Да, епископ прекрасно знает это. Знает он и то, что девчонка была предана Люксембургу батаром Вандонном. Что ж, все это предусмотрено. Правительство его величества не постоит перед расходами. Оно решило оценить рвение своих союзников. Батару будет предоставлена рента в несколько сотен ливров, а сиру Люксембургу можно будет уплатить шесть тысяч…
Герцог молчит. Его лицо непроницаемо. Епископ, также помолчав, продолжает.
Шесть тысяч ливров — это огромные деньги. Целое состояние! И за кого же? За девку-мужичку! Пусть задумается над этим его светлость. Если бы не особые виды английского правительства, никто никогда не предложил бы подобной суммы…
Герцог улыбается. Да, конечно, деньги есть деньги. Ему, герцогу, известны «особые виды» высокочтимого кардинала. При создавшихся обстоятельствах эта девчонка приобретает особый вес. Она стоит не меньше принца крови…
Кошон парирует. Теперь он открывает свой последний козырь. Но этот козырь должен обязательно взять.
Правительство его величества согласно пойти на очень большую жертву. Ему поручено в качестве крайней суммы назвать десять тысяч ливров. Десять тысяч!.. Это более чем цепа принца крови. Это цена короля! Для того чтобы собрать такую сумму, его величеству придется снять последнюю одежонку с нормандских мужиков…
Герцог и бровью не ведет. Судьба нормандских мужиков его, видимо, не беспокоит. Но Кошон слишком хорошо знает его светлость. По едва уловимым признакам, по легкому дрожанию руки, по тому, что партнер молчит дольше обычного, епископ чувствует: клюнуло! Он продолжает как ни в чем не бывало.
Десять тысяч — бешеные деньги. Бешеная удача для тех, кто деньги получит. Но это предел. Ни ливра больше. Если герцог будет упорствовать, его величество предпочтет скорее отказаться от своих планов, нежели продолжать эти переговоры.
Герцог встает. Визит окончен. Предложение, конечно, заманчивое, но он повторяет, что здесь от него мало что зависит. Он не хозяин крестьянки. Пусть епископ переговорит с сиром Люксембургом.
И, уже прощаясь, вдруг добавляет:
— Передайте его высокопреосвященству, чтобы он подумал о деньгах. Разумеется, может ничего и не выйти, но деньги нужно иметь всегда наготове. Собрать десять тысяч в разоренной стране — дело далеко не простое.
Жанна проснулась поздно. И долго не могла понять, где она находится и что с нею. Комната была просторной и светлой. Солнечный луч чуть дрожал на стене. Чистое постельное белье приятно ласкало тело. Руки были свободны.
Руки!..
Мгновенно вернулась память. Жанна подняла руки и опять увидела так хорошо знакомые шрамы, глубокие борозды, выдавленные веревкой. Теперь шрамы из красных стали черными, они больше не болят. Как давно это было! Кажется, прошла вечность…
…После нескольких дней пребывания в Марньи девушка была переведена в замок Болье, принадлежавший сиру Люксембургу. Однако владелец Жанны продолжал беспокоиться за свою пленницу: Болье находился невдалеке от района военных действий и был слабо укреплен.
Приходилось опасаться не только врагов, но и союзников: англичанам ничего не стоило тайно похитить девушку. Один раз Жанна чуть не ушла из замка. Ей удалось покинуть свою камеру и пробраться через внутренний двор. В последний момент ее заметил и вернул привратник. Все это заставило сира Люксембурга подыскивать более безопасное убежище. В конце концов он остановился на своей постоянной резиденции — замке Боревуар, куда и перевел Жанну в начале августа.
Боревуар, расположенный на границе Пикардии и Камбрези, в глубине бургундских земель, был надежной твердыней. За высокими и прочными стенами находился мощный донжон — прямоугольная каменная башня в несколько этажей. Здесь жила семья сира Люксембурга — его жена, Жанна Бетюнская, и престарелая тетка, тоже Жанна. Здесь квартировала многочисленная челядь. В качестве тюрьмы для Девы была отведена комната в самом верхнем этаже донжона.
Впрочем, режим содержания Жанны в Боревуаре едва ли можно было назвать тюремным. Впервые за долгие дни неволи девушка почувствовала относительную свободу и человеческое обращение. Впервые неясный проблеск надежды вспыхнул в ее сознании.
Женщины Боревуара отнеслись к пленнице с известным вниманием. Это было вызвано не только чувством личной симпатии, которое обычно внушала Жанна. Обе сеньоры ненавидели англичан и были тайными сторонницами арманьякской партии. Они хорошо знали о подвигах Девы. Они искренне желали ей удачи. Жанна Бетюнская набросилась на своего супруга: он должен немедленно вступить в переговоры с французской стороной! Пленницу требуют попы и англичане. Но ведь она француженка, она спасительница престола Валуа! Арманьяки имеют па нее гораздо больше прав, чем инквизиторы и чужеземцы! Сир Люксембург, как рыцарь и дворянин, не может пройти мимо этого. Он должен немедленно установить контакт с французскими властями, а старая госпожа де Люксембург в качестве родственницы Карла VII готова стать посредницей.
…Переговоры успехом не увенчались. Правда, французское правительство кое-что предприняло. Были выкуплены некоторые воины, попавшие в плен вместе с Жанной, в том числе ее брат Пьер и д'Олон. Но о Деве царедворцы Карла VII даже не пожелали слышать. Вместо этого архиепископ Реймский отправил на север Франции письмо, в котором извещал «добрых граждан» о том, что Дева, совершившая ряд тяжких проступков и отказавшаяся повиноваться более опытным людям, отвратила от себя господа бога.
В Боревуаре бывало много народу. Здесь останавливались проезжие купцы и герольды, а иногда неделями жили друзья радушных хозяев.
Жанна часто беседовала с гостями, жадно ловя всякую новость с воли. Внимание ее особенно привлекал молодой рыцарь, сир Эймон де Маси, с некоторых пор почему-то зачастивший в замок…
Сир Эймон имел владения в окрестностях Боревуара. Увидев Жанну впервые, рыцарь был приятно удивлен: вместо «кровожадной ведьмы» перед ним оказалась красивая приветливая девушка с ясными глазами и нежным голосом.
Де Маси разговорился с Жанной, охотно отвечая на все ее вопросы.
А потом они стали встречаться почти ежедневно.
