«До 1927 года Москва и Россия шли за митрополитом Сергием, а со времени (июль 1927 г.) издания им постыдной „декларации“, отдавшей Церковь под большевистское иго, у него осталось не более половины прежней паствы, – писал один из противников Сергия, архимандрит Феодосий (автор интереснейших воспоминаний об этом времени). – Хотя митрополит православен, но за ним идти нельзя, ибо он служит сатанинской власти, которая никогда не даст свободы христианской Церкви». Когда, после опубликования «Декларации», в октябре 1927 года Сергий и сформированный им Временный Синод повелели возобновить поминание государственной власти за богослужением, даже ближайшее окружение митрополита приступило к нему с вопросом: не есть ли это повеление приказом молиться за Антихриста?
– Нет! – отвечал Сергий. – Ибо в Откровении об Антихристе сказано, что «дана ему власть действовать сорок два месяца» (Откр. 13.5), а советская власть существует в России уже десять лет.
«Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело править кораблем нашей Церкви в такое время, когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела, и церковный корабль почти не имел управления, – писал Сергий в своем послании от 31 декабря 1927 года. – ‹…› И только вера во всесильную помощь Божию и надежда, что небесный Пастыреначальник в трудную минуту не оставит „нас сирых“, поддерживает нашу решимость нести наш крест до конца. ‹…› И вот нам, временным управителям церковного корабля, хочется сказать Вам: „Да не смущается сердце ваше“. Будьте уверены, что мы действуем в ясном сознании всей ответственности нашей пред Богом и Церковью. Мы не забываем, что, при всем нашем недостоинстве, мы служим тем канонически бесспорным звеном, которым наша Русская Православная иерархия в данный момент соединяется со Вселенскою, через нее – с Апостолами, а через них – с Самим Основоположителем Церкви Господом Нашим Иисусом Христом».
Выход «Декларации» и все, происходящее после этого в «сергиевской» Московской патриархии, породили в «русском зарубежье» потрясающие коллизии!
«Карловацкий Синод» провозгласил митрополита Сергия «еретиком», утверждая, что Московская патриархия безблагодатна, так как признала большевистский строй и объявила его радости – радостями своими. И тем не менее лидер «Карловацкого Синода» митрополит Антоний (Храповицкий), отвергая «ересь сергианства», постоянно носил панагию, подаренную ему митрополитом Сергием (на ее оборотной стороне было выгравировано: «Дадите нам от елея вашего, ибо светильники наши угасают»), и говорил, что он не мог бы поступить иначе в России, чем поступает там митрополит Сергий, но и митрополит Сергий не смог бы вести себя иначе, чем вел себя в эмиграции митрополит Антоний.
«…Сергий ‹…› при большевиках сумел среди всех расстрелов, ссылок и гонений на духовенство не только сберечь себя, но даже сделать беспримерную карьеру, – писала Гиппиус. – Как – мы в подробностях не знаем, а догадаться легко, хотя бы по его требованию к эмигрантской русской церкви ‹…› признать „лояльность“ Советской власти. Это было в 1927 году и, конечно, исходило от самой Советской власти, из желания ее создать среди зарубежья, хотя в ее услугу, кое-какую смуту. Некоторое время это волновало умы, тем более что вся „либеральная“ зарубежная пресса ‹…› горой стала за лояльность. К голосу журналистов примкнули даже голоса бывших марксистов, недавно сравнительно православных христиан, [таких как] Бердяев, например, или тоже недавнего православного Игоря Демидова, сотрудника Милюкова».
С другой стороны, требование «молитвы за советскую власть» было для прихожан зарубежных русских храмов «невместимо» (были случаи избиения священников, разрешавших такие молитвы за богослужением). Настроение большинства русского зарубежья передано в статье последнего обер-прокурора Синода, а затем министра вероисповеданий Временного правительства А. В. Карташева «Поражение и победа Православия».
