Время от времени в обществе появляется носитель новой идеи. К сожалению, большинство подобных людей — теоретики. Их идеи могут пользоваться известностью, и все же они слишком долго остаются в рамках чистой теории. Период инкубации зачастую столь длителен, что яйцо успевает протухнуть прежде, чем из него вылупится что-нибудь стоящее.

Но раз в сто лет на свет является человек, которому удается соединить новую идею с практикой до того, как период инкубации подойдет к концу.

Именно таким человеком является мой друг, коронер округа Лос-Анджелес, доктор медицины Теодор Дж. Керфи.

Идея доктора Керфи состояла в том, чтобы перевести судебную медицину в практическую плоскость и сделать ее частью нашей высокоразвитой цивилизации, чтобы эту науку без труда можно было применять в самых различных областях общественной деятельности.

Доктор Керфи подчеркивал, что в наше время более 80 процентов случаев нарушения закона происходят с нанесением телесных повреждений, и медицинские аспекты преступления зачастую становятся предметом судебного разбирательства. В крупных городах многие смерти происходят в результате насилия, и в то же время судебные медики не имеют возможности использовать все известные на сегодняшний день научные методы криминалистики. Результатом является не только то, что крупные преступления порой остаются нераскрытыми, но и то, что во многих случаях невиновные люди попадают под обвинение и несут наказание за преступления, которых не совершали.

В этих мыслях нет ничего удивительного. Элемент неожиданности несут в себе только методы, при помощи которых доктор Керфи предложил проводить в жизнь некоторые из своих планов.

Необходимость быть кратким не дает мне возможности подробно описать эти методы. Достаточно будет сказать, что доктор Керфи решил: перенаселенный, переполненный людьми округ Лос-Анджелес является одним из лучших мест в стране для того, чтобы применить его идеи на практике.

Доктор Керфи принял предложение занять должность коронера Лос-Анджелеса с твердым намерением объединить три медицинские школы региона с юридическими школами и с полицией для выполнения одной конструктивной программы, чтобы студенты обрели по возможности полные знания медицины и законов. Он намеревался также учредить институт судебной медицины, сформировать специальные комиссии, которые бы занимались проблемами, связанными со смертностью на производстве, во время родов, от последствий анестезии, а также проблемами взаимоотношений между службами коронера, больницами и похоронными конторами.

Доктор Керфи также собирается организовать практические занятия для студентов в избранных ими областях юриспруденции и медицины, чтобы будущие следователи могли лучше понимать возможности судебной медицины, а медики — обязанности полиции и методы полицейского расследования.

Все это чрезвычайно важно для округа Лос-Анджелес и вообще как средство повышения общественного интереса к судебной медицине.

Доктор Керфи справился с проблемами, которые возникают у коронера Лос-Анджелеса, и в этом ему помогли две вещи: во-первых, его объективность и способность решать проблемы, что свидетельствует о его удивительном таланте руководителя, а во-вторых, разумеется, высокий профессионализм и компетентность в патологии и в судебной медицине.

И потому я с огромным удовольствием посвящаю эту книгу моему другу доктору Теодору Дж. Керфи.

Эрл Стенли Гарднер

В четверть третьего пополудни Милдред Крэст поняла, что совершенно не хочет больше жить. Ошеломленная только что полученным известием, она потеряла способность трезво мыслить и теперь пребывала в полном оцепенении.

До этого момента она была одной из самых счастливых девушек калифорнийского городка Оушнсайд, где всегда кипит жизнь. Кольцо с крупным дорогим бриллиантом на ее безымянном пальце подтверждало факт ее недавней помолвки с Робертом Джойнером, главным бухгалтером большой торговой фирмы «Пиллсбери энд Максвелл», имевшей свои универмаги в шести крупнейших городах южной части штата Калифорния.

В Оушнсайд Джойнер приехал немногим более двух лет назад. Устроившись в фирму бухгалтером, он очень быстро начал продвигаться по службе. Молодой человек оказался весьма сообразительным и обладал способностью мгновенно ориентироваться в любой самой сложной финансовой ситуации. Помимо всего прочего, он не страшился ответственности за свои действия. Джойнер никогда не сомневался в правильности своих поступков и сумел вскоре убедить в ней руководство фирмы, на которой работал.

Интересный собеседник и заводила на всех вечеринках, Джойнер был душой любой компании и умел привлекать внимание людей. Из всех молодых холостяков города он считался самым перспективным женихом.

На тех, кто знал Роберта, его помолвка с Милдред произвела эффект разорвавшейся бомбы. Сама девушка вот уже три месяца, казалось, парила в небесах от счастья.

