— Я… Да как вы смеете! Это наглая клевета! — Лицо профессора пошло пятнами. — И… вы плохо думаете о людях! Мои студенты никогда не совершат подобной низости! Костя засмеялся и толкнул профессора в грудь. Тот плюхнулся на стул.
— Еще как совершат, профессор. Еще как совершат, — уверенно заявил оперативник. — Помяните мое слово. Сталинская школа, она, знаете, живуча. И по сей день живее всех живых. Нет, — он усмехнулся, — не подумайте ничего дурного. Меры физического воздействия в наших органах никогда не применялись и применяться не будут. Все строится исключительно на добровольном сотрудничестве. — Он усмехнулся многозначительно. — Никакого принуждения. Просто намекнем, что в случае отказа направим официальное требование о переэкзаменовке. Мол, по имеющимся данным, оценки, проставленные профессором таким-то таким-то ученикам, проставлены незаконо, на основании… И подробненько распишем, что к чему. Мол, по фактам принуждения к сексуальным контактам студентов и студенток такого-то и такого-то курса профессором таким-то, возбуждено уголовное дело.
— Но это клевета! Подлог! Низость!
— Конечно, — легко согласился Костя. — Но вы полагаете, хоть один человек в вашем институте об этом задумается? Вы считаете, кому-нибудь будет дело до того, состоится суд или дело в результате закроют «ввиду отсутствия»? Нет, профессор. Все кинутся спасать свои задницы, защищать свою репутацию. Чтобы, не дай Бог, и на них чего такого не подумали бы. И учениц этих отчислят в тот же день, независимо от того, спали они с вами или не спали. Так что напишут ваши студенточки показания, накатают. Посмущаются для вида и напишут. Старательно, от души. Кстати, — Костя слез со стола, закурил, зашел сидящему профессору за спину. — Вот вы тут сидите, оскорбляете наши правоохранительные органы и меня лично. Даже с кулаками бросаетесь…
— Я? — изумился профессор. — Я бросаюсь с кулаками на вас?
— Именно вы, профессор. У меня и свидетели есть. Они на планерке сейчас, но позже я могу вас познакомить, если угодно. Так вот, вы бросаетесь на меня с кулаками, вынуждая заподозрить вас буквально черт знает в чем, а между тем я лично желаю вам только добра.
— Молодой человек, — замахал руками профессор, — оставьте эти ваши… Оставьте! Если уж вы действуете сталинскими методами, то хотя бы потрудитесь соответствовать. И не надо играть тут со мной… Не надо! Я уже пуганый! Меня в пятидесятом такие пугали — не чета вам! И ничего! Жив, как видите! Костя слез со стола, обошел стул и встал позади профессора, упершись руками в спинку стула, наклонился к самому уху и прошептал:
— Ничего, профессор. Это ненадолго. — Он посмотрел на дергающуюся щеку старика и добавил все там же вкрадчивым шепотом: — Кстати, надо бы посоветовать этой вашей студенточке белобрысой поскорее аборт сделать. С вашим-то нынешним здоровьицем, профессор, на зоне больше года не протянуть. Опять же, студенточка эта… Любочка, кажется? Любочка. Так вот, Любочка обязательно подпишет заявленьице, что вы ее сперва изнасиловали, а потом склонили к сожительству. Непременно подпишет, вот увидите. Когда узнает, что вы помимо нее спали с половиной курса. Уязвленная женская гордость, она, знаете ли, пострашнее пистолета будет.
— Прекратите говорить об этой девушке гнусности! — выпалил профессор. — Я запрещаю вам, слышите? Оперативник вздохнул, выпрямился. Лицо профессора было бледным, подбородок трясся, по лбу и щекам катился пот. Костя усмехнулся, сказал уже громко, буднично:
— И правда, стоит ли говорить о ней гадости? На кой ляд вы сдались этой Любочке? Молодая, красивая. Фигура опять же. А темперамент… Сказка, а не девушка. И такая должна передачи вам в тюрьму таскать? Смеетесь, что ли? Тоже мне, нашли жену декабриста. Ей ведь, профессор, не вы нужны были, а квартирка ваша замечательная в центре да блага профессорской женушки. Симпозиумы за бугром, санатории престижные, круг общения, ну и прочие трали-вали. А что вы не могли ее удовлетворить в половом отношении, так Любочка — девушка не только красивая, но еще и общительная. Она с лихвой окупала недостаток семейного тепла институтскими и профессорскими «связями». Причем иногда не с одним, а сразу с двумя пар…
— Вы лжете! — закричал профессор, вскакивая и замахиваясь на Костю сухоньким кулачком. Оперативник даже не стал уклоняться. Просто ткнул старика согнутым пальцем в солнечное сплетение, и тот задохнулся, упал на колени перед Костей, схватился за сердце.
— Ну вот, — насмешливо сказал оперативник. — А говорите, не кидаетесь с кулаками.
— Вы бессовестно лжете! — прошептал сдавленно профессор.
— Хотите проверить? — деловито предложил Костя. — У меня в сейфе как раз лежит рапорт одного нашего внештатного сотрудника, «стукача», проще говоря. Так вот, в этом рапорте очень интересные фактики содержатся. Хотите узнать, как отзывается о вас ваша Любочка, когда занимается групповым сексом? Кстати, Сашук, Юленька Ленина тоже принимала участие в этих оргиях. Причем неоднократно и с удовольствием. — Он снова повернулся к профессору. — А может быть, вам интересно, как Люба называет партнеров и особенно партнерш во время предварительных ласк? Или какой вид сексуальных извращений доставляет ей самое большое удовольствие? Или что она кричит в момент оргазма?
— Это… это фальшивка. Грязная подделка!
— Вам бы, конечно, этого очень хотелось, — кивнул Костя. — Я понимаю. Ладно, чтобы развеять ваши сомнения, давайте отправим за вашей Любочкой машину. Ее привезут через сорок минут, а заодно и «стукача» этого прихватят. И еще нескольких ребят и девочек из тех, чьи фамилии значатся в рапорте. Хотите? А потом посадим их в этом кабинете, всех вместе, при вас, и начнем задавать вопросы. Тогда и увидим, лгу я или говорю правду. — Старик вдруг закрыл лицо ладонями и зарыдал. Плечи его заходили ходуном. Спина ссутулилась. — Ну, ну, профессор. Что это вы? Давайте-ка присядем на стульчик. Во-от. Чего вы на полу-то, да еще и на коленках? Здесь ведь не подвалы Лубянки. Да и, как вы верно подметили, времена не те. Перед нами на коленках стоять не обязательно. — Так, приговаривая едва ли не по-сыновьи, Костя ухватил старика под руку, заботливо помог подняться и усадил на стул. — Так получше, профессор? Удобно? Ну и хорошо.
— Вы — садист, молодой человек, — пробормотал профессор, сразу старея лет на двадцать. — Чудовище, палач.
— Наконец-то вы, профессор, поняли, с кем имеете дело, — улыбнулся, ничуть не обидевшись, Костя. — Я очень рад. Поздравляю.
— Оставь человека в покое, — сказал Саша.
— А ты вообще помолчи, — отмахнулся от него, словно от мошки, оперативник. — А то грохнешься опять, морду разобьешь.
— Оставь человека в покое! Костя, быстро повернувшись, ударил Сашу тыльной стороной ладони. Сильно ударил. Тот не сумел сохранить равновесия и упал, опрокинув стул. Ударился головой об пол и уже плывущим сознанием услышал, как Костя спокойно говорит:
— Так что уж лучше, профессор, оставить все как есть. Никого не вызывать, ни о чем не спрашивать. А рапорт этот я сожгу. Вот прямо на ваших же глазах и сожгу. И будем считать, что ничего не было. Представим, что я просто пошутил. Ну, согласны? Согласны, профессор? По глазам вижу, что согласны.
— Согласен, — покорно пробормотал тот.
— Вот и правильно, профессор. И очень даже умно. Кому нужны лишние неприятности? О, смотрите-ка, — воскликнул Костя в деланном изумлении. — Кажется, пока мы тут с вами болтали, наш задержанный упал. Вы заметили, профессор?
— Да, — еще тише ответил тот и снова заплакал. — Упал. Я заметил. Упал он. Упал. Он упал. Упал. Упал. Его никто не бил. Он упал.
— Ну, ну, ну, ну, ну. — Костя присел на корточки, цепко схватил старика за подбородок, вздернул голову, достал из кармана носовой платок и принялся вытирать слезы, приговаривая увещевающе, словно ребенку: — Это что еще за истерика, профессор? Взрослый человек, уважаемый. Жена-красавица. Ребеночек скоро родится. А вы в слезы, как девица. Не надо, не надо. Некрасиво. Все хорошо. — Оперативник погладил старика по седым волосам. — Все очень хорошо. Легко и просто. Ну, успокоились? — Старик кивнул и шмыгнул носом. — Вот и чудненько. Но в следующий раз, когда он упадет, вы уж мне скажите обязательно. А-то я заболтаюсь с вами, ничего и не замечаю вокруг. Хорошо? Вот и договорились.
