И все-таки ей было приятно сознавать, что она танцует с самым красивым мужчиной в зале. Энн, поймав ее взгляд, улыбнулась ей понимающе.

После танца герцог подвел Диану к своей матери. Диана сделала реверанс.

– Какой прекрасный вечер, не правда ли, Ваша Светлость? – проговорила она.

– О, да, – вздохнула старая леди и обратилась к сидевшей рядом Корнелии: – Любимая моя, ты не будешь так добра уступить свое место этой мисс… мисс?..

– Мисс Диана Трэвис, мама, – выручил ее герцог.

– Ну конечно! Мы с вами встречались или нет? Ах, этот мой склероз… Но я уверена, мы с вами можем очень мило поболтать, мисс… – Она снова вздохнула и сказала сыну: – Пригласи Корнелию на танец, Клэр. Я знаю, что ты очень хочешь.

Диана села на освободившийся стул, а Корнелия уже увлекла герцога на паркет.

– Прекрасная пара, вам так не кажется, мисс? – произнесла леди Клэр. – Они очень подходят друг другу. Леди Корнелия богатая и знатная. Я не говорю уже о ее красоте. Она дочь графа Понсонби, вы знаете. После того, как мой сын с ней обвенчается, я могу умереть со спокойной душой.

– Прошу тебя, мама, никогда так не говори! – воскликнула Эмили. – Это плохой знак! Ты притягиваешь к себе смерть. Кроме того, Уильям никогда не…

– От твоей болтовни, Эмили, – перебила ее леди Клэр, – у меня моментально начинает болеть голова! Замолчи немедленно!

Она снова повернулась к Диане, которая наблюдала за танцами. Герцог Клэр и леди Корнелия были действительно великолепной парой. Оба высокие, стройные. Клэр явно наслаждался. Он то наклонял голову, слушая, что шепчет ему Корнелия, то весело смеялся в ответ.

– А где вы встретили Клэра? – спросила старая леди. – Ведь вы явно еще не бывали в свете. Вы слишком молоды. Я даже удивляюсь, как это ваша мать отпустила вас одну.

Было такое впечатление, что она подозревает в чем-то Диану.

– Моя мать не смогла поехать, потому что мой отец сломал ногу. Сейчас он выздоравливает. Но разве я не могу сама приехать к моей сестре? А что касается вашего сына, Ваша Светлость, так мы встретились в церкви. – Сзади послышалось восклицание Эмили. Диана продолжала: – Затем мой отец пригласил герцога Клэра на обед, узнав, что он тоже любитель птиц.

По-видимому, это было для них уже чересчур. Эмили достала из сумочки платок и закашлялась.

– Церковь? Любитель птиц? – переспросила леди. – Мой сын? Клэр?!

В это врем к Диане подошел Гарольд Фоллетт и пригласил ее на танец. Она была очень рада, что ей не нужно больше отвечать на вопросы старой леди и слышать всхлипывания Эмили.

Герцог больше не приглашал Диану танцевать, но у нее было много партнеров. Во время танцев она видела, как леди Клэр о чем-то говорит со своим сыном, а Эмили наклоняется к ним сзади. Диана заметила вдруг, что герцог резко встал со стула, так что тот чуть не опрокинулся. Леди Клэр побледнела и затрясла руками, а еще через минуту все трое направились к выходу. С некоторым сожалением Диана увидела, что они действительно ушли.

И ей оставалось лишь догадываться – почему?

У старой вдовы герцогини Клэр всегда было слабое здоровье. Она вышла замуж, будучи еще очень молодой, и в то время прекрасно себя чувствовала, несмотря на свою худобу и почти эфемерный вид. Разумеется, она была в восторге от того, что стала герцогиней. Но весьма скоро она обнаружила, что супружеская жизнь таит много неприятностей. И это несмотря на то, что красавец муж обожал ее. Ах Господи, но именно в этом-то и заключалась проблема!

Однако герцогиня хорошо выполняла свои обязанности. Она родила своему мужу троих дочерей, а потом и сына. Никто не мог быть больше доволен, чем герцог, и это дало ей повод к тому, чтобы наконец остановиться.

Герцог не был чересчур проницателен. Поэтому ему было трудно связать рождение сына и наследника с неожиданно ослабевшим здоровьем жены, и после нескольких неудачных попыток восстановить супружеские отношения он махнул рукой. После этого герцог почти не разговаривал с женой, и они стали спать в разных комнатах. Он же все больше времени проводил в городе и появлялся в Клэр-Корте лишь от случая к случаю. Справедливости ради надо заметить, что герцогиня вовсе не специально ударилась в ипохондрию. Ей всегда будто не хватало воздуха, когда она сильно волновалась. И ей оставался только один шаг от такого нестабильного состояния до полной депрессии.

Герцогине больше нравились те доктора, которые соглашались с ее собственным диагнозом, и те, которые советовали ей бережней относиться к своему здоровью. Те же, кто заявляли, что они не видят никаких признаков болезни, и предлагали больше времени проводить на свежем воздухе, у нее доверием не пользовались и долго не задерживались в Клэр-Корте.

Ее муж умер очень неожиданно, в постели у своей последней любовницы. Конечно, это могло обернуться большим скандалом. Однако все сплетни утихли после похорон. В черном траурном платье у герцогини был очень скорбный вид, и можно было подумать, что этот брак был действительно счастливым. И, конечно, никому и в голову не пришло иронизировать над тем, что слабое здоровье подвело в конце концов не жену, а мужа.

Когда подошло время, она очень удачно выдала замуж двоих своих дочерей: одну за маркиза, а вторую за графа. И она не уставала повторять своим друзьям, что ради любимых детей она готова пожертвовать даже здоровьем, хотя оно у нее и так слабое. Единственная неудача постигла ее только со старшей дочерью Эмили, которая после трех безуспешных сезонов решила больше никуда не выезжать. Высокая, с некрасивым лицом, неуклюжая и костистая Эмили осталась при матери ее вечной служанкой и нянечкой. Впрочем, это вполне устраивало герцогиню.

Теперь постоянным предметом ее забот и тревог был сын. Унаследовав титул в девятнадцать лет, Клэр проявлял все признаки того, что он постепенно превращается в самого обычного повесу. Хуже того, он отказывался жениться. Ни одна из девушек, которых она находила для него, ему не нравилась, и было похоже, что он вполне мог пойти по стопам отца, развлекаясь где попало и с кем попало.

В этом году она обратила свое внимание на Корнелию Понсонби. Герцогиня приложила много усилий, чтобы познакомить ее со своим сыном и чтобы Клэр остановил наконец свой затянувшийся выбор на этой богатой и знатной красавице. Но и тут вышла осечка. И это было странно, потому что обычно ее дети подчинялись ее воле беспрекословно. Они знали, чем может обернуться их упрямство. Герцогиня ложилась в постель в своей комнате и начинала причитать, что они сведут ее в могилу. Эмили давно поняла, что состояние матери зависит от того, довольна она старшей дочерью или нет. Но герцог еще не успел сделать подобные выводы о загадочных переменах в здоровье его матери.

Нет, она не устраивала сцен, не повышала голос, никого не ругала. Такое проявление эмоций она считала верхом вульгарности. Наоборот, ее голос становился тихим, усталым, почти умирающим, вся ее фигура выражала неизбывную скорбь, а руки начинали подрагивать. Иногда слезинки катились по ее щекам. И тогда провинившийся немедленно исправлял свою ошибку.

Но пока что ни слезы, ни трясущиеся руки не действовали на Клэра. Герцог признался сестре, что ему совсем не нравится леди Корнелия, и он не собирается жениться на этой красавице. Эмили не только соглашалась с ним, но и поддерживала в таком решении. Корнелия либо не замечала ее упорно, либо насмехалась над ней, считая, что поддержки герцогини вполне достаточно и можно не церемониться с такой старой девой, как Эмили.

Как и герцогиня, Корнелия была решительно настроена довести начатую кампанию до полной и окончательной победы, полагая, что это лишь вопрос времени. Она была уверена, что приведет герцога к алтарю. Быть может, даже в Вестминстерском аббатстве? Она еще не придумала, где это будет.

Трудно даже представить, каким было бы удивление этой леди, если бы она услышала то прозвище, которое дал ей герцог. Хотя Эмили поняла сразу, о ком речь, когда брат однажды сказал: «Ледяная страстная дева». Она тоже считала, что за красивыми модными нарядами и жеманной улыбкой Корнелии мало настоящего чувства. Эмили была уверена, что Корнелия тут же сбросит свою маску, едва только добьется титула и станет герцогиней. И Эмили не желала, чтобы ее любимый брат стал жертвой такого коварства.