Естественно, оставалась лишь материя. Можно было заниматься научными изысканиями в области физики, химии, биологии, зоологии. Пожалуйста!

Церковь явила собой Великую Китайскую Стену, не пускающую людей во внутренний мир. Сколь бы странным это ни казалось, но факт тот, что Христианская церковь оказалась злейшим врагом религии на земле. Другие религии тоже были врагами, но меньшими.

Для гения оставалась лишь работа с материей.

На Востоке же гении предпочитали путь внутреннего поиска. Лишь представители второго класса, средние люди занимались работой с внешними, материальными явлениями, истинный же интеллект всегда стремился к меди-тативности.

Мало-помалу разрыв увеличивался. Запад сделался материалистическим, и вся ответственность за это лежит на Христианской церкви. А восточная часть человечества становилась все более и более духовной. Разделение, расщепление, созданное внутри каждого человека в отдельности, возникло и в более широком диапазоне — как расщепление Восток и Запад.

Один великий поэт сказал: «Восток — это Восток, а Запад — это Запад, и разделенному никогда не встретиться». А человек этот, лорд Киплинг, весьма и весьма интересовался Востоком. Годами он жил в Индии, состоя на государственной службе.

Но увидеть такую разницу... Что все восточное самосознание направлено внутрь, а западное — вовне, и, следовательно, им невозможно встретиться?

Цель всей моей работы — доказать, что лорд Киплинг ошибся. Я бы сказал, что ни Восток не является Востоком, ни Запад — Западом, а разделенное уже встретилось.

Что имеется в виду под словом «Восток»? Для Бомбея восток — это Калькутта, для Калькутты Бомбей — запад. Все это ерунда, эти слова относительны. Нельзя говорить об определенном месте, что это восток, а об определенном месте, что это запад. Все это относительно. Для людей, живущих в Калькутте, на востоке находится Токио. И именно так думают японцы. Поэтому они называют свою землю «Страдой восходящего солнца», а своего императора —«единородным сыном бога солнца». Бог солнца — подлинный бог, а Хиро-хито, император Японии — его единственный сын.

Фактически, когда японцы были побеждены во второй мировой войне, им трудно было в это поверить. Тысячи солдат покончили с собой просто от стыда: «Как же могли сыновья солнца быть побеждены? Зачем теперь жить, если все в этой жизни не так?» Они верят, что они— подлинный Восток. Никто не Восток и никто не Запад. Но подобная позиция понятна, и она весьма рельефна. И вся моя цель заключается в том, чтобы перекинуть мостик внутри каждого индивида, так чтобы объединить его в единое целое. Не настраивайте себя против своего тела. Это ваш дом.

Не настраивайте себя против своего сознания, поскольку без него ваш дом может выглядеть очень нарядно, но в нем не будет он будет пустым. Вместе же создадут красоту, более наполненную жизнью.

Символически я избрал Зорбу в качестве тела, а Будду в качестве души.Вы интересовались тем, что в Греции я больше говорил о Зорбе, а, здесь, в Индии, атмосфера ближе к Будде. Вы сделали верное наблюдение.

В Греции я говорил о Зорбе. Но все равно меня депортировали. Если бы я говорил о Будде, Вы бы меня вообще больше не увидели. Я говорил о Зорбе, поскольку это основа.

При этом я объяснял, что сам по себе Зорба — лишь основа дома, но не сам дом. В Индии я говорю о Будде. Но не забываю и о Зорбе. Каждое мое утверждение, относись оно к Зорбе или Будде, автоматически подразумевает и второго, поскольку для меня они неразделимы. Вопрос лишь в том, на чем ставить акцент. Для того чтобы быть понятным для сознания греков, я акцентировал Зорбу.

Посол Республики Шри-Ланка в Америке написал мне письмо, в котором говорилось: «Ваши последователи со всего мира открывают рестораны, диско-клубы и называют их «Будда-Зорба», что весьма оскорбительно для Будды. И если это произойдет в такой стране, как Шри-Ланка, то может повлечь за собой насилие. Советую вам отбросить это имя.»

