Все это вместе взятое, а также и целый ряд других важных факторов сугубо практического характера способствовали активному привлечению казачьих частей различными государственными структурами для «внутренней службы». И казачьи части, как правило, неукоснительно исполняли все приказы. Уже в начале 1905 года многие казачьи подразделения направляются на борьбу с революционными выступлениями. Так, во время Февральской стачки в г. Ростове-на-Дону 17 февраля 1905 года казаки разогнали полуторатысячную демонстрацию рабочих. На следующий день они вновь разгоняли ростовских стачечников [35].
По мере роста революционного движения от Польши до Дальнего Востока возрастало и привлечение для борьбы с ним армейских, в том числе и казачьих подразделений. Весной-летом 1905 года они очень часто направлялись на борьбу с набирающим силу движением крестьян против помещиков [36].
Даже фронтовые казачьи части сразу же после окончания военных действий в Маньчжурии направлялись для наведения порядка внутри страны. В сентябре 1905 года именно казачьи сотни бросили против бесчинствовавших в городах и на станциях Маньчжурии солдат различных запасных формирований, которые громили продовольственные склады, магазины, питейные заведения и силой захватывали поезда для отъезда вне очереди в Россию [37]. В этом же месяце казаков неоднократно бросали против бастовавших железнодорожных рабочих на Дальнем Востоке [38]. Они также несли службу по охране промышленных предприятий, шахт, рудников и других важных объектов с целью предупреждения возможных выступлений забастовщиков [39]. В октябре 1905 года для подавления стихийного бунта солдат и матросов Владивостокского гарнизона, требовавших немедленной отправки домой, в город спешно были направлены 1-й Верхнеудинский казачий полк и 1-я Забайкальская казачья батарея под общим командованием генерала П.И. Мищенко. Казаки выполнили приказ. При этом, как отмечалось в официальной реляции, усмирение было осуществлено бескровно [40]. 7 ноября казачьи разъезды вызывались на усиление полиции, разгонявшей митинговавших рабочих и работниц ростовских табачных фабрик [41]. В декабре казачьи сотни совместно с другими частями армии участвовали в вооруженных столкновениях с рабочими Владикавказских железнодорожных мастерских, на баррикадах в районе рабочих кварталов на Темернике и на железнодорожном вокзале в городе Ростов-на-Дону [42]. 7 декабря солдаты и взвод казаков выполнили приказ по разгону митинга рабочих депо и мастерских станции Уфа [43]. Казаки направлялись против бастовавших железнодорожников Челябинска, заняли депо и станцию [44]. В декабре сотня казаков совместно с батальоном солдат участвовала в вооруженных столкновениях с рабочими станции Мотовилиха. Причем эти столкновения, как известно, вскоре переросли в настоящий бой, было убито 10 рабочих, отмечены жертвы среди солдат и казаков [45]. Трагическая хроника революции продолжалась день за днем, месяц за месяцем. Свое место в ней поневоле сыграли и казаки, в 1906—1907 годах казачьи части использовались против различных народных выступлений. Особенно активно в это время они привлекались для борьбы с так называемыми аграрными беспорядками. Причем география их использования для этих целей более чем обширна – от Кавказа и западных губерний страны до Алтая и Забайкалья. В Забайкалье, например, по приказам губернатора Забайкальской области и наказного атамана Забайкальского казачьего войска генерал-лейтенанта Холщевникова забайкальские казаки многократно привлекались для выполнения жандармско-полицейских заданий [46]. Небольшие казачьи подразделения часто направлялись местными властями на борьбу с самовольными порубками лесов на Алтае. Так, в марте 1906 года исполняющий обязанности начальника Алтайского округа получил в свое распоряжение команду из 50 казаков для секвестра на самовольно вырубленный местными крестьянами лес в ряде частных имений [47]. Казачьи сотни неоднократно бросались против крестьян, выступавших летом 1906 года в Донецком округе Донской области [48]. Аналогичных примеров можно привести довольно много.
Казачьи части, как правило, исправно справлялись с возлагаемыми на них обязанностями. Со своей стороны, правительство, заинтересованное в дальнейшем привлечении казачьих подразделений для выполнения полицейских функций, предпринимало вполне конкретные действия, направленные на предоставление различных, в частности финансовых компенсаций. 6 февраля 1907 г. Главное Управление казачьих войск направило ходатайство в Совет Министров об отпуске 7,5 млн руб. на экономическое поддержание хозяйств мобилизованных казаков [49]. И уже 17 февраля того же года по указанию Николая II Государственный Совет принял постановление о выделении на эти цели 5,2 млн руб. [50]. Из этих средств каждый мобилизованный на «внутреннюю службу» казак получал специальное пособие в размере 207 рублей [51]. Немалая сумма для рядовых казаков. Однако не стоит на основании данного факта впадать в какую-либо крайность или упрощать вопрос выдачи казакам денежных пособий и говорить об их якобы прямом подкупе [52]. Тогдашняя действительность была намного сложнее, и все ее проблемы и противоречия, в том числе и отношение казачества к привлечению к полицейской службе, нельзя примитивизировать и сводить к сугубо материальным аспектам. Как справедливо отмечал М.П. Богаевский, на эту службу казачество шло не потому, что раздавались «пособия и обещания ублаготворить различными милостями, но потому, что в душе казачества жило сознание государственной необходимости и мысль о незыблемости» [53].
