Что касается колоний, особенно таких, как африканские, то здесь вновь возникшие после деколонизации государства сразу же взяли на свои плечи заботы, до того лежавшие на колониальной администрации. В условиях традиционной восточной структуры это было естественным и практически единственно возможным выходом: государство берет на себя распоряжение хозяйством, ответственность за благосостояние общества, контроль за жизненно важными экономическими процессами, патронирование экономики капиталистического типа. Гибридность и промежуточность нового сектора экономики была в том, что от еврокапитализма в нем были техника и технология, частично экономические связи, а от традиции – вынужденное невнимание к законам свободного рынка с его требованием рентабельности, конкурентоспособности, прибыльности, что на практике всегда оборачивалось экономической неэффективностью и дотациями со стороны казны.

Наряду с новым сектором хозяйства и под его защитой, подчас буквально под покровительством государства в постколониальных восточных обществах постепенно укреплял свои позиции сектор колониально-капиталистический, трансформировавшийся в обычный частнокапиталистический со свободным рынком, конкуренцией, стремлением к рентабельности. Этот трансформирующийся и расширяющийся сектор терял свой прежде принципиально чуждый внутренней структуре традиционного Востока облик, переставал быть сектором колониально-европейским и становился просто капиталистическим, частнособственническим. Правда, в большинстве случаев в нем по-прежнему задавали тон вчерашние колонизаторы либо иные европейские, американские, позже также и японские фирмы, подчас уже лишившиеся национальной окраски (речь прежде всего о ТНК), но все более весомую роль здесь начинали играть и свои предприниматели и банкиры. Это в XX в. было характерным для Индии, Турции, ряда стран Юго-Восточной Азии, да и многих других стран современного Востока. Правда, по-прежнему среди местного населения выделялись те его слои, которые в прошлом, будучи аутсайдерами, в большей степени, чем остальные, контактировали с колониальным капиталом – будь то джайны, хуацяо или компрадоры.

Но приобщались к этому процессу, особенно под покровительством государства, также и другие группы местного населения (вспомним политику малаизации национальной экономики в современной Малайзии).

Итак, на позднеколониальном и постколониальном Востоке – речь не только о колониях, но и о зависимых странах, даже о таких, как Япония, – роль государства в хозяйстве не только не уменьшилась под воздействием колониального капитала и свободного рынка, но в некотором смысле даже возросла. По всем параметрам государство в странах современного Востока занимает ведущие позиции в сфере хозяйственной деятельности и лишь в немногих из них, прежде всего в высокоразвитых дальневосточных, оно в последние годы начало отходить на задний план, уступая место уже целиком завладевшим экономикой отношениям рыночного капитализма. О том, почему именно так произошло, речь уже шла. Обратим теперь внимание на то, почему усиление государства оказалось не только не помехой, но в определенном смысле поддержкой, может быть, даже единственно возможным условием развития по еврокапиталистическому пути в странах постколониального Востока.

Прежде всего здесь следует принять во внимание уже упоминавшийся жизненно важный момент: колониальнокапиталистическая, принципиально чуждая традиционному Востоку по всем основным параметрам система рыночного хозяйства требовала для эффективного своего существования хорошо подготовленных людей – предпринимателей, собственников, мастеров рыночных свободных связей, готовых к жесткой конкуренции, ориентированных на извлечение прибавочного продукта. На Востоке таких людей не было. Были купцы, ростовщики, ремесленники, богатые землевладельцы; были рынки и даже международные торговые связи с большими торговыми оборотами. Были специализировавшиеся на этих связях мастера транзитной торговли, знавшие толк в прибыли, понимавшие смысл конкуренции, значение рынка. Именно эти люди, как-то подготовленные к жестким условиям функционирования капитала, и оказались первыми посредниками-компрадорами, агентами колониального капитализма в своих странах, той базой, на которую опирался в этих странах колониальный капитал. Но всего этого было недостаточно, что с особенной отчетливостью проявилось тогда, когда торговый колониализм сменился промышленно-банковским, энергично осваивавшим колонии и зависимые страны. Людей, подготовленных для оптимального функционирования по законам развитого капитализма, на Востоке было мало, кое-где практически не было вовсе. Это и стало объективной причиной того, что функции совокупного предпринимателя рыночно-капиталистического типа в изменившихся условиях взяло на себя государство, – больше некому было. Государство приняло на себя вызов эпохи. В его лице сконцентрировались и сопротивление традиционной структуры натиску колониального капитала, еврокапитализма, и приспособление к изменившимся вследствие этого обстоятельствам.

Почему именно государство? Само собой разумелось, что только государство, традиционно вовлеченное на Востоке в экономические заботы, издревле бывшее там генеральным субъектом централизованной редистрибуции и имевшее огромный тысячелетиями накапливавшийся опыт в деле организации хозяйства и контроля за оптимальным его состоянием, должно было взять на себя столь сложное, новое, непривычное, небезвыгодное, но и чреватое риском банкротства дело. При этом предполагались издержки, причем немалые. Накопленный веками хозяйственный опыт государства никогда и нигде на Востоке не был ориентирован на прибыльное ведение хозяйства, на экономическую эффективность, тем более в рамках свободной международной рыночной конкуренции. Однако общество в странах Востока, составлявшие его зависимые от власти индивиды не имели и этого опыта. Что же касается государства, то оно в силу его мощи и всевластия, его высшего права распоряжаться достоянием страны и народа (функция централизованной редистрибуции) было именно тем единственным институтом, который оказался способен гарантировать слабую развивающуюся рыночно-капиталистическую экономику страны от потрясений и неожиданностей, от ошибок и провалов с помощью своего покровительства и казенных дотаций.

И еще одно обстоятельство. Именно и только государство на Востоке владеет теми большими материальными средствами, включая богатства казны, которые могут быть сконцентрированы и реализованы в том направлении, что считается по тем либо иным причинам наиболее важным для страны, ее хозяйства, оборонных нужд или иных стратегических целей. Именно казенные доходы государства легче всего при случае могут быть преобразованы в капитал, необходимый для создания тех или иных современных предприятий, отраслей экономики, а также инфраструктуры. Государство же чаще всего выступает и как субъект внешнего кредитования: именно оно гарантирует внешние займы – те самые, которые ныне столь тяжелым бременем лежат на бюджете многих, почти всех развивающихся стран. Займы эти, как правило, идут в руки государства, а далее соответствующие средства через бюджет вкладываются в различные отрасли хозяйства, включая дотации для нерентабельных предприятий государственного сектора и субсидирование цен на продукты первой необходимости ради удержания их на приемлемом для беднейшей части населения уровне.

В этом пункте тема «государство и экономика» достаточно плавно переходит в близкую к ней и тесно с ней связанную тему «государство и общество». Дело в том, что колониально-капиталистическая трансформация, силовыми методами решительно взламывавшая традиционное хозяйство и буквально вынуждавшая государство взять в свои руки и даже возглавить перевод экономики – насколько это было практически возможным в той или иной стране – на рыночнокапиталистические рельсы, не могла достаточно быстро изменить то, что подчас именуется «человеческим фактором» (или human relations) и что зависит от традиции, норм поведения и образа жизни, социопсихологических и ценностных установок и ориентации населения. В этом смысле отличие социума в восточных странах от гражданского общества в странах Запада было огромным, принципиальным, во многих отношениях решающим.