Началось все как обычно. Суд объявил свой состав, ознакомил с составом сторон. Обвинение, как и предполагалось, осуществлял старший прокурор районной прокуратуры, одетый в серый мундир. Следователя, естественно, в зале заседаний не было – не любят они ходить на судебные заседания.

Судья зачитал обвинение. Оно было на двух страницах. Затем судья перешел к исследованию доказательств.

Сначала решили допросить свидетелей. Первым являлся, естественно, Николай Громов. Подойдя к стойке, где дают клятву, он быстро произнес стандартные слова, что собирается говорить правду и одну только правду. Затем начал свой рассказ. Суть его заключалась в том, что в один из дней в приемной он услышал прямые угрозы со стороны Марины в адрес ее мужа, что я, мол, тебя убью. В этот день они поссорились, и, выскочив из кабинета мужа, Марина в открытые двери стала угрожать ему. А в приемной случайно оказался Николай Громов.

После того как он закончил давать показания, судья задала ему несколько вопросов. Затем подключился прокурор. Суть его вопросов сводилась к тому, могла ли подсудимая, жена банкира, заказать убийство собственного мужа. Громов ответил утвердительно. Тогда слово было предоставлено мне.

Естественно, я сразу выделил: что значит «могла ли»? Зачем прокурор задает такие оценочные вопросы? Должен быть поставлен конкретный вопрос. Во-вторых, я начал допытывать Громова, когда это произошло. Точной даты Громов назвать не мог. Сказал, что не помнит.

– Как же тогда суд может квалифицировать ваши показания в качестве эпизода по этому делу, если мы не обладаем ни датой, ни временем? – сказал я.

Громов стал пытаться вспомнить и назвал дату – шестнадцатое апреля.

– Извините, – сказал я, – в ваших показаниях, которые вы дали на первом допросе на следствии, стояла другая дата – двенадцатое апреля. Так какая же из двух верная?

– Я затрудняюсь ответить, – сказал Громов.

Было ясно, что он «поплыл». Я усилил напор, стараясь запутать его и вывести из равновесия. Теперь я стал допытываться, где он стоял. Прекрасно изучив его показания, я помнил, что Громов сидел на диване недалеко от двери в кабинет банкира. Сейчас же он говорил, что стоял, а не сидел. Этим я воспользовался. В конце концов, я запутал его. Его речь стала сбивчивой. Судья, видимо, уловила мою тактику и улыбнулась, как бы говоря – знаем мы вас, адвокатов, как вы свой хлеб отрабатываете!

Я посчитал, что первый раунд я выиграл. Наступила очередь второго свидетеля. Должна была выступать Настя Лобова.

Когда суд назвал имя свидетельницы, я тут же перевел взгляд на дверь. Вошла невысокая девушка, лет двадцати, стройная. «Погоди, – подумал я, – очень знакомое лицо. Где же я ее видел?» Я стал напрягать память, но вспомнить не мог.

После того как прозвучала клятва об искренности свидетеля, суд стал интересоваться ее данными. Настя сообщила, что она – секретарь председателя правления банка, а я сразу вспомнил, что видел эту девушку, когда приезжал в банк на переговоры с Яном. Она сидела в приемной и как-то недобро посмотрела на меня. Так вот оно что! Вот он, ход! Но почему же на следствии не было ее показаний? Это очень странно…

Суть показаний свидетельницы сводилась к тому же, что и у Громова, – отношения супругов были плохие, натянутые, они часто ругались, неоднократно слышались угрозы со стороны Марины. «Как по заученному тексту говорят! – подумал я. – Конечно, ее подкупили. Наверное, хорошие деньги дали, вот она и топит жену банкира…»

После того как она закончила давать показания, слово предоставили прокурору. Тот задал несколько вопросов, ответы на которые не имели никакого значения. Теперь подошла моя очередь.

Я стал вновь допытываться, где она стояла, когда это было. На сей раз у меня ничего не получилось. Девушка называла конкретную дату, конкретное время и конкретное место, где она находилась.

Затем неожиданно слово попросила Марина. Я насторожился.

