– Но я всего лишь хотел получить как можно более четкую картину событий, – извиняющимся тоном сказал Гамильтон Бергер, обращаясь к судье.

– То, что сделанные здесь заявления непосредственно касаются подзащитной, не совсем так, однако я поддерживаю возражение господина Мейсона, – резко ответил тот, – защита в данном случае абсолютно права. При сложившихся обстоятельствах должен строго соблюдаться установленный порядок получения улик и свидетельских показаний.

– К тому же, ваша честь, это безответственно – заявлять, будто я стремлюсь использовать дело против Арлен Дюваль с корыстной целью доказать факт лжесвидетельства Перри Мейсона. – Голос Гамильтона Бергера задрожал от негодования. – Это вымысел!

– Нет, не вымысел, – парировал Мейсон. – Вы упомянули, что ожидаете получения доказательств? Отлично. Так знайте же, что я тоже хочу кое-что доказать. То, в частности, что сказанное мною – реальный факт.

– Уж не называете ли вы реальным фактом ваше желание представить все дело как предлог, которого я ищу, чтобы привлечь вас за лжесвидетельство? Абсурд! Нонсенс!

– Именно это я и собираюсь доказать, господин прокурор. Иначе бы зачем вам нужно было лично встречаться с подзащитной и говорить ей, что вы сможете представить убийство как непредумышленное, если она подтвердит некоторые факты, используя которые вам будет легко обвинить меня в лжесвидетельстве?

– Единственное, чего я хотел добиться от нее, это правды, – огрызнулся Гамильтон Бергер.

– Неужели? Но зачем предлагать взятку? Зачем предлагать ей свести убийство к непредумышленному?

– Потому что… нет, вам не доказать. Я не делал ей такого предложения…

– Вы это категорически отрицаете? – спросил Мейсон.

Судья протестующе постучал молотком.

– Внимание! Я не останавливал начавшуюся здесь дискуссию между сторонами, так как, ввиду серьезности выдвигаемых против Перри Мейсона обвинений, я позволил ему ответить окружному прокурору и изложить свое видение дела. Это было сделано, и, я думаю, об этом пока достаточно. Впредь же я попрошу стороны воздерживаться от личных выпадов. – Судья Коуди посмотрел сначала на одного, затем на другого законника. – И я говорю это очень серьезно. Никаких личных выпадов, ясно? Стороны адресуют свои замечания суду, и мы проведем слушание в точном соответствии с порядком получения доказательств. Хочу напомнить вам, господин окружной прокурор, что одно возражение защиты я уже поддержал. Продолжайте опрос свидетеля, он ждет.

– Благодарю, ваша честь. – Гамильтон Бергер задал Марвину Кинни следующий вопрос: – Куда вы направились, получив документ для Джордана Л. Балларда?

– Я поехал на угол Десятой улицы и Флоссман-стрит. Баллард там держал заправочную, которая работает всю ночь. Я полагал, что смогу его там застать.

– Он был там?

– Уехал незадолго до меня.

– Протестую, ваша честь, – сказал Мейсон, – слова свидетеля не отвечают на заданный вопрос, а являются его умозаключением, основанным на слухах.

– Протест поддерживается.

– Но, ваша честь, – заговорил Гамильтон Бергер, – это же обычное дело, свидетель приехал туда сразу же после того, как уехал Баллард, и заявлять так – его право.

– Откуда кто-либо может знать, что это было сразу же после того, как уехал Баллард? – спросил Мейсон у Бергера.

Судья Коуди тоже посмотрел на него:

– Я полагаю, вопрос защитника достаточно характеризует ваш ответ как неуместный. Он мог это знать, я имею в виду свидетеля, только с чьих-то слов. Протест поддержан. Мы проведем это слушание в точном и строгом соответствии с порядком получения доказательств. Продолжайте!

– Хорошо. – Гамильтон Бергер опять обратился к свидетелю Кинни: – Куда вы поехали от ночной заправочной на углу Десятой и Флоссман?

– Я поехал по домашнему адресу Джордана Л. Балларда.

– В какое время вы покинули угол Десятой и Флоссман?

– Примерно в десять пятнадцать.

– В какое время вы были у Балларда дома?

– Точно сказать не могу. По пути я заправлялся и съел гамбургер, а у Балларда был где-то около десяти сорока.

