– Елизавета Аркадьевна, добро пожаловать, – произнесла я, проходя мимо автобуса и останавливаясь у ее машины.

Она посмотрела на меня.

– Мне позвонил Адамчик и сказал, что один из его волков мертв.

Голос ее звучал резко и четко, как голос английского аристократа, и я решила, что она немного рассержена: обычно у нее такой сильный акцент, что я ее с трудом понимаю. А когда по-настоящему рассердится, вообще не говорит по-английски.

– Да, вервольф, – подтвердила я. – Но не думаю, что он из стаи Адама.

Я поняла, что Адамчик – это ласковая форма от Адам. Не думаю, чтобы она когда-нибудь так назвала его в лицо. Елизавета редко проявляет чувства, если тот, о ком идет речь, может ее услышать.

– Тело у меня в мастерской, – сообщила я. – Но здесь повсюду кровь. Вервольф гнался за мной с разорванной артерией и истек кровью у склада; он дважды прорывался сквозь изгородь и умер от потери крови прямо на улице. На складе есть видеокамера, и я использовала автобус Стефана, – я показала, – чтобы перевезти тело. Елизавета что-то шепнула по-русски шоферу, в котором я узнала одного из ее внуков. Он поклонился и что-то ответил, прежде чем обойти машину и открыть багажник.

– Иди. – Она протянула руку, словно отталкивая. – Я приведу тут все в порядок без твоей помощи. А ты жди возле тела. Скоро здесь будет Адам. Когда посмотрит, скажет, что мне делать со всем этим. Ты убила вервольфа? Серебряной пулей? Мне искать оболочку?

– Клыками, – ответила я: она знает, кто я. – Это что-то вроде несчастного случая – его смерть.

Я повернулась, чтобы уйти в контору, но она схватила меня за руку.

– О чем ты думала, Мерседес Томпсон? Маленький волк, нападающий на больших, скоро умрет. Удача когда-нибудь кончится.

– Он убил бы мальчишку, который был под моей защитой. У меня не было выбора.

Она отпустила меня и неодобрительно фыркнула, а когда заговорила, русский акцент вернулся.

– Выбор всегда есть, Мерси. Всегда. Если он напал на мальчишку, значит, он не из числа Адамовых.

Она взглянула на шофера и что-то рявкнула. Поняв, что мне разрешено уйти, я вернулась к Маку и мертвому вервольфу.

Мак сидел у тела и лизал пальцы, словно коснулся свертывающейся крови и теперь слизывал ее. Плохой знак. Я была почему-то уверена, что если бы Мак себя полностью контролировал, он бы этого никогда не сделал.

– Мак, – позвала я, проходя мимо него к дальней стенке гаража, где мы сидели.

Он зарычал на меня.

– Прекрати! – резко сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучал страх. – Возьми себя в руки и иди сюда. Ты должен кое-что узнать, прежде чем здесь появится Адам.

Я старалась избежать соревнования в доминировании, потому что инстинкт говорил мне, что Мак прирожденный лидер, доминант, который вполне может стать Альфой – а я всего лишь женщина.

Эмансипация не проникла в среду вервольфов. Самка, у которой есть самец, занимает положение в соответствии с рангом своего самца, а независимые самки всегда ниже самцов – если только эти самцы не склонны к покорности, что бывает очень редко. Это обстоятельство причинило мне много горя, так как я росла в стае вервольфов. Если рядом нет никого более доминантного, Мак не сможет справиться с волком в себе. Адам еще не прибыл, так что придется мне.

Я посмотрела на него, изо всех сил подражая приемному отцу, и подняла бровь.

– Мак, ради бога, оставь этого мертвеца и иди сюда. Он медленно встал, вся его фигура выражала угрозу.

Но вот он покачал головой и потер лицо, чуть покачиваясь.

– Это помогает, – заметил он. – Можешь так сделать еще?

Я попыталась.

– Мак. Немедленно иди сюда.

Чуть пошатываясь, он подошел ко мне и сел.

– Когда Адам придет, – решительно произнесла я, – что бы ты ни делал, не смотри ему в глаза больше чем на одну-две секунды. Надеюсь, в тебе сработает инстинкт. Не нужно укрываться – помни, ты ничего плохого не сделал. Говорить буду я. Нам нужно, чтобы Адам взял тебя к себе домой.

