В одной из инструкций, подписанной командиром войсковой группы Казанским, говорилось: "Пленных быть не должно".

Впрочем, пленных было много. Через ревтрибуналы и чрезвычайные тройки прошел 10 001 человек, приговорено к расстрелу 2103, к разным срокам заключения - 6447, освобождено 1451 человек. Для заключенных из Кронштадта были созданы "дисциплинарные колонии" на Севере.

Но для Троцкого, как ни удивительно, победа уже не имела особого значения. Он проиграл важнейшую операцию своей карьеры.

18 марта Тухачевский, докладывая Каменеву об успешном завершении операции, сказал, что его "гастроль здесь окончилась" и просил разрешения убыть на Западный фронт.

Это легкомысленное, ребяческое выражение двадцатисемилетнего Тухачевского удивило Троцкого. То, что для бывшего гвардейского подпоручика казалось военной прогулкой, для председателя РВСР было началом заката.

Членами ЦК стали Ворошилов, Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, явные сторонники Сталина. В Оргбюро Крестинского, Преображенского и Серебрякова сменили Молотов, Е.М. Ярославский, В.М. Михайлов.

После съезда в стране стало многое меняться: появилась частная торговля, стали предоставляться концессии частным предпринимателям, разрешено создавать мелкие частные предприятия, денационализировать предприятия с числом работающих менее 21 человек. За год более десяти тысяч предприятий стали частными, взамен их новые владельцы должны были в течение 2-5 лет передавать государству 10-15 процентов своей продукции. Появились предприятия с участием иностранного капитала.

Возврат от "военного коммунизма" к рыночной экономики был очень сложным, а иногда и трагическим делом. Так, в марте 1921 г. топливную промышленность перевели на хозрасчет, шахтеров в Донбассе увольняли из-за отсутствия денег для зарплаты, им прекратили государственные поставки продовольствия. В результате рынок установил баланс между добычей угля и его потреблением промышленностью. Часть шахт закрыли. Много шахтеров и их семей погибли от голода.

Подобная ситуация была и в других отраслях. Заводы не имели оборотных средств и были вынуждены за полцены распродавать продукцию, конкурируя друг с другом и сбивая цены. 1 января 1921 г. аршин ситца стоил 4 фунта ржаной муки, а 1 мая - всего 1,68 фунта. В мае 1922 г. хлопчатобумажная ткань продавалась ниже себестоимости в два с половиной раза. В сентябре 1921 г. специальным декретом была отделена от предприятий социальная сфера. О зарплате говорилось: "Всякая мысль об уравнительности должна быть отброшена". (С.Г. Кара-Мурза. "Советская цивилизация от начала до великой Победы". С. 370).

(Автор этих строк во время "горбачевской" перестройки напечатал в журнале "Новый мир" (№12, 1988 г.) повесть "Плач из далекого года", посвященную гибели от голода шахтеров и их семей в первый год НЭПА, когда шахты были переведены на хозрасчет и лишены продовольственного бесплатного снабжения. Сотрудники редакции не хотели повесть печатать, но главный редактор Сергей Залыгин настоял. Они не хотели, думаю, потому, что эпизод НЭПа с его жестокостью неожиданно охлаждал царившую тогда атмосферу приближающихся радостных перемен.

Помню, что работал в архиве, изучал документы министерства угольной промышленности и наткнулся на переписку по поводу гибели людей на Екатеринославских рудниках в Донбассе. Поскольку в 1921 г. ВЦИК объявил амнистию всем рядовым белогвардейцам и вместе с тысячами деникинцев и врангелевцев в России вернулся и мой двадцатилетний дед, вольноопределяющийся Добровольческой армии Виталий Иванович Григорьев, ставший, как и его отец горным инженером. Впоследствии В.И. Григорьев стал "Красным героем труда", руководил рядом шахт, и под его началом работали ударники первых пятилеток, даже знаменитый Алексей Стаханов. Дед прекрасно понимал, что происходило в стране. Несмотря на внешнее благополучие его инженерной карьеры, он оставался беспартийным спецом и был принципиальным сторонником советской модернизации. Таких, как он, было много в научно-технической среде.

