– Сегодня вечером прибыл служащий фельдъегерской службы, который принял сообщение по оптическому телеграфу из Москвы. Другой служащий фельдъегерской службы в пути, он везет донесение, более пространное. Возможно, именно там мы и найдем подробности. Я уже отправил сотрудников на ближайшие железнодорожные станции для содействия быстрейшей доставки донесения в Петергоф, – говорил Шешковский, но был мною перебит ибо не сказал главного.

– Степан Иванович, мы не в театре, чтобы держать интригу. Война? – нетерпеливо спросил я.

– Прошу прощения, Ваше Величество, – спешно отвечал Шешковский. – Война. Англия. Судя по всему, мы потеряли Мальту и русскую эскадру на острове.

– Решились все-таки, – пробормотал я и задумался.

Последние полтора месяца наша дипломатия начала активно продвигать повестку, которая была названа мной, по аналогии с тридцатыми годами двадцатого века, «политикой коллективной безопасности». Россия предлагала всем странам еще раз подтвердить Аахенский мир и создать систему при постоянно действующей организации, призванной решать спорные вопросы по принципу Лиги наций или ООН, где основные игроки должны иметь право вето. Я прекрасно осознавал, что подобные предложения приняты не будут. С одной стороны, уровень политических международных отношений не созрел для этого, с другой же, клубок противоречий столь велик, что решить многие проблемы без крови не представляется возможным. Да и современное общество еще не столь интегрировано, чтобы иметь надправительственные организации. Политическая культура так же не созрела.

Но мне показалось важным продемонстрировать всем европейским игрокам миролюбие России, лишний раз создать инфоповод в европейских газетах, так как подобное предложение не могло не заинтересовать иностранную прессу. Пусть меня обвинят в византийстве, хитрости, но слова «мир» и «Россия» будут стоять в одном предложении.

Ответ на мою инициативу был дан только из Пруссии и Фридрих заверял меня в том, что европейские границы, пусть они и не справедливы, но меняться не должны. Ни слова о том, что Пруссия не будет нарушать договоренности. То, что они должны или не должны, границы эти, меняться, прусский король наглядно демонстрировал и ранее, когда только по своей воле развязывал европейские войны. И сейчас Фридрих, уже как месяц, показывает свое «миролюбие», гоняя прусские полки и дивизии вдоль границы России и его королевства. Дразнит нас.

А мне, человеку, взращённому на истории Великой Отечественной войны, скорее верится в то, что Пруссия начнет войну, не верю я в россказни германской… так и хочется сказать «нацисткой»… военщины. Я уже готов дать приказание на превентивный удар. И вот, видит Бог, сделаю это, если и дальше сине-желтые будут бегать вдоль Вислы. Между прочим, по польским землям, которые так никто и не признал за Пруссией, но, следует отметить, никто и не требует отдавать назад северную часть Вислы с таким важным город, как Гданьск, уже Данциг. Даже поляки, видимо смирились с потерей выхода к Балтийскому морю. Да им и не до этого, все сеймы, да споры, без принятия хоть одного действенного закона. Кричат что-то с трибун то в Люблине, то в Гродно, не могут из-за своего либерум вето принять решение. В действии пропрусская партия.

– Сегодня к обеду я жду на заседание всех, кто присутствует в Петербурге, из членов Государственного Совета. Степан Иванович, – я пристально посмотрел на Шешковского. – Запускайте проекты «Зеленый», «Перевертыш», ну, и заварите чай.

Следовало бы прояснить, что это за проекты, хотя пока вдаваться в подробности рано. Проект «Зеленый» – это попытка поднять восстание в Ирландии, «Перевертышем» я назвал цветную революцию во Франции. Если зеленый цвет, ассоциируется у меня с Ирландией, от того и название. То с Францией ассоциация – перевернутый русский флаг по вертикали. Ну, и заварить чайку – это организовать что-то похожее на Бостонское чаепитие, которое в иной истории стало предвестником войны за независимость североамериканских колоний. Кроме этого, в Швецию отбыло немало телег с серебром и, по приблизительным подсчетам, в шведском риксдаге количество выступающих против войны с Россией таково, что прорусская партия «колпаков» окажется в большинстве. Так что мы не сидели без дела, а десять лет работали над тем, как отвечать на агрессию против Российской империи.

