Кэлен не нуждалась в таких подтверждениях; она и без того была уверена, что любая из четырех сестер может нагнать и схватить ее в любой норе, даже в могиле — вроде той, которую они выкопали как-то темной ночью. Зачем это было сделано, Кэлен не могла постичь, да и не хотела знать.

Глядя в жестокие глаза сестер, Кэлен понимала, что слышит правду. Так у нее отняли даже мечту об избавлении после смерти.

Она не могла определить, всегда ли ее жизнь была такой, всегда ли она была вещью, кому-то принадлежащей. Как она ни старалась, ни одной мелочи из прошлого припомнить не удавалось.

Проскользнув мимо караульных, она пошла дальше, отсчитывая боковые коридоры. Сестра Улиция не раз на привалах рисовала тростью на земле план расположения залов, чтобы Кэлен усвоила, куда нужно будет идти.

Теперь она шла, хорошо помня этот план, без всякого труда, никем не задерживаемая. Но ей стало грустно оттого, что ее никто не замечает. Стоило кому-то из встречных бросить на нее взгляд, как они отворачивались и шли дальше. Она ведь рабыня, у нее нет ни своего лица, ни своей жизни. Она принадлежит хозяевам. Поэтому она невидима, никому не нужна, не интересна. Она — никто.

Сегодня впервые после долгого путешествия с сестрами Кэлен увидела других людей. Поднимаясь по длинным подземным лестницам во дворец, она видела, как мужчины и женщины улыбаются, держатся за руки, прикасаются друг к другу. Она подумала, как было бы хорошо, если бы кто-то заботился о ней, лелеял ее…

Кэлен смахнула со щеки слезинку. Она знала, что у нее такого не будет никогда. Рабам не полагается жить собственной жизнью, они служат орудием замыслов своих господ. Сестра Улиция объяснила это ей весьма доходчиво. Однажды, в приступе злобного веселья, какие у нее иногда бывали, сестра Улиция, сверля ее недобрыми глазами, сказала, что как-нибудь подыщет Кэлен пару, чтобы она могла родить им еще одного раба.

Но как она попала в рабство? Откуда она родом? У других рабов прошлое, наверно, не испарялось полностью из головы, как у Кэлен.

Она могла только задавать вопросы. Мучительные поиски ответов не приводили ни к чему. Отчего другие люди способны думать, а она нет? Однако и этот вопрос, самый важный, быстро растворялся в мареве неясных теней, заполонивших ее сознание, как и она сама растворялась в глазах встречных.

Кэлен остановилась перед новой огромной дверью, украшенной золотым рельефом. Дверь выглядела точно по описанию сестры Улиции: рельеф изображал вычеканенную на золоте картину холмистой местности, поросшей лесом. Кэлен огляделась по сторонам, потом всем весом налегла на створки массивной двери. Ей удалось приоткрыть их достаточно, чтобы проскользнуть вовнутрь. Она еще раз огляделась, но ни один из стражников на нее не смотрел. Она вошла и закрыла дверь за собою.

Внутри было светлее, чем в прилегающем зале. Хотя день выдался пасмурный, сквозь потолочное окно проходило достаточно света, чтобы озарить удивительный сад. Сад посреди дворца! Сестра Улиция рассказала об этом саде в самых общих чертах — но, увидев его воочию, Кэлен ахнула: он превосходил все ее представления. Чудесное место!

Как же счастлив Ричард Рал, живя здесь и имея возможность любоваться этим садом, когда пожелает! Она подумала: а вдруг он появится, пока она здесь? Увидит ее… и сразу же забудет.

Вспомнив о задании, Кэлен заставила себя взяться за дело. Она побежала по дорожке, проложенной между россыпью цветочных куртин. Земля была усеяна опавшими красными и желтыми лепестками. Интересно, приходит ли сюда Ричард Рал, чтобы сорвать цветы для своей возлюбленной?

Она с удовольствием повторяла это имя. Его звучание утешало ее. Ричард Рал. Ричард… Ей хотелось узнать, как он выглядит, приятно ли его лицо для взгляда так же, как имя — для слуха?

Проходя по дорожкам, Кэлен увидела рассаженные среди цветов небольшие деревца. Она любила деревья. Они напоминали ей… о чем-то. Она чуть не взвыла от досады: снова не удалось уловить что-то, несомненно, очень важное. От бессилия памяти она страдала так, словно разучилась владеть собственным телом.

