– Это слишком просто, и слишком сложно, чтобы вот так ответить.

– Нам, деревенским, не понять, так что ли?

– Перестань, Валюша. – Вадим поднялся из-за стола. – Спасибо за ужин. Кстати, что у нас за программа на праздник?

– Вороновы и Проскурины предлагали собраться в «Диане». Вика звонила днем, когда вы с Димкой гуляли. Я совсем забыла сказать тебе.

– Как решишь, так и будет.

– Я не хочу никаких громких застолий. Не знаю почему, но не хочу. – Валя отвернулась к раковине и принялась мыть посуду. Вадим подошел и обнял ее за плечи. – И вообще я не понимаю этого глупого праздника. Получается, что в этот день мужчины должны дарить цветы, проявлять внимание, быть любящими, заботливыми, романтичными, а с девятого сказка заканчивается до следующего международного дня? Какая ерунда.

– Но ведь я у тебя не такой.

– О, ты – мужчина на все сто!

– Валюша, что с тобой? – Белов повернул ее к себе. – Теперь моя очередь спрашивать, что тебя беспокоит?

– И моя ответить, что я не могу этого объяснить.

– Может, попробуешь?

Валя начала с того, что хочет съездить в Смирновку. Во-первых, она давно не была на могиле мамы, и ей просто трудно окончательно вычеркнуть из памяти родные места, и наконец она должна пообщаться и с Ермоловым, и с Кузьмичом.

– Зачем тебе бередить раны Евгения Федоровича? – удивленно поднял брови Вадим. – Что за сентиментальность на тебя нашла. Мама – понятно, но… Впрочем, тебе виднее. Кстати, учитывая такой откат в прошлое, почему же тогда не общаешься со своей бывшей хозяйкой, у которой ты жила, с Марией Федоровной? Ты ведь провела у нее три года жизни. По твоим словам, она относилась к тебе не как к чужому человеку. Что же ты хотя бы не перезваниваешься с нею?

Валя посмотрела на Белова так, что он сразу понял: попал впросак. Только никак не мог понять, в чем именно? Он стушевался под жестким взглядом жены, опустив глаза.

– Если бы ты иногда внимательно слушал меня, особенно в последнее время, то наверняка не пропустил бы мимо ушей, что Мария Федоровна умерла около года назад. Она сильно болела, и ее забрали из Горинска какие-то дальние родственники. Такие дальние, что я ни разу о них ничего от нее не слышала. А о том, что ее нет, я узнала, набрав ее номер. Я это делала чаще, чем ты думаешь. Там живут чужие люди, совсем чужие. – Валя перевела дыхание и сказала, качая головой: – Как страшно, словно никогда не было человека. В квартире чужая мебель, шторы, другие разговоры и нет ничего, что бы напоминало о прежней хозяйке…

– Извини, у меня в голове совершенно не отложилось это печальное обстоятельство.

– Не криви душой, Вадим, тебе нет никакого дела до того, что произошло. – Валя вытерла мокрые руки. – Ты хочешь слушать дальше или достаточно сказанного?

– Давай дальше, только пойдем в комнату.

– Тебя что-то смущает?

– Не наличие острых ножей, милая. Просто терпеть не могу кухонных бесед под абажуром. Наша гостиная подходит для этого куда больше. Пойдем? – предложил Вадим.

– Хорошо.

Они прошли мимо детской, откуда сразу выглянул Димка и попытался привлечь отца к своей игре. Белов пообещал скоро присоединиться к нему и, поцеловав сына, зашел в гостиную, где на большом кожаном диване сидела Валя. Диван был такой огромный, с пышными подлокотниками, что Валюша, согнувшая ноги в коленях, казалась такой маленькой и беззащитной. У Белова сжалось сердце, нахлынула волна нежности. Он вдруг начал говорить то, о чем совершенно не собирался еще пять минут назад.

– Послушай, прежде, чем ты продолжишь, я хочу, чтобы ты кое-что услышала. – Белов сел рядом с Валей и, не глядя на нее, продолжил. – Я предлагаю тебе оставить работу или продолжить учебу, наняв домработницу, которая помогала бы тебе в уходе за Димкой и ведении хозяйства. Я помню, что когда-то приветствовал твое рвение учиться и в какой-то мере чувствую себя виновным в том, что ты не смогла сделать это сразу. Семья, дом, ребенок – все было на тебе, со стороны практически никакой помощи. Я все понимаю и ценю.

