– Последние двенадцать лет.
– В каком она была возрасте, когда вы впервые ее узнали?
– Двенадцати или тринадцати лет.
– Являются ли ваши отношения с Арлен Дюваль дружескими с тех пор, как ее отец был заключен в тюрьму?
– Именно так, сэр.
– Вы постоянно поддерживали связь с ее отцом?
– Да, сэр.
– Не вы ли составили петицию, в которой просили досрочно выпустить Колтона П. Дюваля на поруки, и собирали под ней подписи?
– Я, сэр.
– Вы собирали подписи лично?
– Некоторые лично, а некоторые подписи собрала моя медсестра мисс Трэйвис.
– Кто, вы сказали?
– Мисс Трэйвис. Роза Ракер Трэйвис, если вам нужно полное имя.
– Она собрала кое-какие подписи?
– Да, сэр.
– Но она сделала это, находясь на службе у вас, вы ей платили в это время и она действовала согласно вашим указаниям, так?
– Да, сэр.
– На протяжении последних восемнадцати месяцев вы время от времени поддерживали связь с Арлен Дюваль. Это верно?
– Да. И даже не время от времени, а часто.
– Вы встречались с ней лично, писали письма или звонили по телефону?
– Чаще по телефону. Я очень занятой человек, и если вы меня пригласили сюда для того, чтобы…
– Минуту терпения, доктор. Я хочу спросить вас: знаком ли вам почерк Арлен Дюваль?
– Да, конечно.
– А еще я прошу не забывать, что вы находитесь под присягой. Сейчас я покажу вам одну вещь, которая предположительно является дневником Арлен Дюваль, написанным от руки. Я попрошу вас внимательно взглянуть на этот дневник и сказать суду – не почерком ли Арлен Дюваль он написан.
Гамильтон Бергер с видом победителя подошел к свидетелю и протянул ему небольшую тетрадку.
Позади себя Мейсон слышал, как у Арлен Дюваль вырвался возглас негодования.
– Но он… он не посмеет! – Она с трудом могла говорить. – Этого нельзя допустить. Вы должны остановить их.
Доктор Кандлер пристально изучил несколько страниц и ровным, холодным голосом ответил:
– Да, это почерк Арлен Дюваль.
– И весь дневник написан ее почерком? – спросил Бергер.
– Но я не мог просмотреть все страницы.
– Пожалуйста, сделайте это! Читать не читайте, просто скажите мне, ее там почерк или нет.
Доктор Кандлер переворачивал страницу за страницей и неизменно кивал. Закончив и перелистнув последнюю, он сказал:
– Да, весь дневник написан ее почерком. По крайней мере, мне так кажется.
Мейсон услышал над своим ухом шепот Арлен Дюваль:
– У меня еще был фальшивый дневник, специально чтобы сбить с толку преследователей, но сейчас, судя по всему, полиция нашла настоящий. Тот, что был спрятан между полом и кожухом колеса. Не дайте, чтобы доктор Кандлер его читал, там есть некоторые вещи, узнав которые он станет не другом, а врагом.
– Итак, – продолжал Гамильтон Бергер, – обратимся к содержанию. Я бы попросил вас, доктор Кандлер, особенно внимательно изучить записи, помеченные седьмым, восьмым и девятым числами текущего месяца. Я бы хотел, чтобы вы прочитали эти записи, обращая внимание на каждое слово, на то, каким почерком оно написано. Я хочу знать, являются ли данные записи до самого последнего слова сделанными рукой подзащитной Арлен Дюваль.
– Остановите же его!.. – услышал Мейсон громкий напряженный шепот над самым ухом.
– Я протестую против этого вопроса, ваша честь, – заявил он. – Вопрос уже был задан, и на него получен ответ. Доктор уже дал показания относительно почерка на каждой странице дневника. Ему кажется – почерк принадлежит подзащитной.
Доктор Кандлер углубился в чтение дневника и, похоже, совершенно забыл обо всем происходящем.
Мейсон поднялся и приблизился к свидетельской стойке.
– Ваша честь, раз уж этот документ показан свидетелю, я тоже имею право взглянуть на него. – Он встал рядом с доктором, но тот даже не обратил на это внимания. – Пожалуйста, доктор, могу я посмотреть на него? – Он протянул руку.
