Тем не менее Сталин, Тимошенко и тогдашний начальник Генштаба Г. К. Жуков накануне 22 июня были уверены, что Красная армия вполне готова к крупномасштабному столкновению с вермахтом. Например, Жуков в мемуарах признавался: «Мы предвидели, что война с Германией может быть тяжелой и длительной, но вместе с тем считали, что страна наша уже имеет всё необходимое для продолжительной войны и борьбы до полной победы. Тогда мы не думали, что нашим вооруженным силам придется так неудачно вступить в войну, в первых же сражениях потерпеть тяжелое поражение и вынужденно отходить в глубь страны». Вряд ли думал подобным образом и Тухачевский, который, как и Ворошилов, Тимошенко, Жуков и почти все остальные военачальники, твердо верил, что в будущей войне Красная армия будет наступающей стороной, а обороняться ей если и придется, то недолго и лишь на второстепенных направлениях. Хотя, безусловно, Михаил Николаевич куда более критически, чем Георгий Константинович, оценивал состояние советских вооруженных сил.
Тот же Жуков, прозванный после войны «маршалом победы», довольно высоко ценил самого молодого из советских маршалов, который был всего на три года старше его. В «Воспоминаниях и размышлениях» он охарактеризовал Тухачевского как «одного из самых талантливых наших военных теоретиков» и «крупнейших знатоков военного дела», стоявшего в этом отношении значительно выше наркома Ворошилова. «Все мы чувствовали, что главную руководящую роль в Наркомате обороны играет он», — писал Жуков, называя Тухачевского «гигантом военной мысли» и «звездой первой величины в плеяде выдающихся военачальников Красной Армии». Несомненно, чувствовали это и Сталин, и сам Ворошилов, и особой радости по данному поводу оба не испытывали. Тухачевский как-никак из «бывших», хотя и давно вступил в партию. А его стремление воспитать кадры самостоятельных и инициативных бойцов и командиров и оградить Красную армию от излишней опеки со стороны политиков вызывало подозрения: уж не замышляет ли он повторить путь Бонапарта?
Сталину была необходима абсолютно послушная армия бездумных исполнителей, которую можно было в любой момент бросить как для подавления волнений внутри страны, так и для осуществления нового похода на Запад для обеспечения торжества «мировой революции». По мере приближения большой войны вождь всё больше опасался Тухачевского: под командованием бывшего гвардейского подпоручика окажутся огромные силы, и не захочет ли он двинуть их на Москву, а не на Варшаву и Берлин?
Все идеи Тухачевского о повышении боеспособности Красной армии в условиях тоталитарного режима, которому не требовались самостоятельно мыслящие люди, в том числе и военные, не могли быть реализованы сколько-нибудь полно. Поэтому Красная армия могла побеждать только очень большой кровью и по уровню боевой подготовки уступала главному потенциальному противнику — вермахту.
В апреле 1936 года, за год до гибели, Тухачевский разработал и провел большую оперативно-стратегическую штабную игру, где прорабатывался возможный сценарий войны между СССР и Германией. О ходе этой игры нам известно только из показаний на следствии по делу о «военно-фашистском заговоре» да из довольно скупых воспоминаний ее немногих выживших участников — полковника Г. С. Иссерсона, составлявшего задание на игру, и генерал-лейтенанта А. И. Тодорского, командовавшего во время игры одним из соединений на германской стороне, всеми войсками которой командовал Тухачевский. Войсками предполагаемого союзника Германии — Польши — руководил тогдашний командующий Киевским военным округом И. Э. Якир, а советский Западный фронт возглавил командующий Белорусским военным округом И. П. Уборевич. Согласно воспоминаниям Иссерсона и Тодорского, Генеральный штаб РККА полагал, что Германия могла в тот момент отмобилизовать до 100 дивизий, из которых половина будет брошена на фронт к северу от Полесья для похода на Москву, где им помогут еще 30 польских дивизий. Игра вылилась во фронтальное столкновение, в котором Красная армия, располагавшая теми же 100 дивизиями, в конце концов одержала победу.
В собственноручных показаниях на следствии от 1 июня 1937 года Тухачевский следующим образом изложил итоги игры: «Эта игра дала нам возможность продумать оперативные возможности и взвесить шансы на победу для обеих сторон, как в целом, так и на отдельных направлениях, для отдельных участников заговора (то есть для Уборевича и Якира, в то время командовавших соответственно Белорусским и Киевским военными округами, которые с началом войны должны были превратиться в Белорусский и Украинский фронты. — Б. С). В результате этой игры подтвердились предварительные предположения о том, что силы (число дивизий), выставляемые РККА по мобилизации, недостаточны для выполнения поставленных ей на западных границах задач. Допустив предположение, что главные германские силы будут брошены на украинское направление, я пришел к выводу, что если в наш оперативный план не будут внесены поправки, то сначала Украинскому, а потом Белорусскому фронтам угрожает весьма возможное поражение… Я дал задание Якиру и Уборевичу на тщательную проработку оперативного плана на Украине и в Белоруссии…»
Бросается в глаза определенная искусственность военно-политических вводных для игры. В 1936 году о германо-польском союзе говорить никак не приходилось, поскольку именно к Польше Гитлер предъявлял серьезные территориальные претензии — на земли Германской империи, отошедшие к Варшаве по Версальскому мирному договору. К тому же фюрер ставил под сомнение само существование независимого Польского государства. Этого не могли не знать в Кремле, не мог не знать и Тухачевский. Думается, что достаточно нелепая конструкция совместных действий вермахта и польской армии понадобилась ему для того, чтобы замаскировать перед рядовыми участниками игры истинные, агрессивные советские цели. Скорее всего, Сталин предполагал сначала разгромить и оккупировать Польшу, в союзе с Германией или в одиночку, а потом уже, выбрав подходящий момент (лучше всего — когда Германия будет скована войной на Западе), обрушиться на вермахт всей мощью Красной армии. А она в 1935 году насчитывала 930 тысяч человек, а к началу 1938 года — уже 1 миллион 513 тысяч, значительно превосходя вермахт по численности и вооружению. В начале 1936 года советские вооруженные силы располагали уже 4 механизированными корпусами, 6 отдельными механизированными бригадами и 6 танковыми полками, тогда как в Германии, только что отказавшейся от военных ограничений Версальского договора, танковые и механизированные соединения лишь начинали формироваться. Вероятно, во время игры 1936 года мифические польские дивизии на германской стороне должны были только продемонстрировать агрессивность Германии, будто бы собиравшейся напасть на СССР вместе с Польшей. И заменить собой реальные германские дивизии, число которых было сознательно занижено. Ведь Тухачевский совершенно справедливо полагал, что Германия в перспективе способна развернуть примерно 200 дивизий, так что на фронте к северу от Полесья, там, где в 41-м наступали группы армий «Север» и «Центр», вермахт сможет сосредоточить не менее 80 дивизий. По игре так и получалось, только 30 немецких дивизий заменили польскими.
