– Испугался, наверное, что ты ему всучишь повестку или арестуешь.

– Тем не менее ясно одно – эта бумажка гораздо важнее, чем мы предполагали. У меня просто руки чешутся ею заняться. Едемте!

Мейсон и Делла Стрит следом за Дрейком вошли в коммерческую фотостудию, где их с нетерпением поджидал знакомый Пола. Сначала Дрейк рассказал про камеру и как было дело.

– Вы с такими раньше работали? – спросил он.

– Да, приходилось. А что за пленка внутри?

– «Х-плюс», – сказал Дрейк. – Найлз говорил, что такую надо обрабатывать в полной темноте, и…

– Знаю, знаю, – перебил фотограф, – у меня есть для этого специальный бачок. – Он повертел фотоаппарат в руках. – Снято, говорите, всего четыре кадра?

– Да, – сказал Мейсон, – и все одно и то же – четыре снимка одного документа. И нам бы желательно увеличить их покрупнее.

– Как крупно вы хотите?

– А как вы можете?

– Понимаете, существует допустимый предел, после которого на пленке появляется «зерно». Зернистость пленки так называемая. Однако посмотрим. Что именно было в документе?

– Несколько рядов цифр.

– Напечатаны на машинке, в типографии или написаны ручкой?

– Написаны ручкой.

– Разборчиво?

– Разборчивей не бывает! Почерк как у архитектора.

– Превосходно, – удовлетворенно констатировал фотограф. – Тогда можно будет сделать одиннадцать на четырнадцать, и снимок выйдет не хуже оригинала. Если, конечно, ваш коллега правильно навел резкость.

– О резкости не беспокойтесь, – заметил Дрейк, – пусть это вас не волнует.

– Замечательно. Но все равно, он должен был стоять как минимум в трех футах и…

– Он использовал дополнительную насадку к объективу.

– О, – фотограф с облегчением вздохнул, – в таком случае это будет раз плюнуть!

– Можно с вами в темную комнату?

– Зачем? В этом нет никакой необходимости. Вы можете только навредить. Все делается в абсолютной темноте, и вы ровным счетом ничего не увидите. А бывает, что, стоя вот так рядом, люди начинают совать везде руки, нервничать, и не успеешь оглянуться, а он уже, сам того не сознавая, достал сигарету, чиркнул спичкой, и… но потом уже поздно. Начинаем эту сигарету тушить, идет дым – нет, вы лучше оставайтесь здесь.

Знакомый Дрейка исчез за темной занавеской.

– Ничего не попишешь, придется ждать. – Пол обошел студию, изучая висевшие повсюду на стенах наспех прилепленные фотографии полуголых красоток.

Мейсон присоединился к нему.

Делла Стрит лукаво прищурилась:

– Я вам не мешаю? А то это студия для одиноких мужчин.

– Все подобные заведения на один манер, – заявил Дрейк, – зайди в любое, всюду одно и то же. Голые, полуголые, хоть анфас, хоть в профиль. Взгляни-ка сюда, Перри, нравится?

Делла Стрит посмотрела, куда указывал Пол, и насмешливо съязвила:

– Я молюсь, чтобы обуявшие вас земные страсти не повлияли на ваш аппетит!

– Кстати, – Дрейк оторвался от созерцания стройных ножек и бюстов, – мы же можем пойти и поесть на скорую руку, пока делаются фотографии.

– Сколько времени займет этот процесс? – спросил Мейсон.

– Насколько мне известно, восемнадцать минут в проявителе, а затем минут пятнадцать в гипосульфите, то есть закрепителе. А ведь сколько-то еще уйдет на промывку… да, у нас есть минут сорок – сорок пять!

В этот момент в комнату вошел фотограф.

– Как идут дела? – поинтересовался Мейсон.

– Нормально. Уже в растворе.

– Когда будут готовы?

– Проявитель я залил две минуты назад, то есть еще шестнадцать, температура поддерживается, потом промывка, потом закрепитель, окончательная промывка, но у меня есть добавки – закрепление можем сократить и высушить по-быстрому.

– Когда можно посмотреть, что получилось? – настаивал Мейсон.

– Первый раз можно взглянуть после того, как закрепятся, минимум минут пять.

– То есть через двадцать пять минут?

– Даже немного раньше. Двадцать две минуты, двадцать три…

– Отлично! Тогда мы идем выпить по коктейлю. А когда вернемся и посмотрим негативы, отправимся ужинать. К этому времени вы сумеете, наверное, напечатать нам фотографии?

