– Самое главное – не оборачивайся. Веди себя так, как будто этот город принадлежит тебе. Представь, что за углом тебя ждет золотой «Ламборджини» и восемь человек личной охраны. Вообрази, что эти джинсы ты купила в Риме… Хотя нет, твоим джинсам даже богатая фантазия не поможет… Черт, как тебя вообще угораздило их надеть??? Да еще в такой день???

– Оль, перестань… Все равно ничего не получится. Посмотри, кто ОНИ и кто МЫ? Неужели ты не видишь разницы?

– Я тебя умоляю. Если мне нарастить волосы и сиськи, если сходить в солярий хотя бы десять раз и купить дорогое платье, я буду ничуть не хуже. Посмотри на ту деваху в красном! Она же похожа на Роуэна Аткинсона в роли Мистера Бина, все лицо в кучку… А как вежливо разговаривает с ней охранник. Да если бы…

– Вот именно – если бы! Пойми, дело не в волосах и платьях. У этих людей было все с самого рождения. Их воспитывали как принцев и принцесс, и это отпечаталось у них на лицах. По ним сразу видно, что их обожали, холили-лелеяли, отправляли учиться в Цюрих, отдыхать – в Рио, на день рождения им дарили не гель для душа, а брильянты, пони, кабриолеты! Они ходят к психоаналитику с четырнадцати лет. На них метка власти!.. Нет, Оль, я никуда не пойду.

Две девушки стояли на углу неприметной узкой улочки и бульвара, на который уже спустилась густая вуаль сиреневых московских сумерек. Обычные девчонки – лет восемнадцать-девятнадцать, не больше. Милые круглые личики, трогательный перебор с тенями для век, взволнованный румянец, блестящие от розовой помады губы. На одной было немного нелепое ярко-оранжевое платье и туфли на таких каблуках, что при желании с них можно было бы прыгнуть с парашютом. Другая была одета поскромнее – джинсы, простая футболка, бусы из крупного фальшивого жемчуга, которые и сами по себе выглядели пошловато, а на ней смотрелись и вовсе инородным элементом, не тянущим даже на китч.

Совсем недалеко, в пятидесяти шагах, возле неприметной железной двери одного из старых московских особняков гудела-волновалась разношерстная толпа. Там находился один из самых модных ночных клубов города – считалось, что о его существовании знают лишь избранные, поскольку ни вывески, ни других опознавательных знаков на доме не было. На самом деле Москва не умеет хранить секреты. Каждый уважающий себя второкурсник мясомолочного института отдал бы три здоровых зуба за возможность просочиться хотя бы в предбанник и поглазеть на завсегдатаев – эстрадных звезд и томных манекенщиц, разодетых светских дамочек и серых кардиналов большого бизнеса, золотую молодежь, виджеев MTV, красивых актрисулек, лучших московских стриптизерш – в общем, всех тех, чья повседневность имела статус dolce vita.

Клуб «La-La» принадлежал двадцатилетнему Давиду Даеву, известному тусовщику, баловню судьбы, сыну одного из самых богатых банкиров России, полноправному хозяину неоново-никотиновых московских ночей.

– Оль, может лучше в кино? – жалобно ныла девушка в фальшивом жемчуге.

– Нет уж, Нюра, – сжала губы ее более решительная подруга, – мы должны пройти это испытание до конца.

У девушки по имени Ольга был до того решительный вид, что толпа расступилась перед нею, как перед оскароносной кинозвездой. Нюра в очередной раз удивилась врожденному умению подруги производить впечатление. Они дружили с самого детства, с первого класса, и всегда Ольга была местечковой королевой, а Нюра – ее верной тихой фрейлиной.

Охранник, мрачноватый тип с телосложением боксера-тяжеловеса, с профессиональной ловкостью преградил им путь. Казалось, он даже не взглянул в их сторону и все же неким мистическим шестым чувством учуял, что таким девушкам нечего делать в суперпафосном заведении вроде клуба «La-La».

Бойкая Оля пыталась спорить с ним на повышенных тонах (роковая, между прочим, ошибка, ибо истерика действует на столичных фейс-контрольщиков как двухтомник Блаватской на Пэрис Хилтон; они сразу понимают, что перед ним ягодки иного поля), а предприимчивая Нюра попыталась просунуть в его железную ладошку мятый полтинник (чем развеселила всю очередь).

И вот когда они, обиженно сгорбившись, собрались уйти ни с чем, вдруг случилось чудо.

Возле клуба остановился «Порш Кайен» с леопардовым рисунком на дверцах и капоте, из него вывалилась компания, которая своей колоритностью могла бы соперничать со статистами из клипа Мадонны Mr. DJ. Темноволосый молодой человек, с идеально правильными чертами лица (возможно, не обошлось без ринопластики и татуажа губ), приятно смуглой кожей, стильно триммингованной бородкой, в белоснежном фраке и потертых джинсах, и две девицы модельного вида с холеными телами, безупречными лицами и одинаковыми равнодушными взглядами. Гармония контраста: одна из красоток была темнокожей, с копной цыгански черных кудрей – рядом с ней Наоми Кемпбелл и Бейонсе показались бы поломойками-замарашками. Другая – бледная блондинка скандинавского типа. На обеих девицах были блестящие мини-платья и норковые шубки, несмотря на то что в городе хозяйничало пусть по-московски жиденькое, но все-таки лето.

