— Товарищ капитан, вы не ответили, — напомнил он. — Насчет этого… Задержанного.
— А, да. — Тот остановился, оглядел насмешливо «коллег», покачал головой: «Поймали и даже не знают кого». — Эх вы, сыщики. Потрошитель это.
— Хто? — переспросил изумленно старшина. Капитан усмехнулся и вышел из отделения.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Ему снился сон. Во сне этом было много странного, чудного. Он видел высокие дома, совсем не похожие на его дом. Он видел людей, одетых в необычные одежды. Таких одежд ему видеть раньше не приходилось. Сон словно отщелкивал застывшие картинки жизни в обратном порядке, все быстрее и быстрее. Огромная лодка, тонущая в черной масляной воде, которой не видно предела и в которой бьется тысяча людей. Затем туман над странным, сумеречным городом, над крышами которого он увидел высокую островерхую башню с большими круглыми часами. На смену первому городу пришел второй — еще более древний, с огромной площадью, до краев заполненной народом. В центре площади пылал костер, а на костре… Ему показалось, что это был человек. Картинки сменялись все быстрее. Следом за пушечным дымом, стелющимся над окопами, и солдатами в кирасах появились всадники в железных доспехах. Затем — лучники в латуни и коже. Мелькание картинок стало почти неразличимым, и все-таки он умудрялся замечать некоторые из них. Палящий день, невысокая гора, окруженная двумя кольцами воинов, и три креста на верхушке горы. Каменный театр, на арене которого обезумевшая толпа режет мужчину в белых одеждах и красном плаще. Мелькание, мелькание, мелькание. Горящий город со знакомыми глинобитными домами, утопающий в огне. Мечущиеся в поисках спасения горожане и солдаты в забрызганных кровью доспехах, бегущие по улицам. И кто-то высокий, статный, с коротким мечом в руке, шагающий впереди всех. И было еще что-то. Едва уловимое мгновение, за которое сон ушел, растворился, растаял в темноте забытья. И растаяли вместе с ним корабль, город с островерхой башней и костер, на котором бился в агонии человек. Растаяли затянутые дымом окопы и кресты, стоящие на вершине низкой горы. Растаял пылающий город, а следом за ним стерлись и яркие, пестрые пятна воспоминаний. И тогда он…
…вздрогнул и проснулся. Было душно. Наверное, духота и разбудила его. А еще стрекотал неподалеку сверчок и с улицы доносилось пение ночной птицы. Он зажмурился посильнее, пытаясь вспомнить, что же ему снилось, но сон уже ушел, не оставив после себя воспоминаний. Лишь осадок, неприятный, страшный. Кто-то прикоснулся к его плечу. А спустя секунду он почувствовал вонь, накатившую ужасающе-тяжелой волной.
— О-ат, — шипящим шепотом произнес человек, тронувший его за плечо. — О-ат по-ыпаться. О-ат. По-хо. О-ат. По-хо. Он открыл глаза и резко повернулся. Рядом с его лежанкой на корточках сидел Исаак. Тихий помешанный, живущий по соседству.
— Что случилось, Исаак? — спросил он, приподнимаясь на локте и вглядываясь в противоположный угол лачуги, где мирно спали жена и дочери. Толстяк указал на задернутый пологом дверной проем и механически закачал головой, застонал, словно ему причинили страшную боль.
— По-о-хо. Вой был страшным. Он вдруг понял: случилось что-то по-настоящему жуткое. Возможно, непоправимое. На секунду ему показалось, будто он знает, ЧТО именно. У него даже мороз пробежал по спине. Впрочем, ощущение тут же исчезло. Остался только мерзкий осадок. Такое случается, когда знаешь ответ на вопрос, но никак не можешь вспомнить его. «Ладно, — сказал самому себе. — Ничего страшного. Мало ли что взбредет в голову сумасшедшему?»
— Пойдем, Исаак, — прошептал он, кивая на дверь. — Пойдем. Исаак покажет Лоту, что его напугало. Исаак быстро затряс головой, улыбнулся своей жуткой гниющей улыбкой и поспешил к двери, страшновато переваливаясь на коротких, сгнивших ногах. Лот же поднялся, запахнул поплотнее милоть и зашагал следом.