– О’кей! Желаете на глянцевой?

– А на ней лучше видно?

– Да.

– Тогда, естественно, на глянцевой.

– Договорились. Я буду в лаборатории.

– Я бы с удовольствием предложил вам выпить, – сказал Мейсон, – но…

– Все нормально, такова моя работа. Кто-то должен остаться и делать фотографии.

Приятель Дрейка посмотрел на Деллу Стрит и улыбнулся:

– Я извиняюсь за обилие женских форм на стенах, но женщины, как правило, сюда не приходят, а посетители-мужчины без этого не могут. К тому же ребята, которые работают со мной, не прочь иногда побаловаться с камерой, вот и хвастают друг перед другом.

– Я не в счет, – ничуть не смутившись, ответила Делла, – висят и пусть висят. Лишь бы вместо еды этим господам не захотелось чего-нибудь еще, я умираю с голоду.

– Прекрасно! Значит, я жду вас через двадцать пять минут. Негативы будут еще влажные, но на свет уже сможем определить. У вашего коллеги замечательная камера. Если знать, как ею пользоваться, можно снять все, что угодно.

Дрейк взял Деллу под руку:

– Мой коллега знает, как пользоваться фотокамерой.

Войдя в лифт и нажав кнопку, Пол заметил:

– Ненавижу лифты в таких домах. Ползают, как улитки. Я здесь бывал и раньше – заказывал фотографии, поэтому знаю. Обычно посетители пережидают в баре, это совсем рядом. Там хорошо обслуживают и отличные сухие бутерброды.

– Первый бутерброд мне, – подняла руку Делла Стрит.

Когда они сели за столик, Мейсон для себя и для своего секретаря заказал двойной бакарди, а Дрейк попросил принести сухого мартини.

Надкусив первый бутерброд, Делла Стрит сказала:

– Если, шеф, вы и впредь будете морить меня голодом, я вас разорю. Здесь же нечего есть, а я голодна как волк!..

Подбежал мальчишка – разносчик газет.

– Кому вечерний выпуск?

Мейсон взглянул на заголовки, протянул доллар и попросил три экземпляра. Все углубились в чтение.

Крупным шрифтом на первой полосе было набрано: «ПОХИЩЕННЫЕ ДЕНЬГИ ОБНАРУЖЕНЫ В ТРЕЙЛЕРЕ, ПРИНАДЛЕЖАЩЕМ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЕ».

Тут же помещались несколько фотографий Арлен Дюваль, ее трейлера и приводились номера пропавших банкнотов.

– Не может быть! – удивился Дрейк. – Они напечатали номера. Невероятно! Как это они решились?

– Сейчас уже нет смысла держать их в секрете, – сказал Мейсон, – ибо большинство купюр найдены. Но я сомневаюсь, чтобы они опубликовали весь список целиком.

Делла Стрит так увлеклась, что забыла про бутерброды. Официант тем временем принес и поставил на стол вино.

Отложив газету в сторону, Мейсон поднял стакан.

– Ну вот вам и смятение в стане противника. Это их слегка запутает.

– По-моему, – заметил Дрейк, – большой путаницы тут не будет. Что скажешь об этих номерах, Перри?

– Я, Пол, сижу как на иголках. Все глаза проглядел – жду, когда же наконец закончатся эти проклятые двадцать пять минут. Предлагаю пари – я утверждаю, что числа на листке Сэккита есть не что иное, как номера исчезнувших из банковской упаковки купюр на сумму в пять тысяч долларов. Согласен?

– Но как он мог их раздобыть, Перри? Нет, мне кажется, это невозможно. Только одному шишке отдела из ФБР было известно, какие это номера.

– Ты согласен или нет? Ставлю пятьдесят долларов за то, что номера в списке Сэккита соответствуют номерам в газете. Более того, что каждый номер из газеты мы найдем в листке этого негодяя. Ну так что?

Дрейк молчал.

– Состоится пари или нет?

– Состоится. Но не пятьдесят долларов. Ставлю десять. У меня нет таких денег, чтобы тягаться с богатыми юристами.

– О’кей, Пол! Десять так десять!

Вскоре все уже было выпито, бутерброды съедены до крошки.

– Может быть, еще? – спросил Мейсон у Деллы.

Она бросила взгляд на часы: