Второе — это терпение народа, т. е. его способность подчиняться силе, которой он не способен противостоять. Эта черта национального характера воспитана столетиями тирании царского строя и вместе с тем коренится в природных условиях страны — ее обширности и резких климатических изменениях, перед которыми человек бессилен. Поразительно, насколько сильна эта способность к терпению у русского народа.
Если учесть оба эти фактора, можно в общих чертах представить себе, какое отражение находит нынешний инцидент в народе. Как уже говорил полковник Касахара, благодаря нынешнему инциденту углубится взаимная подозрительность и беспокойство в среде комсостава, особенно среди высшего комсостава Красной армии, далее, благодаря дальнейшим репрессиям, усилится атмосфера взаимного недоверия и беспокойства в руководящей прослойке центральных административных органов. Все это наносит вред духовной спаянности народа, и не подлежит никакому сомнению, что с точки зрения синтетической оборонной мощи или гособороны в широком понимании моральная слабость СССР будет все больше сказываться и что нынешний инцидент послужит источником бедствий в будущем.
Нужно, однако, иметь в виду, что диктатура Сталина необычайно сильна и что нынешний процесс проведен для усиления диктатуры Сталина, т. е., что процесс как таковой является успехом. Поэтому навряд ли кто-нибудь сможет возражать против того тезиса, что в результате этого процесса диктатура Сталина еще более укрепится. При этом народу свойственна покорность, молчаливое повиновение перед силой. Народ беспокоится только — а что, если следующая очередь моя, — но на противодействие он пока еще не способен. Я всегда утверждаю, что если бы этот страх перешел в ненависть, то тогда можно было бы говорить о потрясении сталинского режима, но при нынешнем положении народ скорее забыл о прежней ненависти и находится во власти одного только страха. Не так легко еще сделать этот страх ненавистью.
Сталинская политика репрессий, вероятно, будет продолжаться и дальше. С этой точки зрения те, кто в связи с процессом говорят о потрясении сталинского режима или о возможности таких потрясений в ближайшем будущем, основываются преимущественно на собственных надеждах.
Возможно, что некоторые из вас смотрят на дело так — пусть даже диктатура Сталина усилится, но раз в народе царит беспокойство и страх, то не говорит ли это о слабости СССР, и разве не может нынешняя власть рухнуть. Я против такой оценки положения. Обратимся к примерам того, как поступали воинские командиры на поле битвы во время гражданской войны, и вы поймете то, что я хочу сказать. В моменты, когда операции или обстановка боя развертывались неудачно, командиры прибегали к сильнейшим репрессиям, к террору и расстрелам против своих подчиненных, и тогда ход операций менялся к лучшему и бой принимал успешный оборот. Примеры этого, как говорят, наблюдались, в частности, и в период сибирских событий (имеются в виду столкновения советских и японских войск в годы Гражданской войны. — Б. С.). Я думаю, что это соответствует действительности. Во всяком случае, общее настроение таково: если я не буду следовать указаниям Сталина и не буду искренно проводить их в жизнь, меня посадят. Мой вывод из этого, что преждевременно говорить об ослаблении оборонной мощи в целом на том основании, что народ охвачен страхом.
Я слышал мнение, что хотя и Англия, и Франция, и Германия внимательно наблюдают за событиями в России, но только японская армия дает серьезную сдержанную оценку этих событий (эти слова Сталин выделил карандашом. — Б. С.). Кажется, и в газетах высказывалось такое мнение. Я хочу сказать по этому поводу, что японский генштаб и японские военные круги лучше всех знают Россию, и что органы, несущие ответственность за оборону государства, не могут позволить себе дать легкомысленную оценку событиям.
Вы, может быть, скажете, что эта осторожная оценка основана на софизмах, но я был в России и наблюдал русские условия, и первая мысль, которая промелькнула у меня в голове, когда возникло нынешнее дело — была мысль: «Ну, теперь диктатура Сталина укрепится», а отнюдь не мысль о том, что его песенка спета. Я намеренно выражаю это в безыскусственной форме, как это чувствует народ.
Повторю еще раз: не подлежит никакому сомнению, что благодаря нынешнему инциденту ослабела духовная спаянность Красной армии, что этот инцидент чреват большими опасностями в будущем, что когда нам придется драться с ними, мы должны будем в максимальной степени использовать это слабое место противника, и что мы должны это использовать.
Но если на основании одного этого инцидента делают вывод, что государственная мощь СССР сильно снизилась или что боеспособность Красной Армии в большой степени упала, то я хочу внести корректив в этот взгляд, тем более, что современный СССР, проводя сталинскую чистку внутри страны, стремится именно к повышению своей обороноспособности.
4. Отношения между Сталиным, Ворошиловым и Блюхером
Газеты пишут о напряженных отношениях между Сталиным и Ворошиловым либо между Ворошиловым и Блюхером, якобы возникших в результате дела Тухачевского. На эту же тему ведется много разговоров. Я хочу высказать свое мнение по этому поводу.
И Сталин, и Ворошилов, как я уже говорил, представляют собой две руководящие фигуры в Политбюро. Если начать перебирать всех руководящих деятелей Политбюро или правительства, как Молотов, Калинин, Межлаук, Микоян, Каганович и т. д., то ни один из них не обладает такой популярностью и энергией, как Ворошилов. Часто говорят о Кагановиче, но он принадлежит к еврейской нации, которую не любит большая часть 170-миллионного населения СССР, и не обладает данными, чтобы вести за собой государство. В конечном счете остается один Ворошилов. Прежде всего, он — руководитель армии численностью в 1 800 000 (с начала 30-х годов, когда Тухачевский бомбардировал Сталина своими планами, ее численность возросла втрое. — Б. С.). Даже Сталин со всей своей смелостью не может игнорировать эту громадную силу и вонзать в нее свой нож. Проводя такие решительные мероприятия, Сталин несомненно действует рука об руку с Ворошиловым, а кроме того, ему, кроме Ворошилова, в данный момент не на кого опираться. Молотов — тип школьного учителя, Калинин — просто деревенщина, среди остальных нет крупных людей. Однако, учитывая растущую подозрительность Сталина, ни в коем случае нельзя поручиться, что Сталин в будущем не подведет Ворошилова, тем более принимая во внимание быстрые темпы перемен в России, о которых говорил полковник Касахара. Быть может, пока я здесь выступаю, в вечерних газетах уже появилось сообщение из Москвы: «Расстрел Ворошилова» (хотя, конечно, если судить по сегодняшней обстановке, это еще невозможно). (В последние годы жизни этот сценарий уже не был бы фантастичным; Сталин публично говорил, что Климент Ефремович, может быть, является английским шпионом, и не пускал его на заседания Политбюро, не исключено, что только смерть Иосифа Виссарионовича спасла Ворошилова от ареста и расстрела. — Б. С.)
Но вот на кого нужно обратить внимание — это на Ежова из ГПУ. Не он ли? Ежов еще молод и во многом напоминает погибшего Кирова. Благодаря нынешнему процессу он еще более вырос, и если его популярность в дальнейшем возрастет, то он, быть может, сможет стать опорой Сталина. (Пассаж про Ежова Сталин тоже отчеркнул и, как кажется, принял во внимание соображения о растущей популярности Николая Ивановича. В нем Иосиф Виссарионович видел не столько будущую опору, сколько очередного кандидата на низвержение с кремлевского олимпа. Через год Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, а 4 февраля 1940 года благополучно расстрелян. — Б. С.)
Во всяком случае, говорить в связи с нынешним процессом о розни между Сталиным и Ворошиловым — это высказывать произвольные надежды.
Далее, об отношениях между Блюхером и центром. Если бы со стороны Блюхера имели место выступления против власти, его ни в коем случае не держали бы на изолированном Дальнем Востоке, во главе 300-тысячной армии с 1200 самолетами и 1200 танками, против Маньчжурии и Японии, которые внушают им такие большие опасения. Это — доказательство того, что нынешняя власть и особенно Сталин доверяют Блюхеру. Если бы имелись хотя бы малейшие симптомы враждебности, которую якобы питает Блюхер, то ведь он и в прошлом, и в позапрошлом году несколько раз ездил в Москву и от него в любой момент можно было избавиться. Это, однако, не делалось. С точки зрения самого Блюхера, на отдаленном Дальнем Востоке он ничего не может сделать, что бы ни предпринимало центральное правительство, но зато, без лишнего честолюбия, в нынешнем положении он царек Дальнего Востока. Если же все будет идти гладко, то, может быть, придет момент, когда и на его долю выпадет лакомый кусочек, и нет никакой необходимости идти на рожон против власти (это место привлекло внимание Иосифа Виссарионовича, оставившего здесь след своего карандаша. Может быть, ему не понравилась фраза о том, что Блюхер на Дальнем Востоке — «царек». Но не исключено, что через полтора года спустя Василия Константиновича арестовали только потому, что он бездарно провел хасанскую кампанию. — Б. С.).
