— Могу поспорить, она превосходно готовит.

— Наверняка. Так вот, Перри, прокуратура развила бешеную деятельность. Один из пострадавших в аварии умер. Это значит, что против девушки будет выдвинуто обвинение в убийстве.

— Они занимаются ее делом?

— Прокуратура-то? Нет, конечно. Просто стоят на том, что машину вела она. По их мнению, девушку действительно кто-то подвез до Бейкерсфилда. У этого человека, считают они, была с собой бутылка, и Стефани с большим удовольствием помогла ему ее опустошить. Так что в Бейкерсфилд она приехала сильно на взводе. Там она наткнулась на машину, которую кто-то бросил, увидела голливудский номер, села в нее и отправилась в путь.

— Звучит довольно глупо.

— Не менее глупо, чем вся эта история. Так или иначе, Перри, но суть такова: машина принадлежит Жюлю Карне Хоману, известному голливудскому продюсеру. Возможно, он не столь знаменит, как воображает, но нос задирает здорово. Пару лет назад он поскандалил со страховой компанией и решил сам заботиться о своей машине. Вот и подумай, Перри. Если его машиной пользовались с его разрешения, испрошенного или предполагаемого, ремонт обойдется ему приблизительно в десять тысяч долларов. Если машину вела Стефани Клэр, тогда он заявит, что не несет никакой ответственности за случившееся, поскольку не давая ей разрешения садиться за руль. Другое дело, если машиной пользовался его человек — тот, кто работал на него или выполнял его просьбу, — тогда вся ответственность ложится на него. Ты понимаешь, что это значит для Хомана?

— В одном случае — он ничего не теряет. В другом — десять тысяч долларов. А если сидящий за рулем человек выполнял его поручение, то и того хуже — я имею в виду последствия аварии…

Мейсон прищурился.

— Значит, ты считаешь, что машина могла быть послана по его поручению?

— Мне думается, так оно и было.

— Давай выкладывай.

— Ну, я виделся с Хоманом. И ничего не выяснил. Он был весьма любезен, оскорбительно любезен. Но что-то здесь не то. Прежде всего, история об угоне машины… С его точки зрения, это угон как угон, но когда я поставил себя на место угонщика, я понял, что это бред. Но если машину не угнали, значит, Хоман знает, кто был за рулем. Более того, машина исчезла где-то днем. По словам Клэр, на водителе был смокинг. Угонщики машин так не одеваются, когда средь бела дня отправляются на охоту за припаркованными машинами. Основываясь на предположении, что Хоман лжет, я занялся кое-какими розысканиями. Послал своего человека в телефонное управление. Он представился дворецким Хомана и сказал, что произошла какая-то неувязка со счетами за междугородные переговоры, и некоторые из них Хоман не собирается оплачивать. Меня интересовали его разговоры с Бейкерсфилдом или из Бейкерсфилда. Конечно, на телефонной станции ответили, что, если Хоман звонил со своего телефона, ему придется платить. Мой человек продолжал спорить, и в конце концов ему разрешили посмотреть все телефонные счета. Ни в Бейкерсфилд, ни из Бейкерсфилда никто не звонил, но накануне аварии Хоман звонил в Сан-Франциско, а из Сан-Франциско звонили ему.

— Номера ты получил?

— Конечно.

— Ну и что это были за звонки?

— Все из дешевого многоквартирного дома. Телефон зарегистрирован на имя некоего Л.К. Спинни, личность довольно таинственную.

Мейсон сразу оживился:

— Дальше, Пол.

— Спинни снимает дешевую комнату в дешевом доме самого дешевого района. У него есть телефон с незарегистрированным номером, единственный на этой линии. Спинни показывается там примерно раз в месяц. У него портативная пишущая машинка. Он печатает письма и сам относит их на почту. Звонит по телефону, номера мы пока не установили, но жильцы дома слышали, как он разговаривал. По их мнению, он вызывает абонентов на переговорные пункты. Раз или два в месяц Спинни получает корреспонденцию, но забирает ее нерегулярно. Иногда письма лежат в его почтовом ящике по две-три недели. И заметь, Перри, никто никогда не видел этого Спинни.

— Что?

