– Как ты думаешь, для чего это было нужно?

– Наверное, Яну нужна я живая. Он будет искать эти деньги.

– А что, действительно деньги пропали? – осторожно спросил я, глядя Марине в глаза.

– Ну, раз он говорит, что пропали, значит, пропали…

Прошло еще несколько дней. Неожиданно меня вызвали в прокуратуру на допрос. Теперь я сам допрашивался в качестве свидетеля по поводу перестрелки у здания суда. Но мои показания ничего не дали, поскольку я практически ничего не видел, только лица убитых. О том, что немного раньше я видел переодетого майором милиции Громова, я умолчал. Следователь был все тот же, Кирилл Самохин. После допроса он неожиданно сказал мне:

– Мы тут провели обыск на квартире Громова. Очень интересная вещь получается. Нашли несколько кассет. Оказывается, они с Ломакиным были заодно. У меня теперь не вызывает никакого сомнения, что на дистанционном управлении сидел именно Громов, он и нажал на кнопку, чтобы убрать сразу и Солодовникова, и Ломакина.

– А для чего это было ему нужно? – спросил я.

Следователь пожал плечами:

– Какие-то у них свои игры идут, непонятные.

– Ну так что, может быть, дело сразу пересмотрим? – спросил я. – Может быть, моя подзащитная никакого отношения к этому не имеет?

– Нет, имеет. Просто я думаю, что убийство банкира готовилось сразу по двум направлениям – ваша подзащитная с Ломакиным и какие-то силы, которые и представлял Громов. Вот все одновременно и сработало.

В последующие дни я был занят опротестованием приговора. Я быстро написал кассационную жалобу во вторую судебную инстанцию и стал ждать назначения срока ее рассмотрения. Дату судебного заседания назначили только через две недели.

По адвокатской практике я взял несколько новых дел, что касается дела Марины, то оно вышло на окончательную стадию.

Вторая инстанция в лице Московского городского суда мою жалобу отклонила и оставила решение суда без изменения, посчитав, что все правильно. Тогда я стал добиваться рассмотрения дела в третьей инстанции – Верховном суде. На пленуме Верховного суда мне повезло. Я сумел привести убедительные доводы. Кроме того, обыграл и гибель Громова, сделав его главным участником и исполнителем убийства банкира Солодовникова. Не знаю, может быть, суд учел мои доводы, но срок наказания Марине снизили до трех лет. И самое главное, поменяли режим. Теперь она должна была отбывать срок не в колонии усиленного, а в колонии общего режима. Это был огромный успех.

Окрыленный победой, я быстро направился в следственный изолятор, чтобы обрадовать Марину новым известием.

Доехав до следственного изолятора, я хотел уже пойти к Марине, как раздался телефонный звонок. Я взял мобильный телефон и услышал знакомый голос. Это говорил Ян.

– Нужно срочно встретиться, – сказал он. – Есть разговор, есть тема.

– Хорошо. Я возле изолятора.

– Сейчас мы подъедем.

Минут через двадцать серебристый «Мерседес» Яна медленно подкатил к изолятору.

– Вот тут ей небольшая малявочка, я написал, – протянул мне небольшую записку Ян. – Передадите?

– Да, передам.

– Что вы думаете о гибели Громова?

Я сделал паузу, словно обдумывая, что мне сказать.

– Громов попытался исправить свою ошибку, – сказал Ян.

– Какую?

– Свое неправильное поведение на первом заседании суда, – коротко добавил Ян. – Ему никто не давал таких полномочий.

– Я тоже этому удивился, – кивнул я. – Он почему-то сразу стал ее обличать.

– Да, он здорово все подпортил. Но, надеюсь, на втором заседании все исправил?

– Да, ситуацию он исправил.

– А дальше, видимо, посчитал, что лучший способ исправить свою ошибку полностью – это отбить Марину Михайловну от конвоя.

– Но получился прокол, неувязочка.

– Да что теперь! О мертвых плохо не говорят, – добавил Ян.

После этих слов у меня не осталось сомнений, что этой акцией руководил Ян, и именно он заставил Громова поменять показания, а может, и предпринять попытку нападения на конвой у здания суда.