– Я вполне проживу один, – возразил Мак. Он почти пришел в себя, но все же невольно поворачивал голову в сторону мертвого тела.

– Нет, не проживешь, – твердо сказала я. – Не будь здесь стаи, может, и выжил бы. Но если ты встретишься с любым волком из стаи, и стая о тебе не знает, тебя убьют. К тому же скоро полнолуние. Адам поможет тебе до этого времени контролировать твоего волка.

– Я смогу контролировать чудовище? – спросил Мак, застывая.

– Полностью, – ответила я. – И это не чудовище – не более, чем кашалот. Вервольфы вспыльчивы и агрессивны, но они не злы. – Я вспомнила о том вервольфе, который его продал, и поправилась: – По крайней мере не злее некоторых людей. – Я даже не помню, что делает этот зверь, – заявил Мак. – Как я смогу его контролировать?

– В первые несколько раз это трудно, – сказала я. – Хороший Альфа способен провести тебя через это. Когда приобретешь навыки, сможешь вернуться к прежней жизни, если захочешь. Придется только быть внимательным: даже в человеческом облике у тебя будет вспыльчивый характер и гораздо больше сил, чем ты привык. Адам тебя научит.

– Я не смогу вернуться, – прошептал он.

– Сначала научись контролю. Есть те, кто поможет тебе с остальным. Не сдавайся.

– Ты не похожа на меня.

– Конечно. Я ходячая; это другая форма. Я такой родилась.

– Никогда не слышал о ходячих. Это разновидность других?

– Близко, – сказала я. – У меня нет многого того, что есть у вас, вервольфов. Нет сверхсилы. Нет сверхбыстрого заживления ран. Нет стаи.

– И нет вероятности, что ты сожрешь друга, – предположил он. Не знаю, шутил он или говорил серьезно.

– Да, кое-какие преимущества есть, – согласилась я.

– Откуда ты столько узнала о вервольфах?

Я открыла рот, собираясь сообщить ему краткую версию, но решила, что подробности отвлекут его от мертвого тела.

– Моя мать была фанаткой родео, – начала я, садясь рядом с ним. – Ей нравились ковбои, любые. Она влюбилась в индейца из племени черноголовых, ездока на быках по имени Джо Старый Койот, из Браунинга, Монтана. И забеременела мной. Она мне позже рассказала, что мой отец происходит из рода знахарей и шаманов, но тогда она решила, что он просто пытается произвести на нее впечатление. Джо погиб в автокатастрофе через три дня после их первой встречи.

Тогда ей было семнадцать, и родители попытались убедить ее сделать аборт, но она и слышать не хотела. Тогда ее попробовали уговорить отдать меня на удочерение, но она хотела вырастить меня сама – до того момента, как мне исполнилось три месяца и она обнаружила в моей колыбели щенка койота.

– Что же она сделала?

– Попыталась разыскать семью моего отца, – ответила я. – Поехала в Браунинг и нашла несколько семей с такой фамилией, но все они утверждали, что никогда не слышали о Джо. Он точно был коренным североамериканцем. – Жестом я показала на себя. Сама я не выгляжу чистокровной: во мне есть и английские черты. Но кожа у меня даже в ноябре загорелая, а прямые волосы такие же темные, как глаза. – Но в остальном я о нем ничего не знаю.

– Старый Койот, – задумчиво произнес Мак. Я усмехнулась.

– Заставляет думать, что перемена в нашей семье передается по наследству, верно?

– Как получилось, что тебя воспитали вервольфы?

– Дядя моего прадеда был вервольфом. Считалось, что это семейная тайна, но от моей матери трудно что-нибудь утаить. Стоит ей улыбнуться человеку, и тот расскажет ей о всей своей жизни. Ну, она узнала номер его телефона и позвонила.

– Bay! – воскликнул Мак. – Никогда не встречался со своим прадедом.

– Я тоже, – заметила я. – Только с его дядей, который оказался вервольфом. Одно из преимуществ вервольфа – долгая жизнь.

«Если сумеешь взять под контроль своего волка, конечно, но это ему лучше объяснит Адам».

Его взгляд снова обратился к нашему покойному другу.

– Ну хорошо, – вздохнула я. – Глупое поведение все равно может привести к смерти. Дядя моего прадеда был достаточно умен, чтобы пережить свое поколение, но это не помешало ему однажды лунной ночью быть проткнутым лосем.