К утру я твердо решил положить этой нелепице конец, высказать Холмсу свои претензии и настоять на том, чтобы он вернулся к прежней размеренной жизни, которую нарушило появление в нашей квартире Питера Норвуда.

Поэтому, позавтракав, я вышел на улицу и остановил первого подвернувшегося мне мальчишку десяти или одиннадцати лет. Одет он был в лохмотья, имел хриплый голос и хитрющую физиономию. Откровенно говоря, он чем-то напомнил мне того, настоящего Альфреда, который в свое время носился по тем же самым улицам.

Я сказал ему:

— Послушай, юноша, хочешь заработать полкроны?

Он внимательно поглядел на меня.

— А что делать-то? — спросил он с хитрецой. — Вас тут много таких ходит.

Я хотел было отвесить ему подзатыльник, но сдержался и вкратце объяснил свою мысль. Поломавшись и подняв плату до трех шиллингов, он согласился.

Так что, когда престарелый сыщик вышел в полдень в гостиную, помахивая своей палкой, мы уже поджидали его. Он пожелал мне доброго утра, а паренька похлопал по спине. Выглядел он, надо признаться, так, словно сбросил с плеч груз двадцати последних лет.

Холмс сразу взял быка за рога.

— Альфред, — сказал он, — мне нужны еще трое или четверо ребят для одного дела.

Юнец, подбоченясь, разглядывал сыщика; глаза его сверкали. Услышав слова Холмса, он притронулся к своей кепке:

— Слушаюсь, сэр. Прямо сейчас, сэр?

— Прямо сейчас, Альфред. Беги.

— Минутку! — вскричал я, решив, что наступил подходящий момент. Я повернулся к товарищу моих преклонных лет.

— Как по-вашему, Холмс, кто этот сорванец?

Сыщик посмотрел на меня с таким видом, будто вовсе не он, а я выжил из ума.

— Его зовут Альфред. Вы, мой добрый доктор, должны помнить его дедушку, который так часто помогал нам в былые дни. Мы познакомились с Альфредом во время моих утренних прогулок по городу.

Я закрыл глаза и принялся считать до ста. Пока я считал, юнец исчез; только прогрохотали по лестнице башмаки.

— Как продвигается расследование? — спросил я брюзгливо. — Нашли вы человечков с Марса?

Холмс устало опустился в кресло. Как видно, начал все-таки сказываться возраст. Он пожевал губами, услышав мой вопрос; его тонкие брови поползли вверх.

— С чего вы взяли, будто они с Марса, доктор?

Его замечание обезоружило меня.

— Я всего лишь пошутил.

— А, — он пробормотал что-то неразборчивое и закрыл глаза; я подумал, что утренние события довели его до изнеможения.

Потому, подавив любопытство, я тоже сел в кресло и взял в руки медицинский журнал, который читал накануне.

Холмс, однако, не спал. Не открывая глаз, он обратился ко мне язвительным тоном, к которому я, надо сказать, успел за последние годы привыкнуть:

— Доктор, вы можете себе представить, как чертовски трудно разыскать инопланетянина в Британском музее? Можете?

— Думаю, что могу, — отозвался я, горя желанием узнать, чего Холмсу удалось добиться, но продолжая сердиться на него из-за казуса с Альфредом.

— Мне помог случай, — проговорил Холмс. — Его выдала одна-единственная промашка.

— Промашка? — переспросил я.

Он открыл глаза.

— Техника, доктор. Техника! Он не мог удержаться, чтобы не воспользоваться своей техникой.

Снова закрыв глаза, Холмс хихикнул. Сказать по правде, меня взяла досада.

— Боюсь, что не совсем понимаю, — заметил я сухо. На этот раз Холмс не соизволил открыть глаза.

— Элементарно, Уотсон. Предположим, наш пришелец хочет сфотографировать показавшиеся ему наиболее интересными книги и рукописи в библиотеке Британского музея. Земным фотокамерам требуется сильный свет. Поэтому у него наверняка возникнет искушение воспользоваться собственной камерой или что у него там есть, способной снимать при крайне слабом, с нашей точки зрения, свете.

— Боже мой! — воскликнул я. — Так вот зачем вам понадобился мой экспонометр!