После разговора с Яном я поспешил к Марине. Она встретила меня приветливо, будто знала, что ей снизили срок. Я сказал ей об этом. Она подошла ко мне, обняла и поцеловала. Я почувствовал, как сильно бьется ее сердце.

Потом я рассказал ей о встрече с Яном, о нашем разговоре и передал записку. Она быстро прочла ее, тут же достала зажигалку, сожгла листок и выбросила пепел в окно.

– Что-то серьезное? Какие-то угрозы? – поинтересовался я.

– Нет, все в порядке, – ответила Марина. – Никаких угроз.

Потом она неожиданно подошла ко мне и сказала, перейдя на «ты»:

– Я так тебе благодарна! Я очень рада, что не ошиблась в тебе, что именно ты был моим адвокатом. Это большой успех! Я, честно говоря, рассчитывала, что мне дадут лет десять, а тут – три года! Может быть, я под амнистию попаду…

– Да, вполне возможно, если амнистия будет.

– А никаких дат, по которым проходит амнистия, не ожидается?

Я пожал плечами:

– Трудно сказать. Это совершенно непредсказуемый процесс. Если обстановка в стране изменится…

– А что еще может повлиять на то, чтобы человек раньше вышел из заключения?

– Его поведение, добросовестная работа в местах лишения свободы, – начал я перечислять, – болезни…

– Нет, болезни нам не нужны, – сказала Марина.

Я понимал, что она берет курс на снижение своего срока хотя бы наполовину.

– Знаешь, – Марина приблизилась ко мне, – у меня план родился… – И она быстро прижалась ко мне. – Я хочу отблагодарить тебя. – Неожиданно она стала целовать меня.

– Каким это образом? – поинтересовался я.

– А ты не догадываешься? – И она быстро провела рукой по моим брюкам.

– Погоди, Марина, ты что? Вспомни, где мы находимся!

– А где? Тут даже романтично! Я с конвоиршей договорилась, она нам целый час дала, не будет трогать. Я ей заплатила, – Марина попыталась расстегнуть мои брюки. – Я очень хочу тебя отблагодарить! Я тебя очень хочу… У меня мужчины не было больше двух месяцев. А ты мне очень нравишься, – и она начала осыпать меня поцелуями.

Я попал в совершенно дурацкое положение. Сам не знаю, как все получилось, но произошло все достаточно скомканно…

Поправив одежду, Марина сказала:

– Ну вот, если это свершилось, то очень хорошо!

– Что свершилось? – переспросил я.

– А то, что у меня наступили опасные дни, и вполне возможно, что я от тебя забеременела. И теперь, если я рожу ребенка, то думаю, что срок мне уменьшат. Как ты считаешь?

Я был в шоке. Господи, неужели меня так глупо подставили?! У Марины – ребенок от меня? Зачем? С другой стороны, ее понять можно. Лучше отсидеть год и потом выйти на свободу, чем мучиться три года. А ребенок? Господи, зачем я это сделал!

– Да не переживай ты так, – улыбнулась Марина, – я пошутила!

Но я прекрасно понимал, что никакой шутки тут быть не могло.

Вскоре я покинул изолятор. У меня было странное состояние. С одной стороны, меня тянуло к Марине, она нравилась мне. Но с другой – так глупо подставиться! А вдруг она и вправду родит? Что будет дальше? Вот он, любовный треугольник… Да нет, тут уже не треугольник, а четырехугольник получается…

Несколько дней я обдумывал сложившуюся ситуацию и разработал несколько вариантов. Я хотел прийти к Марине на следующий день, чтобы обсудить их с ней.

Через три дня я приехал в следственный изолятор, быстро заполнил листок вызова Марины и протянул его сотруднице картотеки. Женщина взяла листок, стала искать карточку, потом перешла к другому ящику и неожиданно протянула мне листок обратно.

– А вашу подзащитную отправили в колонию, – сказала она.

– Как в колонию? Когда?

– Сегодня утром. Опоздали! Приехали бы на час раньше – может быть, и застали бы еще.

– Но как мне ее найти?

– Пойдите в оперчасть, узнайте там, в какую колонию ее отправили.

Я поспешил в оперчасть. Но там мне сказали только, что пока еще ничего неизвестно и нужно связываться с ГУИНом, Главным управлением исполнения наказаний.