, — ответил я, — и узнать, что она делает с этими пленками.

— Вы думаете, Дональд, вам это удастся? — испуганно спросила Мириам.

— Думаю, да. Я возьму в аренду машину. Вы говорите, она уходит в восемь?

— Да. Если хотите, я могу ее немного задержать.

— Нет. Восемь часов — хорошее время.

— Оставайтесь сейчас с нами пить чай! Когда она вернется, у вас будет возможность составить о ней мнение.

— Я уже составил, — отказался я. — Теперь, девушки, помните, что все, о чем вы будете говорить, прослушивается. Насколько я могу прикинуть, та катушка, которая сейчас стоит, будет работать почти до четырех часов, а потом она поставит новую. Так вот, вся ваша болтовня запишется. Если разговор будет неестественный, то они догадаются, что вы обнаружили микрофон. Поэтому вы…

— Не волнуйтесь, — успокоила меня Мириам, — разговор будет что надо. — Они переглянулись и захихикали.

— Раз такое дело, — сказал я, — думаю, мне следует побыстрее отсюда смыться. Я подъеду, когда надо будет перехватить на выходе вашу Мицуи. Не хочу, чтобы она сейчас меня видела, мне так будет легче за ней следить.

Мириам кивнула.

— Когда же мы вас увидим?

— Я свяжусь с вами. Только помните, надо соблюдать предельную осторожность. Каждое ваше слово записывается на пленку. Если я позвоню, нам надо будет соблюдать конспирацию, поскольку ваш телефон тоже может прослушиваться. Мы будем говорить намеками.

— О’кей, — вздохнула Мириам. — А кроме того, Дональд, если вы опять увидите меня в том же купальнике, что и сегодня, то знайте: это сигнал «на помощь!».

— Хорошо, буду знать, — ответил я. На прощанье они расцеловали меня смачно, отнюдь не платонически. Это был целый спектакль.

— Давление крови — 180, — объявила Мира.

— Пульс — 125, — ответила Норма.

И, бросившись друг другу в объятия, снова залились смехом. Я уверен, даже знай они, что их обеих арестуют, как только я уйду, все было бы то же самое. Если есть хоть малейший повод повеселиться — они его не упустят. Колоссальные бабы!

В результате я вышел на улицу с легкой дрожью в коленках и с надеждой, что у меня не поплавились золотые пломбы.

Интересно, подумал я, что сейчас делает Бикнел?

В отеле «Ройял Гавайян» все дышало спокойной, ленивой роскошью. Королевские пальмы отбрасывали колеблющиеся полосатые тени. Воздух был словно пропитан неповторимым запахом океана и ароматами цветов.

Побродив по холлу и зайдя в пару магазинчиков, я наконец обнаружил Берту Кул. Она сидела за столиком на большой веранде, выходившей в сторону океана. Перед ней стоял большой бокал плантаторского пунша. Щеки у Берты разрумянились, глаза поблескивали, губы были плотно сжаты. Приглядевшись внимательнее, я понял, что она слегка под мухой и очень, очень сердита.

Я пододвинул стул и сел за столик напротив нее. Берта свирепо глянула на меня; ее глаза, слегка покрасневшие от спиртного, сверкали благородным негодованием.

— Ну и чем ты занимался? — грозно спросила она.

— Искал тебя.

— Ничего себе сыщик!

— Ну да, — невозмутимо продолжал я. — Разобрал вещи, потом пошел окунулся.

— Ах да, конечно, — язвительно заметила Берта. — А тебе не кажется, что наш клиент заплатил семьсот пятьдесят долларов за твой проезд туда и обратно, потому что рассчитывал, что ты будешь заниматься кое-чем другим?

— Чем же, на его взгляд, я должен заниматься?

— Защищать Мириам Вудфорд.

— От чего?

— Именно это мы и должны здесь выяснить.

— Признаться, мне казалось, что я должен быть твоим подручным.

— От таких подручных, — заявила Берта, — только несподручней!

— Что-нибудь не так?

— Все не так!