– Посмотри на них, – невольно восхитилась Нюра. – Я даже не знала, что живые люди могут быть такими….

– Ты что, дура? – резко сказала Оля, так и не оправившаяся от унижения. – Это же сам Даев!

– Давид Даев? Господи, я его и не узнала, – неухоженная ручонка с обкусанными ногтями взметнулась к груди. – В жизни он гораздо лучше, чем на фотографиях.

– А может, подойдем к нему? – предложила Оля, глядя, как кумир светских хроник с неторопливой грацией сытого кота пробирается сквозь толпу, поддерживая за талии свой ослепительный эскорт.

– Да он небось на таких, как мы, и не взглянет!

Эта невинная фраза подействовала на самолюбивую Олю как красная тряпка на быка. Она и сама не поняла, что произошло, – как будто бы из нее вырвалась другая Ольга, смелая и наглая, до этого терпеливо ожидавшая звездного выхода. У этой новой Ольги фанатично горели глаза и хищно раздувались ноздри, и была она до того прекрасна в своем спонтанном порыве, что Нюра даже отшатнулась – на мгновенье ей показалось, что лучшая подруга превратилась в ведьму на ее глазах.

– Давид! – ее голос был громче и звонче других обращенных к нему голосов. – Давид, посмотри на меня! Я здесь! Возьми меня с собой.

Это казалось невероятным, но он остановился. Нахмурившись, нашел в толпе ее лицо. И его капризно сложенные губы тронула легкая улыбка. Он сделал знак охраннику, и тот приподнял перед Ольгой бархатную ленточку.

Увязавшуюся за ними Нюру беспардонно остановили. Райский вход закрылся, злобный цербер был хладнокровен и неподкупен.

– Но как же я… Я же с ней… – лепетала Нюра, – это моя лучшая подруга… С самим Давидом Даевым… Она не может меня здесь оставить.

Словно в подтверждение этих слов из-за приоткрытой двери выглянула довольная Олина мордашка. Судя по ее томному виду и размазанной вокруг губ помаде, она только что целовалась.

– Нюрочка, прости, он говорит, что ты не можешь войти…

– Что? Как это?

– Иди домой! – велела Ольга. – Ты же не очень-то и хотела сюда.

– Но как же… Мы же вместе…

– Нюр, я ему понравилась. Он совсем не сноб, такой милый! Отправил куда-то своих моделек, все разговаривает со мной!

– Но прошло всего пять минут! Когда ты успела понять, что он милый?

– Все, мне пора… Завтра созвонимся!

Дверь захлопнулась.

Девушка в нелепых жемчужных бусах осталась на ночном бульваре одна.

– Не переживайте, – вдруг подал голос security, – ничего вашей подружке не светит. У него каждый вечер новая девушка. А иногда и не одна… Это же Давид Даев!

Что можно о нем сказать?

Давид Даев был богом, богом этого города, с недосягаемого Олимпа взирающим на суету, мельтешню и всеобщее болезненное желание казаться богаче и успешнее, чем есть на самом деле. Он был не из тех внезапно разбогатевших амбициозных детей безумных девяностых, которые еще вчера хранили накопления в старой наволочке, украшали наклейками «Street Racer» свои никудышные подержанные авто и за распитием друзьями «Клинского» пива мечтали о том, как когда-нибудь они будут рыбачить в Индийском океане, носить Ролекс и трахать девушек, клипы которых попали в ротацию Муз-ТВ. Он вырос в роскоши. Единственный сын миллиардера – поздний, долгожданный, – естественно, ему не отказывали ни в чем. Он не знал, что это такое – экономить, брать в долг, на что-то откладывать. Он не знал, что это – заработать свои первые деньги, купить на них что-нибудь самое-самое, заветное. Он не понимал, что одежда и обувь может быть иной, не той, к которой он привык. У него не укладывалось в голове, что можно жить где-нибудь, кроме трехэтажного особняка с мраморными лестницами. Первый автомобиль – алый «Ferrari» – ему подарили на десятилетие. Деньги были для него чем-то вроде воздуха – пусть все любят рассуждать о плохой экологической ситуации, все равно воздух есть всегда. Первой девочке, которая ему понравилась (ему тогда было восемь лет, а ей – и того шесть), Давид подарил диадему с брильянтами. Уже тогда у него была платиновая Visa с почти неограниченным лимитом – приставленные к нему охранники должны были только следить, чтобы он не купил оружие или наркотики (впрочем, уже в тринадцать лет он научился их обманывать). Когда Давиду было восемнадцать, отец открыл для него «La-La» – пора было покупать любимому сыну статус. Неожиданно он увлекся – впервые в жизни. Клуб стал знаменитым, и это была его единоличная заслуга.