Именно поэтому сейчас, когда я могу предложить тебе другой уровень жизни, я хочу, чтобы ты определилась в своих приоритетах. У тебя есть выбор. Он был всегда, но теперь я попрошу тебя не оглядываться ни на кого и подумать о том, чего хочешь ты, именно ты. Может быть, отпадет необходимость говорить о том, что тебя беспокоит. Может быть, я попал в десятку?

Валя была обескуражена. Она никак не ожидала, что разговор примет такой оборот. Ей не верилось, что наконец за столько пустых, полных недосказанности и внутренней напряженности дней она получает доказательство заботы о себе. Ей не могло прийти в голову, что все сказанное созревало в голове Вадима по ходу его короткого монолога. Он и сам не ожидал от себя этого. Как бы там ни было, Валя поняла, что переживает один из самых важных моментов в жизни. От того, как она отреагирует на сказанное, зависит будущее. Прямо глядя Вадиму в глаза, она спросила:

– Ты так уверен в росте своих доходов?

– Безусловно. Материальная сторона не должна беспокоить тебя. – Вадим отвел взгляд, вспомнив о том, что давно снимает квартиру в центре города и об этой статье его расходов не знает никто. И вообще о многих его тратах не знает никто. – Ты ведь веришь мне?

– Да, конечно. Я должна ответить прямо сейчас?

– Думаю, ты давно знаешь ответ, – пристально глядя на жену, заметил Вадим.

– Хорошо. Тогда я скажу, что не стану считать для себя зазорным называться модным ныне словом «домохозяйка». Говоря так, я опровергаю многие свои планы, но, надеюсь, приводить их в действие мне не придется. К тому же, у меня будет больше времени заниматься своим хобби. Поверь, я очень серьезно к нему отношусь.

– Верю, поэтому обещаю всячески помогать. О том, что я говорил по поводу выставки, я не забыл. Не думай, что я хочу показать свою незаменимость. Нет, просто я могу проще решить некоторые формальности и освободить тебя от ненужных, мешающих творчеству мелочей. – Вадим придвинулся к Вале ближе. – Я хочу, чтобы ты была счастлива со мной.

– Это во многом зависит от тебя, Вадим. И, честно говоря, последнее время мне было трудно выглядеть беззаботной. Я ревновала, безудержно, разрушительно, убийственно. – Валя прижала ладонь к груди, чувствуя, как часто бьется взволнованное сердце. – Почему мы так хорошо разговариваем сейчас, только сейчас? Что мешало сделать это в декабре, январе, феврале? Напряжение, в котором я находилась, не передается описанию. Неужели ты не замечал?

– Замечал, я ведь у тебя очень сообразительный. Но время пришло только сегодня. Я так решил, понимаешь? – Вадим жестко сказал эту фразу, вкладывая в нее смысл, непонятный Валентине. Размолвка с Алисой подогревала его воображение, рисуя картины, в которых он остается и без любовницы, и без жены с сыном. Он не мог с этим смириться. В конце концов, он так ловко вел двойную жизнь последнее время, что вполне сможет проделывать это еще и еще. Вопрос в том, стоит или нет снова ставить под удар семейное благополучие, зная максимализм Вали? Она обо всем догадалась с первого свидания Вадима с Алисой и смогла найти силы не выглядеть обманутой, истеричной, полной упреков, что не удалось его рыжеволосой подруге. Белов проанализировал это, склонив сейчас чашу весов в сторону жены. Теперь нужно показать ей свою неподдельную заботу и дать возможность найти компенсацию в занятиях любимым делом. Она должна переключиться на приятные для себя вещи, перестав обращаться к недавним событиям, когда они были так далеки друг от друга. – Если от Бога тебе дан талант, нельзя зарывать его под толстым слоем ежедневной работы. Даже если ты оставишь больницу, я все равно предлагаю тебе взять домработницу.

– Ну, уж нет! Я хочу остаться единственной хозяйкой у себя на кухне. – Валя улыбнулась. – Мне не верится, что мы говорим об этом. Мне не верится, что я не выбираю продолжение учебы. Что же мне теперь делать?

– Писать заявление по собственному желанию. Поработаешь еще две недели максимум и ты – свободная, творческая личность.