И вот в два пятнадцать ее позвали к телефону. Поднявшись со стула, она направилась к столу начальника.

Милдред была уверена, что звонит Роберт, и слегка нахмурилась — он же прекрасно знает, как недовольны начальники, когда их подчиненные в рабочее время ведут неслужебные разговоры, отвлекают служащих от дела, не дают дозвониться в контору. Но тем не менее Роберт с этим не посчитался.

Голос в трубке был спокойным, и девушке даже в голову не пришло ничего дурного. Роберт, как всегда, говорил бойко и напористо.

— Привет, крошка! Как дела у нашей образцовой секретарши?

— Отлично, Боб. Только… Ты ведь знаешь, сюда нельзя звонить… Лишь по неотложному делу… Извини…

— Пустяки, — прервал ее Роберт. — Это придумали начальники, чтобы все знали, какие они важные. Вообще-то дело срочное.

— Да ну? — удивилась Милдред.

— Хочу сообщить тебе, что с нашей помолвкой все кончено. Считай ее прерванной, аннулированной — как хочешь. Кольцо с бриллиантом и другие мои подарки оставь себе и помни о счастливых, хочу надеяться, временах нашей любви.

— Боб, да что такое? О чем ты говоришь? Что произошло?

— Лошадки, дорогая. Во всем виноваты лошадки, — ответил ей Роберт. — Ты и не подозревала, что я играю на скачках, а эта игра стоит свеч. Мне всегда нравилось рисковать, даже когда шансов на выигрыш не было. Не по мне вести спокойную жизнь и постепенно подниматься по социальной лестнице. Дорогая, на пути к успеху я люблю космические скорости и крутые подъемы. Стремительность — вот мое кредо.

— Боб, но твои родители…

— Миф о моих богатых родителях создал я сам, чтобы никто не удивлялся, что я трачу денег больше, чем может позволить себе бухгалтер. Игра на скачках приносила мне огромные деньги, пока фортуна от меня не отвернулась. Моя система ставок, непонятно почему, стала давать сбои. Я начал брать деньги в нашей кассе и продолжал на них играть. Когда мне везло и я выигрывал, я возвращал деньги. На днях я взял огромную сумму, но неожиданно грянула финансовая проверка. Я оказался в катастрофическом положении — моя вина в растрате казенных денег очевидна. Поэтому я проклял и скачки, и работу. Забрал из конторы все наличные деньги и сейчас удираю в Санта-Аниту. Обратного пути нет!

— Роберт, ты что, меня разыгрываешь? — решительно спросила Милдред. — Это что, один из твоих психологических тестов? Если так, то знай, что ты на весь день испортил мне настроение.

— Боюсь, это не самое страшное из того, что я успел натворить, — легкомысленно сказал Джойнер. — Признаюсь, меня мучают угрызения совести. Ты чудесная девушка, Милли, и мне было с тобой хорошо. Но жизнь — штука сложная, и надо смотреть правде в глаза. Пусть я присвоил чужие деньги, пусть меня ждет неминуемое разоблачение, но я не собираюсь перед этими тупицами и болванами, которые раньше смотрели на меня с завистью и восхищением, бить себя в грудь и раскаиваться в содеянном. Не хочу отдавать себя на милость суда присяжных, не хочу просить взять меня на поруки, не хочу возвращать растраченные мною деньги. Раз уж мое разоблачение неминуемо, я решил не мелочиться и забрать у фирмы все, что плохо лежит. Для начала я снял с нашего банковского счета деньги, причем сделал это так, что комар носа не подточит — уличить в этом меня будет сложно. Ставлю пять к одному, что им меня не изловить. Меня ждут в конторе с минуты на минуту, и уже к трем часам все будут спрашивать друг друга, где я и что со мной могло случиться. Если тебе позвонят с моей работы и спросят, что со мной, скажи им, что наша помолвка расстроилась, где я, тебе не известно, да и не интересно. Конечно же все это было неизбежно. Не могу представить себя в роли примерного супруга или любящего отца, готового пожертвовать всем, чтобы его отпрыски закончили колледж. Скажу честно, последние три недели мысль о нашей помолвке тяготила меня. Все это время мне было с тобой хорошо, но знай, я как та кошка, которая гуляет сама по себе. Я люблю свободу и не хочу ни к кому быть привязанным, ни к кому. Так-то вот. А теперь я должен заканчивать — полицейские вот-вот кинутся меня разыскивать. Прощай, удачи тебе!