Холмс хохотнул, а потом с чрезвычайно самодовольным видом кивнул головой:

— Доктор, в библиотеку ежедневно наведывается… гм… одна личность. Если верить самым свежим работам по фотографии, какие я только сумел отыскать, в настоящее время нигде на Земле не изготавливаются линзы и пленки, чувствительные к столь слабому свету, при котором эта личность работает. Ваш экспонометр показал отсутствие надлежащего освещения.

Прежде чем я успел собраться с мыслями, на лестнице раздался топот ног и послышались негодующие возгласы нашей квартирной хозяйки. Дверь распахнулась. В комнату влетел Альфред в сопровождении троих ухмыляющихся оборванцев.

— Как договаривались, сэр, — сказал Альфред, закрыв дверь и подойдя к моему другу. Оборванцы следовали за ним по пятам.

— Вижу, вижу, — проговорил сыщик. — Молодцом, Альфред. Как быстро ты обернулся!

Порывшись в кармане, Холмс вынул четыре флорина.

— Таким легким на ногу ребятам, как вы, не составит труда заработать эти деньги, — он хихикнул, будто отпустил невесть какую остроту. — Я хочу, чтобы вы проводили одного весьма ловкого господина от Британского музея до его дома.

Слезящиеся глаза Холмса засверкали. Он хохотнул.

— Я уверен, задача вам по плечу. Ну кому, будь он хоть трижды осторожен, придет в голову обращать внимание на играющих на улице мальчишек?

Он снова хихикнул. Мне показалось, он утерял мысль. Однако сыщик сказал:

— Пойдемте со мной к Британскому музею и выберем местечко поукромнее недалеко от входа.

— Полагаю, — сказал я, пожалуй, с легкой завистью, — моя помощь вам не требуется?

Должен признать, что, заразившись общим настроением, я ощутил себя старой боевой лошадью.

— В другой раз, доктор, в другой раз, — отозвался Холмс. — Боюсь, ваши подагрические суставы не позволят вам присоединиться к нам.

Последние слова он произнес уже на пороге; дальше я ничего не сумел разобрать; правда, мне послышалось, что Холмс упомянул про йогурт.

Я раздраженно поглядел им вслед, но никто из них не обернулся. Башмаки мальчишек прогрохотали по лестнице.

Дня три никаких разговоров о деле не заходило, а потом случилось событие, которое подтолкнуло его ход и приблизило завершение, если мне позволено будет употребить это слово.

Как-то вечером мы по обыкновению расположились у камина: я читал, а мой друг вертел в руках свой револьвер. В былые годы он обращался с ним с замечательной ловкостью, но теперь стоило Холмсу взять оружие в руки, как я невольно вздрагивал. Откровенно говоря, я со дня на день собирался выкинуть все обоймы.

— Ага, — пробормотал вдруг сыщик, — наш приятель Питер Норвуд явился за обещанным.

Я вынужден признать, что с тех пор, как Холмс начал пользоваться новомодным слуховым аппаратом, он слышит гораздо лучше моего.

Я разобрал голос нашей квартирной хозяйки. Через несколько секунд в дверь постучали.

Я пошел открывать. Это и в самом деле оказался молодой Норвуд. Лицо его было слегка багровым, очевидно, после плотной еды и обильных возлияний, ибо время ужина только-только миновало.

Он бросил на нас довольно-таки воинственный взгляд, что, без сомнения, объяснялось выпитым за ужином вином.

— Сколько можно? — требовательно спросил он. — Неужели так трудно сочинить для моего старика правдоподобную историю?

Холмс, который не встал навстречу молодому человеку, ответил, как мне показалось, мягко:

— Я нынешним утром отправил свое заключение вашему отцу, мистер Норвуд.

Все бы ничего, но потом он как-то бессмысленно хихикнул.

— Что? — Норвуд на мгновение смешался.

— Ну что ж, — сказал он, засовывая руку в карман, — тогда мне остается лишь заплатить вам за работу.

В его голосе слышалась насмешка.

— Ни к чему. Я не беру денег. Я — сыщик на покое, молодой человек, и мне нет нужды зарабатывать на жизнь таким образом.

Холмс помахал в воздухе пальцем.

— И если уж на то пошло, за чеком я обратился бы к сэру Александру. Ведь нанял меня он, не правда ли?

Питер Норвуд озадаченно нахмурился. Должно быть, он учуял какой-то подвох. Глаза его сузились. Он прорычал: