– Все очень просто, – ответила она. – Я – летучая мышь Унигунда, могильный мешкокрыл, символ волшебства, тайны и ночи. Я живу в могильных склепах, разговариваю с мертвыми, с привидениями и призраками, с вампирами и упырями, с духами и оборотнями. В свободное время я подрабатываю у одной колдуньи. Моя хозяйка утверждает, что стала колдуньей лишь по той причине, что никогда не хотела поступать так, как все. Например, она всегда одевает носки разного цвета, в то время как обычные люди предпочитают носить одинаковые носки. Вот я и подумала, что раз ты не псих и делаешь то, чего не делают другие барсуки, ты тоже не хочешь поступать так, как все. Но почему?

Я отцепился от ветки и неловко шлепнулся на землю, поцарапав при падении нос.

– Как хорошо, что я встретил тебя, – сказал я. – Я тебе все объясню. Ты такая умная, и у тебя такие обширные связи, что, наверняка, ты сможешь мне помочь.

Мне грустно оттого, что я не могу и не хочу быть таким, как остальные барсуки. Они желают только есть, спать и откладывать жир. Я же ищу что-то другое, сам пока не знаю что. Мне хочется куда-то уйти, отыскать нечто, без чего я не смогу быть счастливым, но что это такое, я не представляю. Может быть, ты знаешь, куда я должен отправиться, и что же я все-таки хочу найти? Или, может, я просто ненормальный барсук?

Унигунда расправила свои перепончатые крылья и некоторое время пристально их разглядывала. Видимо, удовлетворенная осмотром, она сложила крылья и, наконец, переключила внимание на меня.

– Можешь не волноваться, ты абсолютно нормален, и ты не один такой. Нечто подобное происходит со многими животными, птицами и насекомыми. Зайцы и еноты, кроты и носороги периодически чувствуют то же самое. У барсуков это явление довольно редкое, а вот лемминги, например, почти все одержимы этим чувством. И как только находится один мечтающий о неведомом лемминг, который крикнет: «За мной, пушистые и когтистые, я знаю, куда нам идти и что нам нужно искать», все лемминги, сотни и тысячи, со всех краев сбегаются к нему. А поскольку море, огромное и неизведанное, всегда манит подобного рода мечтателей, их предводитель бросается в морские волны, и все остальные лемминги следуют за ним.

Летучая мышь замолчала. Мне показалось, что в ее глазах блеснула печаль. Немного подождав, я спросил:

– Они находят в море то, что искали?

– Нет, – покачала головой Унигунда, – они следуют за безумным мечтателем и погибают. Я много раз слышала, как люди спорят о том, почему лемминги бросаются в море. Если бы они спросили у леммингов, то давно узнали бы ответ. Но люди считают себя слишком умными и слишком важными, чтобы разговаривать с животными, поэтому и спорят до сих пор.

Киты по той же причине выбрасываются на сушу и тоже встречают там свою смерть. Киты уверены, что на таинственной и недоступной им земле найдут ответы на мучающие их вопросы, но это не так.

– А ты знаешь ответы? – спросил я. – Мне бы не хотелось бросаться в море, чтобы их найти. Говорят, море где—то очень далеко и, кроме того, я не люблю плавать.

Летучая мышь расхохоталась.

– Конечно, я знаю ответы, – сказала она. – Мне известны все тайны дня и ночи, света и тьмы. Но я не открою их тебе. Сейчас ты лишь услышишь слова, но не поймешь их суть. Ответы должен найти ты сам. Я только подскажу тебе направление поисков.

– Направление? – переспросил я. – Какое направление? То, в котором я должен идти?

Унигунда снова рассмеялась. Я даже немного обиделся – не слишком-то приятно, когда над тобой насмехаются.

– Твоя беда в том, что ты ленив, и из-за этого ты слишком много думаешь, – сказала она. – Нормальный барсук роет огромную нору, потому что все барсуки поступают так с самого сотворения мира, не задумываясь о причине, по которой они это делают. Но тебе лень рыть нору, и ты устраиваешься в какой-нибудь ямке и размышляешь, почему барсуки роют норы, зачем эти норы такие большие, и нужны ли в них тупики и лабиринты.

Нормальный барсук, даже сытый, всегда съест про запас еще одну ящерицу, чтобы нарастить побольше жира. Но ты ленивый и, когда сыт, не хочешь гоняться за ящерицами, а размышляешь, стоит ли это делать, и какой именно слой жира необходим барсуку для счастья.

Мне стало очень стыдно. Я и раньше подозревал, что слегка ленив, но как-то не хотел об этом задумываться.

Мое замешательство еще сильнее развеселило летучую мышь. Она покачалась на ветке, зловредно хихикая, а затем перепорхнула ко мне на плечо и ободряюще похлопала меня крылом по макушке.

– Не расстраивайся, – произнесла Унигунда. – Лентяем быть не так уж плохо. Неленивый барсук – всего лишь счастливый труженик, зато из лентяев получаются философы, мыслители, мечтатели и поэты. Им лень заниматься обычными делами – и они ищут нечто, чему сами не могут дать определения. Твой случай совершенно типичный. Ты пытаешься найти смысл жизни. Неведомая сила, исходящая из твоего сердца, зовет тебя туда, где ты сумеешь его отыскать.

Я почувствовал себя несколько отупевшим от разговора. С отцом я беседовал только о политике, общение с другими барсуками ограничивалось обсуждением нор, еды и личной жизни соседей, и с непривычки рассуждения Унигунды показались мне слишком сложными. И вдруг я понял, что она совершенно права. Конечно, я хочу найти смысл жизни и готов бежать за ним хоть на край света. Ведь это куда интереснее, чем рыть и ремонтировать нору, да нагуливать жир!

От радости я подскочил так стремительно, что Унигунда свалилась с моего плеча. Приплясывая, я принялся скакать вокруг нее, размахивая лапами и крича во все горло:

– Ура! О, мудрая Унигунда, ты совершенно права, я жуткий лентяй, и поэтому немедленно отправлюсь искать смысл жизни. Это должно быть так весело и увлекательно! Скажи только, в какую сторону я должен идти.

Унигунда неторопливо поднялась с земли и тщательно смахнула с крыльев налипшую на них пыль.

– Ах, молодость, молодость, – вздохнула она, – а ведь когда—то, лет двести пятьдесят назад и я так же, как ты сейчас, отправилась на поиски смысла жизни. Чудесные были времена! Должна сказать, что искать смысл жизни гораздо увлекательнее, чем знать, в чем он заключается, хотя это знание и дает мудрость.

Сейчас ты можешь выбрать любой путь. По сути, все они одинаковы. Все пути ведут куда-то и в никуда. Когда-нибудь ты поймешь, что важно не столько направление, в котором ты идешь, сколько умение правильно идти. Но один совет я тебе все-таки дам. Прежде, чем отправиться в путешествие, закрой глаза и поворачивайся вокруг себя до тех пор, пока твое сердце не выберет направление, которое тебя позовет. В этот момент ты поймешь, что этот путь – твой.

Удачи тебе, барсук-путешественник!

– Подожди! – воскликнул я, но Унигунда уже расправила крылья для полета.

Она бесшумно взмыла вверх, покружилась надо мной и полетела вдоль ручья. Прочертив стремительный зигзаг на лунном диске, летучая мышь растаяла в сумраке ночи.

Воспользовавшись советом Унигунды, я повернулся на месте, пытаясь почувствовать, в какую сторону мне идти, но мое сердце молчало. Все пути казались мне одинаковыми.

«Все они ведут куда-то и в никуда, – вспомнились мне слова Унигунды. – Когда-нибудь ты поймешь, что важно не столько направление, в котором ты идешь, сколько умение правильно идти».

«Интересно, что означает „умение правильно идти“? – подумал я. – Может, я должен как-то по особенному переставлять лапы? Жаль, что я так и не успел об этом спросить»

Я вращался вокруг своей оси снова и снова, пока у меня не закружилась голова. Остановившись, чтобы передохнуть, я увидел в небе падающую звезду. Яркая и стремительная, она наискось перечеркнула небосвод, вспыхнула и погасла, а я неожиданно понял, что должен идти туда, куда указала звезда, что это и есть выбор моего сердца.

Я подошел к ручью, попил прохладной воды, простился с родным оврагом и лесом и, не удержавшись, нацарапал когтем на песке: