В поле зрения появилась вторая участница разговора. Длинные черные волосы Тинары, обычно убранные под красный платок невесты, ниспадали спутанными патлами, наполовину занавешивая лицо. Фигура согбенная – будто она больше привыкла перемещаться на четвереньках, чем на своих двоих. Из длинных рукавов выглядывали концы острых когтей.

– Еда пришла в себя, – улыбнулась окровавленными губами Жиз Тарнык, посмотрев жутким немигающим взглядом прямо мне в глаза. – Не звали, сама пришла! Мое, значит!

Раз мое бодрствующее состояние больше не являлось тайной, я постаралась привести себя в более выгодное положение. Вышло с третьей попытки. Обзор значительно улучшился. Юрта невесты вождя «порадовала» еще одним сюрпризом: на лежанке обнаружился труп, кое-как прикрытый кошмой. Судя по запаху и состоянию выглядывающих конечностей, лежал он здесь с прошлой ночи. Наверное, это та склочная тетка, родственница Тинары.

«Вот почему утром не нашли новых жертв…» Девочка бросила на меня через плечо быстрый затравленный взгляд. Я поняла, что последнее утверждение произнесла вслух.

– Ты обещала, что больше никого не тронешь, если я помогу тебе! – всхлипнула Фаша.

– Уговор был только на охоту! Еда сама пришла! Сама! Мое, значит! Есть! Есть! Есть!

Фашана уязвленно подскочила на ноги.

– Я тебе приказываю!

Существо, некогда бывшее Тинарой, оскалило два ряда острых, как иглы, зубов.

– Приказывать? Жиз Тарнык?! – Казалось, чудовище позабавил этот факт. Когти пробежались по осевому столбу, снимая с него тонкую стружку. – Глупый человеческий детеныш! Думаешь, если вызвала, то и указывать можешь?

Медный Коготь глумливо захихикала, крадучись, без спешки подбираясь ко мне. Я настороженно следила за ее приближением. Спокойно, без ужаса, стараясь здраво оценить свои силы.

«Так, что имеем? Неотразимая отброшена к противоположной стене. Тело повинуется, но еще с трудом. Вся надежда на Силу и „заговаривание зубов“. Хотя вряд ли последний прием сработает с голодной нечистью».

Все-таки этот Мир, несмотря на все мое сопротивление, исподволь изменял меня. Да, я могла бояться чего-то неведомого, дрожать от страха перед неизвестным, робеть при виде непонятного. Но как только опасность возникала передо мной, как говорится, во всей красе, волнение отступало. Когда исчезала таинственность, очередная пугающая до дрожи в коленках жуть превращалась во всего лишь неприглядную повседневность.

– Жиз Тарнык исполнила желание Вызвавшей, избавилась от самки. Вызвавшая дала Жиз Тарнык хорошее тело. Взамен Жиз Тарнык посулила не охотиться больше на сородичей Вызвавшей. Еда – не сородич, сама пришла! Сама!

Терпение и выдержка нечисти были на исходе. Жиз Тарнык, с мерзким скрипом точа когти друг о друга, не отрывала от меня голодного взгляда. Раскосыми черными глазами сейчас смотрел на меня неутолимый голод – спорить бесполезно, а то и чревато. Впрочем, время споров давно миновало – поздно было уже тогда, когда разбалованная малолетняя дура задумала воззвать к хмарной нечисти. И хладнокровно сосредотачивала Силу для отбрасывающего удара, на глазок прикидывая его вектор.

Устав обсуждать очевидные для нее вещи, Медный Коготь метнулась к законной добыче, то есть ко мне.

– Нет, не тронь ее! – выкрикнула Фашана, бросаясь наперерез чудовищу.

Ч-черт! Ну какая же она дура!

Правой рукой Жиз Тарнык машинально попыталась отбросить дочь вождя со своего пути. С влажным хрустом пять когтей врезались в худенькое тело девочки. Мне были видны их острые окровавленные кончики, вспоровшие халат на спине. Предсмертный крик Фашаны захлебнулся кровью. Чудовище постаралось стряхнуть тело, да только в нем увязли и когти второй руки. С Жиз Тарнык начало твориться странное: с закладывающим уши воем нечисть, спаянная собственными когтями с уже мертвой девочкой, каталась по полу. Из носа и рта чудовища извергалась лазурно-синяя пена пополам с хлопьями. Я отползла подальше, за сундук, дожидаясь окончания агонии.