Она миновала пышный кустарник и покрытую плющом стенку. За ней открылась поросшая травой круглая лужайка — сестра Улиция говорила, что эта лужайка расположена в самом центре сада. Посреди круга возвышался клиновидный камень, а на нем лежала гранитная плита, образуя подобие стола.

Именно на этой плите и должны были находиться вещи, за которыми послали Кэлен. Увидев их, она оторопела. Они были черные как сама смерть. Казалось, будто они засасывают свет из окружающего их пространства, из окон, из самого неба.

Сердце Кэлен тяжело билось от страха, но она пошла по траве к гранитному столу. От близости к таким мрачным предметам ей стало не по себе. Она сбросила с плеч лямки и положила свой мешок рядом с черными шкатулками, которые должна была унести. Она несла мешок на плече, а не за спиной, потому что ей мешало скатанное в трубку одеяло, висящее наискось.

На мгновение она прикоснулась к скатке, ощутила под пальцами выпуклость спрятанной в ней драгоценности, и ей стало легче. Завернутое в одеяло, здесь крылось ее величайшее сокровище.

Опомнившись, она принялась за работу — однако тут же столкнулась с серьезным затруднением. Шкатулки оказались больше, чем предполагала сестра Улиция. Каждая из них была размером с целый каравай хлеба. Они никак не поместились бы в мешок все вместе.

Но ей ясно приказали принести все три. Желание сестер вошло в противоречие с действительностью. Как поступить? Она не могла ничего придумать.

Воспоминания о прежних наказаниях пронеслись в ее мозгу, и на лбу выступила испарина. Она потерла глаза, отгоняя видения перенесенных пыток. Вот уж это, как нарочно, она запоминала со всеми подробностями.

Кэлен решила, что деваться некуда, нужно попробовать выполнить поручение.

В то же время ее смущало то, что она собирается обокрасть сад лорда Рала. Шкатулки ведь не принадлежат сестрам, и лорд Рал не установил бы вокруг сада столь многочисленную стражу, если бы они для него ничего не значили.

Она не воровка. Но стоит ли ради честности подвергнуться неминуемому наказанию? Стоит ли сокровище лорда Рала ее крови? А сам лорд Рал предпочел бы, чтобы она отказалась от кражи ценою тех пыток, которые придумают для нее сестры?

Непонятно отчего — возможно, потакая своим сомнениям, — она решила, что Ричард Рал не дал бы ей пожертвовать жизнью, а разрешил бы забрать шкатулки.

Она откинула клапан мешка и попыталась уложить шкатулки поплотнее — но места оставалось совсем мало. Они и так уже еле входили.

С возрастающим беспокойством, понимая, что время уходит, она вытащила из мешка одежду, подыскивая, во что можно завернуть хотя бы одну шкатулку.

Ей попалось под руку атласное белое платье.

Кэлен уставилась на шелковистую, чисто белую ткань, зажатую в ее пальцах. Красивее платья она не видала.

Но откуда у нее такое взялось? Она ведь ничтожество. Рабыня. Что делать рабыне с таким чудесным нарядом? Она не могла найти ответа на эти вопросы, как и на многие другие.

Кэлен схватила одну шкатулку и, завернув в платье, сунула ее в мешок. Надавив сверху, она постаралась задвинуть шкатулку поглубже, потом попробовала закрыть мешок. Клапан кое-как натянулся поверх шкатулки, а ведь оставалось еще две! Клапан пришлось затянуть ремешком, чтобы содержимое не выпирало. От надежды на то, что оставшиеся шкатулки влезут в мешок, приходилось отказаться.

Сестра Улиция четко объяснила Кэлен, что шкатулки должны лежать в мешке, иначе стража их увидит. Они забудут Кэлен, сказала сестра Улиция — но шкатулки, которые унесет Кэлен из сада, распознают сразу и поднимут тревогу. Кэлен твердо усвоила, что должна спрятать шкатулки. Но теперь, когда дошло до исполнения плана, все зависело от размеров мешка…

Сидя у костра вечером на привале несколько дней назад, сестра Улиция наклонилась к Кэлен и шепотом изложила, что она с нею сделает в случае неудачи.

Кэлен задрожала, вспомнив те страшные посулы. Она подумала также и о сестре Тови — и задрожала еще сильнее.