— Значит, все-таки в слухах есть немалая доля правды? И вы предполагаете, что наш капитан тоже перенесла подобную операцию?

— Да, об этом говорит все. Но это еще не конец истории, которую мне рассказала сотрудница Алла. Это, собственно, только первый акт трагикомедии, — продолжал Ган. — Представьте себе, что неверный муж через некоторое время также прилетел на Желтый Якуб! Бедняге не повезло… Новая жена бросила его через несколько недель, и он решил последовать примеру своей первой жены. Не знаю, был ли он в отчаянии, потеряв вторую жену, или просто ему надоела жизнь, которую он вел до сих пор, но он тоже решил совершить «психическое самоубийство». Алл знал, кто он, и у него родилась идея поистине дьявольского эксперимента. После операции незадачливого супруга направили в то же самое отделение для выздоравливающих, где находилась его прежняя жена. Конечно, они ничего не знали друг о друге и встретились как совершенно чужие люди. Неизвестно, в какой степени Алл организовал дальнейший ход событий. Факт остается фактом — они быстро сблизились, стали неразлучны, а после возвращения с Желтого Якуба, кажется, поселились вместе как новая супружеская пара.

— Но они знают о том, что…

— Конечно, не знают. Откуда же? Им ведь никто не может об этом сказать. Разве что только сам Алл или его сотрудники. В этот период на Желтом Якубе было соединено несколько пар…

— И они счастливы?

— Говорят, что очень. Так по крайней мере утверждала сотрудница Алла.

— А разве вы не узнали хотя бы, кем они были раньше? Какова была его или ее профессия?

Продолжительное гудение прервало разговор — автопилот сигнализировал посадку.

— Займите, пожалуйста, места в креслах! — прозвучал из громкоговорителей приказ. Одновременно на пульте перед Тин загорелась лампочка сигнализатора.

— Станция ТКР-322! Полоса АВ-3. Безаварийная?

— Безаварийная! — подтвердила Тин.

— Сойдите с линии!

— Выключаю!

Ракета заколебалась в воздухе и мягко села на высунувшиеся из корпуса амортизаторы.

Тин нажала кнопку автомата, открывающего главный люк, и встала с кресла. Несколько мгновений она задумчиво смотрела на мертвое табло гиперконтроля, потом встряхнула головой, как бы отгоняя неприятные мысли.

Машинально вынув из ящика автомата кассету бортжурнала, она медленно направилась к двери,

Белая вилла утопала в сочной зелени. Уже издалека сквозь ветви деревьев Тин заметила серебристый корпус ионтера, стоящего на небольшой площадке перед домом.

Она поспешно взбежала по лестнице. Еще у двери ее оглушили резкие звуки какой-то старой джазовой симфонии.

В расположенной в мезонине мастерской среди разбросанных на полу больших листов бумаги сидел на корточках Джор. Он был в одних брюках, его загорелая спина казалась еще темнее на фоне разноцветных пятен красочной композиции.

— Джор! — голос Тин потонул в оглушительных звуках музыки.

Она подошла к стене и выключила приемник.

Джор поднял голову и посмотрел на Тин отсутствующим взглядом. Потом быстро вскочил с пола и подбежал к ней.

— Уже приехала? — воскликнул он радостно. — Ты приземлилась раньше? Почему ты мне ничего не сказала?

— Приземлилась по расписанию.

— Как? — удивился он и торопливо взглянул на часы. — Уже 15.16?

— Я думала, что ты прилетишь за мной.

— Ох, где моя голова? — сказал он искренне растроенный. — И ты меня ждала?

— Ждала…

— А я так увлекся, что… совершенно позабыл обо всем на свете… Видишь? — показал он рукой на яркие эскизы. — Новая трактовка! Совершенно новое решение!

— Вижу. Очень интересный замысел, — несколько сухо ответила она и сразу же попыталась это исправить: — Действительно прекрасная идея!

Однако Джор почувствовал нотку неискренности в ее голосе.

— Тебе не нравится? — спросил он обиженно.

— Нет, нет… — возразила она поспешно. — Хеб был прав — прежняя композиция была слабее. Эта мне нравится больше. Конечно, над ней следует еще поработать. Но в ней уже что-то есть. Особенно вот этот фрагмент…

— Это будет «Утро».