Я попросил своего секретаря написать ему, что, «во-первых, никто не располагает монополией на Зорбу или на Будду. И, во-вторых, мы не касаемся Гаутамы Будды: «будда» — это не имя собственное, а качество. Оно подразумевает пробужденную личность. Любого, кто пробудился, можно назвать буддой. Гаутама Будда — лишь один из миллиона будд, которые существовали и будут существовать. И вы не можете помешать Зорбе стать Буддой.

Фактически вы должны помогать мне превращать зорб в будд, поскольку в этом и заключается единственная подлинная революция: в том, что материалист зорба, не подозревающий о высшем сознании, превращается в будду.»

Он мне так и не ответил.

В зорбе есть своя прелесть. А остров в Греции, где я остановился, был тем самым местом, где Казанцакис, писатель, создавший роман «Грек Зорба»... Зорба — вымышленное имя, это не исторический персонаж. Но остров, где я остановился, был островом, на котором родился Казанцакис. И Казанцакис, один из лучших романистов нашего века, ужасно пострадал от руки церкви. В конце концов, после написания романа «Грек Зорба», он был отлучен от церкви. По написании романа ему объявили: «Либо вы отказываетесь от своей книги, либо вас отлучают от церкви.» Не отказавшись от книги, он был отлучен от Христианства и проклят.

Зорба передает индивидуальность Казанцакиса, на которую обрушилась церковь,, индивидуальность, которую он хотел и не мог в себе реализовать. И всю эту нереализованную в своей жизни часть себя он вложил в Зорбу.

Зорба — это красивый мужчина, не испытывающий страха перед преисподней и не стремящийся царство небесное, живущий от момента к моменту и умеющий находить наслаждение в мелочах... еде, питье, женщинах. После своего полного рабочего дня он мог взять свой музыкальный инструмент и часами танцевать на берегу.

И другая часть Казанцакиса, которую он прожил в «Греке Зорбе»... Зорба — это слуга. Другая часть — это хозяин, нанявший Зорбу в качестве слуги. Он вечно сидит печальный в своем офисе, копаясь в папках, никогда не смеется, никогда не испытывает наслаждений, никогда не выходит наружу и постоянно в глубине души завидует Зорбе, который, так мало зарабатывая, живет, как император, не заботясь о завтрашнем дне, о том, что с ним может произойти. Он хорошо ест и пьет, хорошо поет и хорошо танцует. А его хозяин, такой богатый, сидит себе, грустный, натянутый и страдающий, в несчастьях и муках.

В один прекрасный день Зорба сказал своему хозяину (который и есть сам Казанцакис): «Хозяин, твоя единственная беда заключается в том, что ты слишком много думаешь. Пойдем со мной.» Дело было ночью в полнолуние.

Казанцакис пытался возразить: «Нет, нет. Что ты делаешь?»

Но Зорба притащил его на берег и принялся танцевать, играя на своем инструменте. И он сказал Казанцакису:

«Попробуй прыгать! Если ты не можешь танцевать, делай что угодно.» И Казанцакис тоже пустился в пляс с энергией и грацией Зорбы. Впервые в жизни он почувствовал себя живым. Зорба — это нереализованная часть каждого так называемого религиозного человека.

Так почему же церковь так восстала против Зорбы, когда тот был опубликован? Это был всего лишь роман, и церкви не о чем было беспокоиться. Но эта книга так наглядно показывала нереализованную сторону каждого христианина, что это делало ее опасной.

Но Зорба невероятно привлекателен. Казанцакис посылает его купить кое-что в городе, а он про все забывает. Напивается, отправляется к проституткам и предается наслаждениям, лишь однажды вспомнив, что, казалось бы, прошло уже много дней, а деньги все еще при нем. Как же он может вернуться, пока они не кончились? Хозяин очень рассердится, но ничего не сможет сделать — это его проблема.

А через три недели он возвращается (отправлялся он всего на три дня) и не приносит ничего из того, за чем он был послан. Зато приносит с собой множество историй: «Какое же это было замечательное похождение! Тебе надо было отправиться со мной. Я провел время с такими миленькими ангелочками и пил такое замечательное вино...»