«Митрополит Сергий, – писал Карташев, – еще год тому назад блестяще доказывавший в записке советскому правительству невозможность для православной церкви оказывать ему активные услуги и, очевидно, вместе со всеми почитателями покойного патриарха [Тихона] видевший в том его завет, сейчас резко изменил этому принципу и перешел к старому началу услужения церкви государству, только в парадоксальной обстановке власти активно-антихристианской». Карташев призывал к разрыву с Московской патриархией, ибо «вынужденная фактическая автономия обратится в нашу победу и в поражение кажущейся победы над нами. Недалекое будущее покажет, что мы совсем не отделены от российской истинно-тихоновской мученической церкви и едины с нею и в достигшем и до нас гонении от большевиков, и в чистоте от политики, и в грядущем воздвижении крестного стяга чистой православной церкви над всей святой Русью».
К этому следует добавить, что из России приходили известия одно страшнее другого: гонения на Церковь после выхода «Декларации» только усиливались, но теперь к физическому насилию прибавлялись откровенные нравственные издевательства. В 1930 году, после того как папа Пий XI обратился к верующим провести совместную молитву «о спасении стольких душ, подвергнутых тяжелому испытанию, и об облегчении участи любимого нами русского народа», начальник секретно-политического отдела ОГПУ Тучков потребовал от Сергия, чтобы тот выступил в зарубежной прессе с заявлением, опровергающим… факт гонений на Церковь в СССР.
«…Текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю, – писал по поводу этого жуткого „интервью“ управляющий приходами Русской православной церкви в Западной Европе митрополит Евлогий, – а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам, что гонение на Церковь есть, – это значит, что все тихоновские епископы будут арестованы, то есть вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет» – себя обречь на позор лжеца… Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы Русская Церковь осталась без епископов, священников, таинств, – этого и не представить… Во всяком случае не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия…»
И все же Евлогий, в отличие от «карловацких епископов» искренне расположенный к Сергию, в конце концов, порвал общение с Московской патриархией: в том же 1930 году он перешел под юрисдикцию Святейшего Вселенского Патриаршего Престола (Константинопольского), поскольку выполнять приказы ОГПУ, которые в Москве послушно «озвучивал» Сергий, ему было невозможно!
Во всем этом было что-то чудовищное: на глазах всего мира в СССР творились невероятные кощунства над беззащитной и покорной русской Церковью, публично осквернялись мощи и иконы, на землю летели кресты с храмов, пьяные хулиганы врывались во время богослужений в церковные помещения и куролесили на пасхальных крестных ходах, священников арестовывали, ссылали и расстреливали, в общины открыто внедряли провокаторов – а Сергий неукоснительно возносил молитву «за властей» сам и повелевал молиться за них же всем, подчиненным ему приходам! 5 декабря 1931 года в центре Москвы был в демонстративных целях взорван храм Христа Спасителя, и, если верить легенде, один из кремлевских вождей, специально прибыв для созерцания этого зрелища, от восторга приплясывал и орал: «Задерем подол матушке-России!», – а Сергий повторял, что отношения Церкви с советской властью складываются замечательно, – и литургическое служение ежедневно возобновлялось по всем храмам на территории СССР.
Но и самих храмов оставалось все меньше! Некоторые по примеру храма Христа Спасителя были взорваны, большинство – попросту закрыты. В 1928 году было закрыто 543 церкви, в 1929-м – 1129, в 1937 году – более восьми тысяч. К концу 1930-х годов из 300 храмов в Ленинграде действующих осталось – пять, из 600 православных церквей Москвы оставались открытыми двадцать три. Уже к 1931 году в стране были уничтожены все монастыри. К 1938 году церковная организация была в основном разгромлена (только в 1937 году было арестовано пятьдесят архиереев, количество же простых священнослужителей и тем более мирян точному учету не поддается). В 1939 году на свободе во всей огромной стране оставалось только четыре правящих архиерея. Все они, включая самого Сергия, ежедневно ожидали ареста.[37]