Немало споров возникало среди исследователей и по вопросу о масштабах использования казачьих частей при подавлении различных выступлений в период революции. Подавляющее большинство авторов утверждало, что они были очень и очень значительны. Правда, данные суждения не подкреплялись конкретными выкладками. Только в отдельных работах содержались обоснованные цифровые данные, которые свидетельствовали о том, что доля привлеченных для борьбы с «внутренними беспорядками» казачьих частей и подразделений составляла 16,7% от общего количества использованных с этими целями войск русской армии в 1906 году [54]. В следующем году она снизилась до 12,6% [55]. Эти данные можно охарактеризовать по-разному: и как значительные, и как не очень большие. Однако если оценивать их объективно, учитывая и долю казачьих частей в общем составе вооруженных сил страны, то можно прийти к заключению, что они свидетельствуют о довольно масштабном привлечении казачьих формирований для борьбы с революцией.
Почему же правительственные органы с такой охотой прибегали к использованию именно казачьих подразделений? Думается, что правящие круги исходили из целого ряда серьезных предпосылок, начиная от идейно-политических воззрений казаков и их моральных качеств и заканчивая факторами сугубо практического свойства. К сожалению, на последнее обстоятельство в исторической литературе внимания практически не обращалось. Между тем это очень важный момент, нуждающийся в самом пристальном рассмотрении. Именно на это обстоятельство еще в период революции указывали некоторые видные царские сановники, непосредственно руководившие борьбой с революционными выступлениями. При этом в большинстве случаев они стремились использовать не пехотные, а кавалерийские подразделения. Потому что, во-первых, когда против манифестантов, забастовщиков или демонстрантов бросались пешие солдатские части, это зачастую приводило к многочисленным жертвам и, как следствие, к усилению возмущения и революционной активности масс. Свидетельство тому – кровавый опыт трагических событий в Петербурге 9 января 1905 года и во многих других городах страны. Это осознавали многие видные правительственные чиновники. Один из них – товарищ (заместитель) министра внутренних дел в кабинете П.А. Столыпина, а позже заведующий делами департамента полиции генерал П.Г. Курлов в своих воспоминаниях, опубликованных уже в эмиграции в начале 20-х годов, особо отмечал, что он был «врагом применения пехоты для подавления беспорядков, так как прекрасно знал, что при современном состоянии оружия столкновение толпы с пехотными частями неизбежно влекло за собой значительные человеческие жертвы, а потому прибегал всегда в таких случаях к кавалерии» [56]. Во-вторых, конные подразделения являлись наиболее мобильными, их можно было быстро направить в любые отдаленные районы, города или села, охваченные волнениями. Ну а поскольку казачьи полки и сотни составляли большую часть всей кавалерии русской армии, то довольно часто именно их бросали на подавление восставших. Практически все ответственные высшие чиновники Министерства внутренних дел неоднократно заявляли о том, что «при возникновении крестьянских беспорядков испытывается необходимость в военных силах, главным образом казачьих частях, как наиболее подвижных и пригодных для указанной цели» [57]. Такого же мнения, исходя из анализа конкретной обстановки и имевшегося практического опыта, придерживались и главы местных губернских властей. Так, бывший в 1905 году уфимским губернатором генерал Цехановский также отмечал в своих воспоминаниях: «Когда крупные земельные беспорядки разыгрались в двух соседних губерниях (Казанской и Самарской) и докатились до Уфимской губернии, нужна была конница, чтобы быстро перебрасывать в каждую угрожающую местность и вовремя парализовать всякое поползновение к грабежу» [58]. Далее он указывал, что «наиболее пригодным для поддержания порядка в деревнях» являлось соседнее с Уфимской губернией Оренбургское казачье войско. «Я отправлял телеграмму за телеграммой министрам – военному и внутренних дел, – писал бывший губернатор, – настаивая на безусловной необходимости присылки трех казачьих эскадронов (сотен. – В. Т.) в Уфимскую губернию, чтобы быть в состоянии везде поддерживать порядок»[14][59].