– Можно мне спросить свидетельницу? – произнесла Марина.

– Конечно, – ответила судья, – вы имеете на это право как участник процессуальных действий.

– Пусть она скажет суду, да и мне лично, в каких отношениях она состояла с моим бывшим супругом.

Я насторожился.

– Вы можете ответить на поставленный вопрос? – спросила судья Лобову.

Девушка замялась.

– В деловых отношениях, – произнесла она.

– Еще один вопрос, – продолжила Марина. – Были ли у нее интимные отношения с моим бывшим супругом?

Вот к чему она клонит! Ну что ж…

– Да… У нас были интимные отношения, – неожиданно сказала свидетельница после небольшой паузы.

Хорошенькое дело! Для меня, конечно, это не было новостью. Не секрет, что крупные банкиры делают из секретарей любовниц – расслабляются на производстве, в процессе тяжелой работы. Поэтому ее признание меня не удивило. Другое дело, почему вдруг она…

Все последующие вопросы Марины сводились к одному – оценке морального облика секретарши. Вскоре судье эти вопросы надоели, и она сердито сказала:

– Подсудимая, нам и так уже ясно, к чему вы клоните. Задавайте вопросы по существу!

Марина замолчала.

Я решил, что учту в своей речи тот факт, что показания свидетельницы имеют заинтересованный характер и являются местью за убийство ее любовника…

Вскоре допрос свидетелей окончился, и суд объявил перерыв. Продолжение заседания было объявлено на следующий день.

Я был в значительной степени расстроен. Ситуация оказалась туманной. Почему Ян недавно говорил мне, что он заинтересован в том, чтобы Марина не получала длительного срока? Тогда для чего же их человек Громов, начальник Службы безопасности, начинает грузить ее по полной программе?

Однако на следующий день ситуация резко изменилась. Был подробно разобран непосредственно процесс взрыва. Теперь уже опрашивали очевидцев, которые видели, кто находился рядом с офисом, когда взорвался «Мерседес», кто сидел в машине, кто подходил. Со слов уличных свидетелей стало ясно, что Сергей Ломакин все же погиб, потому что все видели, как он садился в машину. Потом, когда показали его фотографию, все уличные свидетели опознали его. Именно Ломакин садился в машину.

Неожиданно на судебном заседании вновь был допрошен по факту убийства Николай Громов. Теперь он сообщил, что видел эту злополучную тетрадку с лекциями о взрывном деле в рабочем ящике стола его подчиненного Сергея Ломакина. Затем он, естественно, определил, что именно эта тетрадка была изъята во время обыска в квартире Ломакина. И совсем уже неожиданными были его показания, когда он заявил, что Марина Михайловна никакого отношения к этому убийству не имеет, что у Сергея Ломакина были не дружественные, а скорее враждебные отношения со своим боссом, банкиром Андреем Солодовниковым, на почве личных отношений, точнее, из-за женщины.

Я очень удивился такой резкой смене позиции. Скорее всего, Ян слышал процесс, и Громов получил нагоняй за то, что неправильно повел себя на суде. Теперь он все убийство пытался списать на Ломакина.

Теперь ни у кого не возникало сомнения, что не было дистанционного устройства. По версии получалось, что Ломакин принес взрывное устройство, и вследствие неосторожного обращения с ним произошел этот несчастный случай, при котором погибли два человека – Ломакин и банкир Солодовников. Что же касается третьего человека, водителя, то он сейчас находится в тяжелейшем состоянии и допрашивать его, естественно, пока нет никакой возможности.

Начались прения сторон. Сначала выступил прокурор. Он говорил о всевозможных обстоятельствах дела. Но всех интересовал только один вопрос – какой срок он станет просить у суда для Марины. Слабая надежда на то, что ее оправдают, у меня была, но процентов на десять, не более. Такие случаи очень редки.

И я не ошибся. Прокурор закончил свою речь следующими словами:

– С учетом содеянного и на основании вышеизложенного прошу суд приговорить… Марину Михайловну Светличную к шести годам лишения свободы с отбытием срока в колонии усиленного режима.