– У меня вопрос к вам, Степан Иванович, почему о войне мы узнаем по факту, хотя ранее приходили более четкие сведения? Или этот вопрос мне нужно задать господину Грановскому? – спросил я у главы Тайной канцелярии, несмотря на то, что такие разговоры должны вестись исключительно наедине.

Ну, кому мне еще доверять, как ни командующему армией или командующему флотом. Тем более, что в ходе начавшегося противостояния, и Румянцеву и Спиридову нужно будет взаимодействовать и с Шешковским и с Грановским, возглавляющего контрразведку.

– В Лондоне и Париже разгромлены наши разведывательные сети. Есть те, кто сейчас прекратил деятельность, чтобы не быть уличенным. Задействуем «спящих». Подробные директивы и инструкции отосланы в столицы иностранных государств, – докладывал глава Тайной канцелярии.

– Работают наши противники! Я всегда говорил, что нужно планировать длительность с осознанием того, что враги умны и решительны. Как там английский сластолюбец, наш осведомитель из английского парламента? Вот по кому переживать не стану, если того и подвесят, – спросил я, вспомнив, что один из информаторов из английского парламента был извращенцем.

– Этот остался! – с горечью сказал Шешковский.

Я даже скривился от разочарования. Значит еще не одна девочка, да и мальчик пострадают от «внимания» педофила. Но… империя слез не знает.

– Я мешать не стану, Степан Иванович, но нужен результат в ближайшие полгода. Много, очень много денег потрачено на то, чтобы подготовить тайные удары, – констатировал я, потом обратился к Румянцеву и Спиридову. – Жду, господа, доклада о состоянии дел в армии. Уже сейчас отдайте приказ о призыве солдат и офицеров из резерва. Указ об этом будет подписан уже сегодня. Работайте с фельдъегерской службой и используйте телеграф. Я дам распоряжение железнодорожному ведомству более не принимать пассажиров. Все для армии и флота, все для наших славных побед.

Еще лет семь назад был построен оптический телеграф между Москвой и Петербургом, окончательно выработана система световых сигналов, которая начинает применяться и на флоте и в армии. Хотелось бы, конечно, нормальный телеграф, а не только столбы в пределах видимости с привлечением немалого количества служащих. Однако, и такое изобретение вполне себе оправдывается. К примеру, новости теперь могут одновременно выходить и в петербургской, и в московской, газетах. Сейчас уже действуют оптические телеграфы и с Ревелем и с Ригой, в ближайших планах использовать такой вид связи и с Кенигсбергом.

– Все, господа, работаем! Фельдъегерей, которые столь быстро доставили вести, наградить, – сказал я, приглашая всех разойтись, отдать необходимые приказы, чтобы уже в четырнадцать часов по полудни собраться вновь на Государственном Совете.

– Ваше Величество! – дождавшись, пока из кабинета выйдут Спиридов и Румянцев, обратился Шешковский.

– Что-то личное? – спросил я у главы Тайной канцелярии.

Мне так же хотелось быстрее выпить кофе, взбодриться и, коль уже проснулся так рано, заказать букет роз в постель Екатерине. Давно я ей уже ничего не дарил и не делал знаков внимания. За последние десять лет, пожалуй, только на День Рождения, да при рождении Константина и осыпал цветами.

– Да, Ваше Величество! Прошу Вас отменить поездку цесаревича по югу России. И вообще сейчас небезопасны любые передвижения, – говорил Степан Иванович, но я-то знаю его уже… давно, впрочем, чтобы понимать настроение безопастника.

– Точнее! Что известно! – строго потребовал я.

– Из Турции был перехвачен шпион уже при переходе того через Кавказские горы. Он был не один, а в составе отряда, который маскировался под черкесов. Это был француз, а с ним еще три турка. Очень странный отряд. Пока сведений мало, но есть предположение, что готовятся несколько крупных отрядов из числа «непримиримых» чеченцев, дагестанцев и иных народов. Куда эти отряды будут направлены, пока не известно, упертый француз попался. Его везут в Петербург, для общения с Антоном Лабазовым. А то от пыток еще и прибьем, ненароком, – неуверенно докладывал Шешковский. – Еще…