– А теперь я попрошу вас рассказать, что произошло, когда вы приехали к Балларду домой. Что вы увидели, что вы делали, что обнаружили?

– Я поставил машину и поднялся по ступенькам на крыльцо. В доме горел свет. Я начал звонить и в этот момент заметил, что дверь приоткрыта. Я позвал: «Мистер Баллард!» – но никто не ответил. Тогда я позвал еще раз. Так как по-прежнему никто не отвечал, я снова нажал звонок и слышал, как он звонит. Тогда я крикнул: «Есть кто-нибудь в доме?» – ответа опять не получил и решил войти. Я прошел на кухню и там обнаружил мистера Балларда лежащим на полу.

– Что еще вы там обнаружили?

– На сушилке над раковиной стояла пепельница, а в ней была сигарета.

– Было ли в этой сигарете что-нибудь необычное?

– Да, сэр.

– Что?

– От нее струйкой вверх шел дым.

– Давайте выясним как следует. Правильно ли я вас понял, будто вы хотите сказать суду, что сигарета еще горела?

– Да, сэр. Именно так я хотел, чтобы суд меня понял. Это мои показания под присягой. Сигарета все еще горела.

– Вы уверены?

– Да, сэр.

– Что еще можете сказать об этой сигарете?

– На ней нагорел пепел с половину или с три четверти дюйма.

– Еще что-нибудь?

– На ней была губная помада.

– Спасибо. Что еще вы там увидели?

– Я увидел на сушилке три стакана. А еще ледницу со льдом. Я также увидел там несколько ложек, бутылку шотландского виски, бутылку бурбона и бутылку «севен-ап».

– Хорошо. Вернемся к телу на полу. Что вы заметили?

– Тело лежало лицом вниз, и из-под груди вытекла лужица крови. В спине, немного влево от центра, торчал нож.

– Тело лежало лицом вниз?

– Да, сэр.

– Чье это было тело?

– Джордана Л. Балларда.

– Что вы сделали?

– Пошел к телефону и вызвал полицию.

– Перекрестный допрос. – Гамильтон Бергер кивнул Мейсону.

Мейсон спросил свидетеля:

– Та сигарета, когда вы ее увидели, все еще горела?

– Да, сэр.

– Вы при жизни знали Джордана Л. Балларда?

– Нет, сэр.

– Тогда почему вы утверждаете, что тело принадлежало Джордану Л. Балларду?

– Я узнал об этом потом.

– Когда и от кого?

– Но… мне сказали люди из полиции.

– Значит, лично вы не могли опознать убитого как Джордана Л. Балларда?

– Я знаю только то, что сказала полиция.

– Но это не мешает вам свидетельствовать о теле как о факте?

– Но это же естественно.

– То есть, иными словами, когда полиция говорит вам о чем-то, что это правда, вы принимаете это как реальный факт, не так ли?

– В общем, да, так оно и есть.

– А теперь, пожалуйста, скажите мне, говорила ли вам полиция что-либо о других фактах – о тех, о которых вы так уверенно показали суду?

– Нет, сэр.

– То есть это были вещи, которые вы видели своими собственными глазами?

– Да, сэр.

– Сигарета в пепельнице на кухне все еще горела?

– Да, сэр.

– Сколько осталось от этой сигареты?

– Дюйма полтора.

– Что вы сделали? Вы ее не затушили?

– Ни в коем случае, сэр. Я ни к чему не прикасался, я оставил ее гореть.

– Она продолжала гореть?

– Она потухла вскоре после этого.

– Откуда вы знаете?

– Потому что, когда полиция приехала, я с ними вместе пошел на кухню, и сигарета больше не горела… она погасла.

– Как она лежала?

– У пепельницы была резная ручка с канавками, и сигарета лежала на ручке в одной из канавок. По краям пепельницы, естественно, шли специальные углубления – такие маленькие выемки, но сигарета лежала не в них, а на ручке. Наверное, поэтому пепел не упал. А пепла был целый столбик – с полдюйма, если не с три четверти.

– Пепел был нетронутый, не отпал?

– Нет, сэр. Даже форму сохранил.

– А не из-за пепла ли вы подумали, что сигарета еще горит?

– Нет, сэр. Она горела на самом деде.