— Скажи мне, Костя, — сказал Саша, — ты решил посадить его во что бы то ни стало, да? Несмотря на хлипкость доказательств? Костя повернулся и мрачно взглянул на приятеля.

— Ладно, — наконец кивнул он. — Ладно. Доказательства у нас и правда хлипкие. Это ты верно заметил. Можно даже сказать, у нас вообще нет ни одного прямого доказательства. Только косвенные улики. Ну и что? Ты хочешь, чтобы я его отпустил, да? А где мы его взяли? У тети Маши на печке? Когда он блины кушал, да? Нет, друг ты мой ситный, мы взяли его на месте очередного преступления! Когда он собирался убить очередную девушку! Убить, заметь! Не обворовать! Не изнасиловать даже, а убить! Это ты понимаешь? Убить! — вдруг рявкнул он. — И в кармане у него, между прочим, не леденцы лежали и не пряники, а нож! Тот самый, фирмы «Гербер», модель «6969»! И что? Ты мне скажешь, что он невиновен?

— Но, может быть, Потрошитель, точнее, этот человек, взял на себя чужую вину? А истинный маньяк до сих пор ходит на свободе! — сказал Саша резко, наклоняясь вперед. — Подобной мысли ты не допускаешь?

— Тем более, пускай сидит! — еще больше разошелся оперативник. — Пускай! Не хрена на себя подобные вещи брать! А если этот маньяк еще кого-нибудь убьет, пока нам твой Потрошитель мозги «парить» будет? Это как? Скажешь, он и тогда невиноватый получается?

— Я не об этом говорю, Костя! — стараясь оставаться спокойным, сказал Саша. — Я не говорю, что ты должен немедленно его отпустить! Я говорю, что вам следовало бы не останавливаться, а искать настоящего убийцу!

— Как? — Костя откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и саркастически усмехнулся. — Скажи как? Если мы вычислили убийцу и взяли его, кого, по-твоему, мы должны теперь ловить, а? Призрак? Привидение? Дух святой? Кого? Нет, ты не молчи! Ты ответь четко и ясно. Кого?

— Я не знаю, Костя, — ответил Саша. — Не знаю.

— А вот раз не знаешь, так и не хрена рот раскрывать.

— Слушай, — вскинулся Саша. — Я, кажется, тебе не хамил!

— Ладно, — Костя вздохнул. — Извини. Погорячился. Но ты тоже… я тебе скажу. Как начнешь докапываться… Даром что психиатр, кого хочешь можешь с ума свести своими вопросами. — Он помолчал с полминуты, затем спросил: — Так как с заключением-то? Подпишешь?

— В девять, — ответил Саша.

— Так сейчас без десяти уже, — удивился Костя. — Какая разница-то?

— Есть разница.

— Ну смотри, как знаешь. Саша вновь углубился в документы. С одной стороны, Костю можно было понять. Наверное, подобные вещи случаются и по отношению к более мелким преступникам, но с другой… Костя всегда был честен. Может быть, не слишком приятен в общении, иногда неразборчив в методах, все что угодно, но невиновных он никогда не сажал. В этом Саша был абсолютно уверен. Или он заблуждался? Без двух минут девять Костя поднялся, поправил галстук. Достав из стола несколько чистых листков и ручку, придвинул Саше.

— Можешь строчить свое заявление. Без двух… нет, уже даже без одной минуты девять. Точнее, без пятидесяти восьми секунд. За пятьдесят восемь секунд ничего не случится? Или ты рассчитываешь получить какие-то новые сведения за это время? Нет? Вот и хорошо. А я пока на планерку. Вернусь — поболтаем. В эту секунду зазвонил телефон. Саша даже подпрыгнул от неожиданности. Телефон затрезвонил снова. Долго и требовательно. Костя наклонился через стол, снял трубку.

— Алло? — сказал он. — Слушаю. А, привет, — оперативник состроил хитрую физиономию. — Да, случайно у меня. Сидит тут, в папке роется. Работает, говорю. Сейчас дам. — И, протянув трубку Саше, пояснил: — Это Татьяна. Я же говорил, она тебя весь вечер искала. Ладно, побегу. Иначе начальство взгреет так — мало не покажется.

— Давай, иди. — Саша поднес трубку к уху, чувствуя, как неприятно сосет под ложечкой. — Я слушаю, — сказал суше, чем хотел.

— Саша? — услышал он далекий, словно из другой галактики, голос Татьяны. — Это я.