Именно эти люди были средостением между большевизмом и требованиями государственного строительства).

Вслед за экономическими новациями шла быстрая демобилизация армии. С начала 1921 г. по начало 1923 она уменьшилась с 5300000 до 610000 человек.

"Военный коммунизм" фактически закончился "Вторым Брестом". Государственная машина дала задний ход, партия была потрясена переменами.

Среди коммунистов началось подлинное смятение, выражавшееся в выходе из партии, самоубийствах, потере социального статуса.

Вспоминается герой романа Леонида Леонова "Вор" красный командир, орденоносец Дмитрий Векшин, ставший уголовником. Роман отражал реальную жизнь. Резко возросла преступность.

Кстати, для характеристики времени упомянем и о таком факте, как перестройка уголовного мира. На преступления шли разорившиеся крестьяне, демобилизованные красноармейцы, уволенные по сокращению штатов служащие, а также бывшие белые солдаты и офицеры. С приходом белых офицеров уголовный мир получил кадры, умеющие планировать операции, в совершенстве владеющие оружием, смелых и волевых. Такого, раньше не могло быть ни при каких условиях. Эти люди выработали своеобразный кодекс поведения, т.н. "воровской закон", и внесли в уголовное "Зазеркалье" жестокую дисциплину. Вот главные постулаты "закона": не владеть никаким имуществом, отказаться от родных, добывать средства к жизни только воровским путем, не служить в армии, не брать оружие из рук властей, не участвовать ни в каких политических организациях и акциях.

Это были правила некоего закрытого полувоенного ордена, члены которого враждебно относятся к обществу и ни в чем не хотят зависеть от него.

Это был новый тип сопротивления, "белогвардейско-уголовный Кронштадт", опирающийся на огромную (семь миллионов) армию беспризорников.

Далеко не случайно власть быстро отреагировала на новую опасность 21 января 1921 г. ВЦИК учредил Комиссию по улучшению жизни детей и назначил ее председателем Дзержинского. Проблема была серьезной: надо было лишить Зазеркалье его базы. В стране стали создаваться трудовые воспитательные коммуны, а государственная пропаганда возвысила тему до нравственной задачи всего народа.

Учитывая все перемены, можно понять, почему партия тоже стала перестраивать свою систему управления, усиливать контроль за низовыми организациями, проводить "чистку". Не могла не вырасти роль партийного аппарата. Только с апреля 1920 г. по март 1921 г. специальные кадровые подразделения ЦК, Орготдел и Учраспред, произвели 40 тысяч назначений на различные руководящие посты.

В секретариате ЦК в 1921 г. работало 600 человек, в 120 раз больше, чем в 1919 г.

Секретариат становился кадровой мастерской государства, а не только партии. И тот, кто получал контроль над Секретариатом, становился "серым кардиналом".

В марте Сталин едва не умер: у него был гнойный аппендицит, операция прошла очень тяжело. Сегодня трудно представить состояние тогдашней медицины, но одно обстоятельство - антибиотиков еще не существовало - дает представление о том, как ненадежно было состояние здоровья Сталина. Попросту говоря, он чудом выжил.

Ему было всего сорок два года. Это возраст, когда человек еще не готов к смерти и мало понимает, что она такое. Правда, в годы войны, а особенно, гражданской войны, многие оценки изменяются.

Для Сталина, судя по всему, переломным временем был март 1921 г. - победно окончилась гражданская, найдена новая экономическая политика, укреплены позиции в партийном руководстве, и он остался жить.

Бог истории, которого он вспоминал недавно, сохранил его. В этом же году у него и Надежды Аллилуевой родился сын Василий.

Новая жизнь вполне символично и закономерно началась с Грузии, куда Сталин приехал, сбежав из санатория в Нальчике, где выздоравливал после операции. Конечно, закономерность была не реалистическая, а мистическая, как будто на самом деле Бог истории решил дать Сталину пройти по камням, по которым ходил юный грузин Джугашвили.