— Это факт. Он снял комнату вечером, отправив водителя такси с деньгами и ручным багажом. В его комнату есть отдельный вход. Он приходит ночью и уходит тоже среди ночи. Никто не знает, придет ли он сегодня, завтра или через три недели. Задержится ли он на полчаса, чтобы что-то отстучать на машинке, или на несколько часов, чтобы потом снова исчезнуть. Конечно, люди видели его, но не настолько близко, чтобы дать мне его описание. Мужчина от двадцати до пятидесяти. Не очень худой и не слишком толстый. Носит пальто и фетровую шляпу, довольно часто его видят в вечерних костюмах. Представляешь? Обитатель дешевой комнатенки в шикарном вечернем костюме?

Глаза Мейсона были полузакрыты, лицо приобрело сосредоточенное выражение.

— Одно из его писем как раз находилось в почтовом ящике, — продолжал Дрейк. — Мой агент побоялся открыть его над паром, но он подержал конверт над сильной электрической лампой и увидел, что в нем находится денежный чек и письмо. Нам удалось сфотографировать письмо, не вскрывая конверта.

— Каким образом?

— О, это достаточно просто. Ты помещаешь кусок пленки перед конвертом, плотно прижимаешь ее к нему, включаешь яркий свет и производишь съемку. Так как письмо было сложено, пришлось заняться расшифровкой, но содержание понять можно: «Посылаю 15 долларов, это все, что я могла сэкономить в этом месяце. Хотелось бы, чтобы он мне написал. Передайте ему, что кое-как свожу концы с концами, но если бы он написал, я бы была просто счастлива».

— Как подписано письмо?

— Просто «Лоис».

— От кого чек?

— От Лоис Уорфилд.

— Проверил, кто она такая? — спросил Мейсон.

— Разумеется. Как ты думаешь, за что мне платят?

— Будь я проклят, если знаю это. Продолжай.

— Она была смертельно напугана, когда с ней связался мой человек в Новом Орлеане… Она не пожелала с ним говорить. Работает в кафетерии. Одна из девушек кафетерия кое-что сообщила моему агенту. Миссис Уорфилд в Новом Орлеане совсем недавно. Пару лет назад ее бросил муж — вообразил, что у нее будет ребенок, но этого не случилось. Более года они жили врозь, потом она заявила ему, что все еще любит его и копит деньги, чтобы приехать к нему навсегда. Предполагалось, что он в Голливуде. Вскоре она получила письмо от одного приятеля своего мужа. В нем говорилось, что произошло что-то скверное, Уорфилд попал в беду и даже не решается с ней переписываться. По всей вероятности, он скрывается от полиции и боится, что они проследят за его корреспонденцией. Она была тогда в Риджфилде, штат Коннектикут, оттуда написала этому приятелю, что отправляется на запад и попытается быть полезной. Ну и отправилась в дорогу. Когда она добралась до Нового Орлеана, пришло письмо, что ее муж в тюрьме. Он натворил что-то такое, что хочет, чтобы она про него вообще забыла. Но она ничего и слышать не хочет. Посылает ему деньги, чтобы оплачивать адвоката, который пытается добиться сокращения срока наказания до десяти лет или что-то в этом роде. Заметь, все это мой парень получил из вторых рук. Миссис Уорфилд наотрез отказалась разговаривать.

— Сколько зарабатывает Хоман? — поинтересовался Мейсон.

— Тысячи три-четыре в неделю, может, чуть больше, может, чуть меньше. Трудно сказать. Эти голливудские заработки — только для прессы, в налоговых декларациях совсем другое. — Мейсон поднялся, отодвинул в сторону вращающееся кресло и зашагал по кабинету. — Я ругаю себя за то, что так рьяно взялся за это дело, у этой пышки не так уж много денег, — извиняющимся голосом продолжал Дрейк. — А всякие телеграммы и междугородные переговоры стоят недешево.

— Как тебе удалось отыскать Спинни?

— Мне до сих пор не за что зацепиться. Он приходит и уходит, появляется и исчезает. Несколько дней назад он получил телеграмму.

— Нельзя ли раздобыть копию?

— Вообще-то, это противозаконно…

— Фи, что за разговоры! Так ты ее раздобудешь?

— Если смогу.

— Думаешь, сможешь?

— Не знаю. Это нелегко. Кому-то придется отправиться на телеграф, назваться Спинни и…