— Тань, давай через час созвонимся, а? Я тебя очень прошу. Это ведь ничего не изменит? А я сейчас работой занят, разговаривать не очень удобно, да и чувствую себя неважно. — Он посмотрел на часы. Без тридцать двух секунд. — Давай, я тебе через час сам позвоню?

— Ты простыл, что ли? — спросила Татьяна так, что он тут же понял: не за тем она звонила, чтобы выяснить, как его здоровье. Но не рассказывать же ей о шизе, обнаруженной коллегой, о предсказании Потрошителя, о своем мерзком ожидании…

— Простыл, — вяло соврал он. — Под дождь попал и простыл.

— Ясно, — ответила равнодушно. — Саша, я хотела тебе сказать… Точнее, предупредить. Так. В воздухе запахло крупными неприятностями.

— Тань, а через час нельзя? Без семнадцати секунд.

— Нельзя, Саша. Через час будет поздно. Я просто хотела тебе сказать… — Без восьми секунд девять. — Я беременна, Саша, и хотела спросить, идти мне на аборт или… — Секундная и минутная стрелки дружно одолели верхнюю точку циферблата. Девять. Саша почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось. Какая-то тонкая нитка, удерживающая его разум на грани, за которой начинался совершенно непонятный, необъяснимый, кромешный ужас. В телефонной межгалактической пустоте повисла долгая, неимоверно тяжелая пауза. — Почему ты молчишь?

— А что, по-твоему, я должен сказать? — устало произнес он.

— Что-нибудь.

— Что-нибудь. Тебе легче?

— Я так и думала. Тон ее стал настолько холоден, что Саше показалось, будто на телефонной трубке уже растут сосульки. А заодно и у него на пальцах.

— Мне говорили, что все мужчины одинаковы…

— Таня, — невольно повысил голос он. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? В данную минуту? Приехал к тебе? Я не могу этого сделать! Что еще? Сказать: «Я хочу этого ребенка. Оставь его»? Ты этого ждешь? Хорошо. Я хочу этого ребенка. Оставь его. Теперь ты довольна? Только учти, что отец твоего ребенка — шизофреник.

— В каком смысле? — опешила Татьяна, моментально сбиваясь с тона оскорбленной невинности.

— В клиническом! — рявкнул Саша. — Мне вчера диагностировали шизофрению! Что еще я должен сказать? «Приезжай скорее»? Я не дома, да и, честно говоря, не хочу, чтобы ты приезжала сейчас! «Иди, делай аборт»? Этого я тоже сказать не могу. Ты — взрослый человек, и никто не имеет права навязывать тебе подобных решений! Это все? Или я что-нибудь забыл? Подскажи мне. У тебя ведь заготовлена фраза, которую тебе хочется слышать? Давай, подскажи мне ее!

— Нет, я не думала, что… — Татьяна вдруг заговорила деловито и собранно: — Короче, понятно. Тебе уже сказали, когда и в какую больницу кладут? Саше стало неприятно от этой мгновенной перемены. Словно его пытались обмануть, а когда он угадал ложь, сказали: «Брось, старик, фигня это все. Ты же дурак, вот мы и хотели на тебе проехаться. Чего ты разнервничался? Ничего же не вышло».

— Тань, знаешь что, — произнес он, чувствуя себя совершенно вымотанным. — Давай мы обсудим это позже, ладно? Мне все скажут. И… будет видно. А насчет ребенка, поступай, как считаешь нужным. Оставишь — я подпишу свидетельство о рождении. Или как там это делается?..

— При чем здесь подпись? — спросила она. — Ребенку будет нужен отец. Отец, а не подпись в документе.

— Ты хочешь, чтобы мы пошли в ЗАГС? — наконец догадался он. — Но юридически этот брак будет считаться недействительным. До тех пор, пока я не вылечусь.

— Ну да, — согласилась она. — Это понятно. Кстати, у моей подруги близкие друзья работают в Алексеевской. Я могу устроить все так, чтобы никто ни о чем не знал.

— Таня, я сам доктор. И у меня есть знакомые. Не беспокойся.

— Я просто подумала, если мы соберемся поехать в свадебное путешествие за границу, то…

— Таня, — взмолился он. — Я тебя умоляю! Какая заграница? О чем ты говоришь?

— Но ты же не против свадьбы?

— Я не против, Таня, — ответил он, осознавая, что врет. Причем врет мерзко. Не в смысле неубедительно, а в смысле совести. — Мы можем обсудить это позже? Завтра, например? Завтрашний день у меня совершенно свободен, и я смогу встретиться с тобой.