— Оригинально ты вписал в композицию это женское лицо. Необычный профиль. Пожалуй, только слишком деформирован…

— Это еще только эскиз… Но мне показалось, — снова заговорил он, — что вначале у тебя были какие-то сомнения…

— Н-нет… Нет. Просто мне было неприятно, что ты не прилетел за мной.

— Какой же я глупец! Но ты не обижаешься на меня? — он обнял Тин за плечи так, чтобы не запачкать ладонями ее платья, и поцеловал в шею. Она прижалась головой к его груди, тихо сказала:

— Разве я могу на тебя обижаться? Нам так хорошо вместе. Мы ведь никогда не расстанемся, правда? Скажи!

On удивленно посмотрел на нее.

— Что это вдруг тебе пришло в голову?

— Ничего. Ничего… Все же очень много значит иметь на свете близкого человека, очень близкого, которого ты любишь и который любит тебя…

— Это и есть счастье, — сказал он, целуя ее в губы.

— Скажи мне, как ты нашел новое решение? — снова заговорила она через минуту уже о работе Джора. — Ты говорил, что на пляже…

— Да, да… Утром позвонил Хеб и сказал, что комиссия отклонила проект. Я очень расстроился. Чтобы как-то успокоиться, пошел искупаться. И вдруг, сам не знаю почему, меня осенило сместить основной аспект композиции в левый нижний угол северной стены. Потом ужо мысли рождались одна за другой…

— А это лицо?

— Именно лицо… Я встретил на пляже девушку. Необычный профиль. Посмотри в этюднике, он там, на столике, а я пока вымою руки.

Он пошел в ванную. Тин села в кресло, рассматривая рисунки.

Из двадцати с лишним эскизов, сделанных в это утро, более чем две трети изображали одну и ту же молодую женщину. В основном это были рисунки головы, хотя встречались наброски и в полный рост. Девушка была очень стройной, но особенно привлекали ее сияющие радостью глаза. Она не отличалась классической красотой, но как бы олицетворяла собою буйную, всепобеждающую юность.

— Я снял ее киноаппаратом, — бросил Джор, останавливаясь за спиной жены. — Можешь убедиться, как она выглядит в жизни.

— Ты даже снял ее?

— Тебя это удивляет?

— Нет, по-моему, модель воистину необычная.

Она в задумчивости смотрела на эскизы.

— Что мы знаем об окружающем нас мире?..

— Почему ты заговорила об этом именно сейчас?

— В Веронском порту и здесь, в Сиднее, все считают меня опытным капитаном, — продолжала она, не отвечая на вопрос. — Это смешно. Мой настоящий жизненный опыт, опыт, который я могу связать с конкретными, относящимися к определенному событию воспоминаниями, охватывает всего лишь неполных пять месяцев. Из них почти четыре месяца — пребывание на Желтом Якубе. Это нелепо, правда, Джор?

Джор сел рядом с Тин и нежно взял ее за руку.

— Это в тебе говорит обида. Я никогда не видел тебя в таком состоянии. Скажи, что тебя расстраивает?

— Не знаю… Так что-то нахлынули на меня мысли о том, что все-таки… плохо не знать о себе… всего.

— Что вдруг на тебя нашло? Ты же понимаешь, что это не имеет никакого смысла.

— Я всегда боялась, что может прийти день, когда я начну жалеть…

— О чем? Ты говоришь вздор.

— Алл утверждал, что у нас никогда не появится желания узнать о той жизни. Его машины внушили нам это. Но он не смог предусмотреть всего…

— Это ребячество, наивное любопытство.

— Нет. Это нечто большее. Это неуверенность…

Он со страхом посмотрел ей в глаза.

Внизу неожиданно раздался звонок видеофона.

— Это, наверное, Хеб, ко мне, — сказал Джор, вставая.

Тин тоже встала.

— Приготовлю обед.

Она прошла в столовую и, достав несколько банок консервов, заложила их в кухонный автомат. Когда она выппмала наполненные тарелки, в дверях появился Джор. Его глаза светились радостью и возбуждением.

— У нас вечером будет гость, — с таинственным видом сказал он. — Ты даже не сможешь угадать кто.