На первых порах жизни вызываемого и вызывающего очень тесно спаяны. Как готовое вскоре появиться на свет дитя связано пуповиной с матерью. Если погибнет ребенок, женщину, скорее всего, спасут. А вот если наоборот – плоду почти наверняка не выжить.

Вскоре Жиз Тарнык ненадолго застыла. До треска прогнулась в хребте и окончательно затихла. Личико Тинары разгладилось, возвращая себе былую девичью прелесть. Мертвые глаза покинула бездонная чернота.

Последними втянулись обратно в пальцы страшные медные когти.

Ой, кажется, меня сейчас вырвет…

Шаманка суетилась вокруг сундуков, вороша и раскидывая утварь, которую мы днем еле-еле туда запихнули. Старуха Апаш молча слушала, как я сбивчиво, то и дело отвлекаясь, чтобы унять клацанье зубов, рассказывала о произошедшем. Проклятая дрожь во всем теле никак не унималась – больше всего раздражали трясущиеся руки, неспособные даже без посторонней помощи удержать пиалу.

Кирина отпаивала меня горячим чаем, а Эона, укутав одеялом, обнимала за плечи. Как я добрела до нашей юрты, перебудила, а заодно и перепугала ее обитателей – вспоминалось смутно. Идти на самом деле было всего ничего. Со смертью Жиз Тарнык ночь точно ожила. Задышала. Зашлась чуть истеричным лаем собак.

Слез по Фашане у меня почему-то не нашлось. Совсем. Была брезгливость. Жалость? Немного. Преобладала злость. Злость на тех, кто воспитал чудовище похлеще Жиз Тарнык. Да еще на себя – ведь мне тоже было проще закрыть глаза на чудачества девочки.

– Уходить вам надо, – изрекла старуха, стоило мне замолчать.

Я тупо на нее посмотрела:

– Зачем уходить? Ведь я ни в чем не виновата.

Апаш потрясла извлеченным из сундука одеялом.

– Уходить-уходить. Быстро. Я помогу. И тех, кто вослед соберется, придержу. Мудр Талеген, да отцовская любовь не разуменьем сильна…

– Но, достопочтенная. Апаш, вы же скажете вождю правду! – поддержала меня Эона, ободряюще сжав мое подрагивающее плечо. – Разве нам есть чего опасаться?

Неранка забрала у меня из рук пустую пиалу.

– Ох и дуры вы, девки, – ответила за шаманку Кирина. – Кто ж сейчас с правыми и виноватыми разбираться будет? Привяжут Рель к двум коням – да поскачут в разные стороны. Да и нас за компанию, чтобы тосковать не вздумали. Или мстить…

Да уж. В юрте осталось три тела, два из которых дочь и невеста вождя. А я в чужой крови чуть ли не по уши. Разорвут конями под горячую руку, а извиняться потом перед растерзанным трупом будут. Если вообще будут.

Скверная перспектива. Определенно не радужная.

– Не сиди сиднем, дочка! – Шаманка стукнул клюкой о ведро с водой. От громкого звука я испуганно вздрогнула. – Собирайся живей!

И почему, только стоит мне расслабиться, привыкнуть к спокойной, размеренной жизни, как тут же образуется ситуация, требующая панического бегства?

«Ничего не поделать – карма такая». И откуда ты, язва такая, взялся на мою голову?! Ах да, карма…

Старая Апаш и правда помогла. Собрала в дорогу кое-чего поесть и привела трех низкорослых степных лошадок. Дорога на перевал убегала в противоположную сторону от той, что вела к предгорным пастбищам, и это нам было только на руку. Хотя какие там, в Дарстане, дороги, скорее, намеки на них! Не зря кочевники говорят: «Нет дорог в бескрайней степи, есть лишь направления».

Ехать нам предстояло еще дня два. Первый мы постоянно оглядывались, то и дело ожидая увидеть позади улюлюкающую толпу кочевников. Однако клановая шаманка подсобила и в этом – горизонт за нами оставался чист.

Но чувство тревоги, какой-то надвигающейся катастрофы не оставляло. Точно вот-вот произойдет нечто такое, что нарушит хрупкое, почти болезненное равновесие, оборвутся ниточки моего подвешенного состояния…

В ту тревожную ночь мне приснилась Бабуля. Вернее, привиделась в полудреме, так как назвать сном состояние на грани бодрствования было, увы, нельзя.