— А в чем дело?

— Бикнел злится.

— На кого?

— На тебя, на меня, на самого себя.

— Хорошая компания.

— Да неужели? — Помолчав и отхлебнув из своего бокала, Берта с досадой выпалила: — Так и знала, что здесь будет невыносимо!

— Да что тут тебе так уж невыносимо?

— Все вместе. Когда я вижу этих бойких девиц в бикини, сразу вспоминаю свою фигуру и свой возраст. Вон, погляди на эту: разгуливает в купальнике размером с почтовую марку, да он еще облегает ее так плотно, словно кожура на сосиске!

Я поглядел.

— Или вон та вертихвостка, — кивнула Берта в другую сторону. — В мое время так хвостом не вертели, да и вообще таких смазливых не было.

Она снова отхлебнула из бокала.

— По-моему, тебе нужно смотреть на все это спокойнее.

— Я просто выхожу из себя, — не унималась Берта. — Сижу здесь, затянутая в корсет, как в подпругу, и слежу, чтобы задница не свешивалась со стула. Посмотри вон на ту блондинку в белом купальнике. Я вон ту имею в виду…

— Я уже видел ее задолго до тебя, — прервал я ее.

— Конечно! — Она сверкнула глазами и сделала два больших глотка из бокала.

— В конце концов, — примирительно сказал я, — ведь твоя сила не в том, что ты щеголяешь в бикини, а в том, что ты умеешь зарабатывать деньги.

Берта снова свирепо посмотрела на меня; видимо, мои слова ей не понравились.

Через веранду прошла величественная гавайка, одетая в нечто похожее на балахон Матушки Хаббард[3], украшенное ярким гавайским рисунком.

— Взгляни-ка на нее, — сказал я Берте. — Вот она пояса не носит.

— А ей и не нужно, — ответила Берта.

— А ведь она весит фунтов на двадцать больше тебя, — заметил я, — и ничуть не выше ростом.

Берта посмотрела на нее с интересом.

— В ее осанке что-то есть, — задумчиво проговорила она. — Спина прямая, плечи на одной линии с бедрами, голова поднята.

— Интересно, носят ли они что-нибудь на голове? — сказал я.

— Черт бы меня побрал, если я знаю! — Берта с завистью не отрывала глаз от женщины. — Она вполне могла бы… А ведь она старше меня, Дональд!

— Вот что, Берта, — предложил я, — допивай-ка свой пунш и давай сходим вон в тот магазин, купим тебе гавайское платье.

— Это мне-то? — фыркнула Берта. — Тебе.

— Неужели ты думаешь, что я смогу такое на себя напялить? Ты что, Дональд Лэм, с ума спятил?

— Пойми, — стал втолковывать я, — только так ты можешь разбить лед между собой и Мириам Вудфорд. Сейчас ты приехала, сидишь здесь этакой заправской деловой женщиной, зашнурованная в свои латы, и изрыгаешь проклятия на всех и вся. В таком состоянии ты никому не интересна. Если же ты будешь вести себя естественно, как туземка, об этом сразу заговорят. А Мириам Вудфорд, насколько я могу судить, девушка импульсивная; она обожает все необычное и непривычное. Так почему бы, Берта, и тебе не подчиниться импульсу? Давай допивай!

Я заставил Берту быстро допить пунш, схватил ее за руку и потащил через вестибюль в один из гавайских магазинчиков.

Войдя туда, Берта вызывающе уставилась на продавщицу, явно собираясь испытать ее на вежливость.

— Мне нужно что-нибудь гавайское! — объявила она.

— Пожалуйста, — с улыбкой ответила продавщица так же спокойно, как если бы Берта попросила пачку сигарет. — У нас безусловно найдется что-нибудь как раз на вас. Будьте любезны, взгляните вот на эти образцы. Не хотите ли пройти в примерочную?

Берта перебрала одно за другим четыре или пять платьев, наконец выбрала одно и ринулась в примерочную. Через минуту она вышла оттуда с решительным видом — сам черт ей не брат! — в новом платье.