– Секунду, не мешайте мне, прошу вас! Одну секунду… – Доктор Кандлер увлеченно читал.
Мейсон обратился к председательствующему:
– Я бы хотел посмотреть этот документ, ваша честь.
Его перебил Гамильтон Бергер:
– Доктор должен прочитать и изучить каждое слово. Это логично и законно.
– Но он уже дал показания, что это почерк подзащитной. Я протестую! Требование окружного прокурора незаконно. Он тянет время и всячески стремится к тому, чтобы я этот документ не увидел. Я имею право взглянуть на него и показать подзащитной. Я должен знать, что она скажет об этом документе.
– И я бы тоже хотел это знать! – едко усмехнулся Бергер.
Доктор Кандлер тем не менее читал и читал.
– Хорошо, мистер Мейсон, – сказал судья, – можете взять документ.
Доктор Кандлер не обратил на эти слова никакого внимания.
Судья Коуди требовательно опустил молоток и повысил голос:
– Доктор Кандлер!
– Да, ваша честь? – Он наконец поднял глаза.
– Я прошу вас передать предполагаемый дневник Арлен Дюваль защитнику.
Свидетель помедлил и выполнил требование судьи с явной неохотой.
Мейсон отошел на место и повернулся к Арлен Дюваль:
– Ваш почерк?
– О боже! Это он. Мне конец.
– Но в чем дело?
– Прочитайте то, что читал Кандлер. – Она указала на запись, в начале которой стояло число 7.
Мейсон начал читать.
«Только что вернулась с прогулки с Джорданом Баллардом. Гуляли долго. Он убежден в том, что знает, как готовилась и была совершена кража. Настаивает, что без участия доктора Кандлера тут не обошлось. Я в шоке, мне горько это слышать. Но Баллард говорит, что собрал множество доказательств. Доктор Кандлер официально являлся врачом, обслуживающим „Меркантайл секьюрити“. Он проводил регулярные медосмотры сотрудников, был личным врачом президента банка Эдварда Б. Марлоу. Именно медсестра Кандлера – Роза Трэйвис – дала Балларду наводку, на какую лошадь ставить, и обстряпала дело так, что Баллард поверил и рискнул сыграть. Она убедила его какими-то фактами. Более того, доктор Кандлер и его медсестра были в банке за полчаса до отправки партии денег. Баллард утверждает, что у Кандлера были все возможности, чтобы отойти и открыть один из шкафов с ящиками, где хранились погашенные чеки; он запросто мог положить эти чеки в свою сумку для инструментов. И он был единственным посторонним, если его можно так назвать, кому позволялось пользоваться той дверью. Он был единственным человеком, кому можно было, не навлекая на себя подозрений, входить и выходить из банка с сумкой в руках. Он…»
Мейсона отвлек Гамильтон Бергер.
– Я утверждаю, ваша честь, что этот дневник является моим вещественным доказательством. Я против того, чтобы защитнику и его клиенту на данном этапе дела было позволено его изучать. Как вещественное доказательство, он в деле еще официально не заявлен. Им следует лишь ознакомиться с документом и сказать, принадлежит ли почерк в дневнике подзащитной, а для этого у них времени было уже достаточно.
– Я не согласен с обвинением, – возразил Мейсон. – Мне кажется, мы имеем право прочитать данный документ до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства. Может быть, нам захочется опротестовать его. Возможно, мы станем оспаривать его подлинность. И не исключено, что мы обнаружим в нем вставки, сделанные чужой рукой.
– Я думаю, требование защиты справедливо, – сказал свое слово судья Коуди. – Для пользы дела им можно позволить прочитать документ целиком, прежде чем он будет представлен в качестве вещественного доказательства.
– Но, ваша честь, – Гамильтон Бергер в отчаянии начал излагать свой последний аргумент, – в данный момент я не предлагаю этот дневник как вещественное доказательство, я всего лишь использую его с целью установить почерк подзащитной. Я спросил доктора, ее ли это почерк, и доктор ответил утвердительно. Защите в настоящий момент достаточно беглого ознакомления. Позднее, по ходу дела и обязательно до того, как он будет представлен в качестве вещественного доказательства, защита будет иметь законное право и полную возможность прочитать его весь, и либо принять без возражений, либо отклонить, объяснив, на каком основании.
