Дети.

Его разум твердил, что этого не может быть, но эти существа внизу были малы и походили на детей по форме, человеческие личинки, питающиеся мертвыми. Он видел их лица в мерцающем свете... жирные, измазанные кровью, невероятно белые с огромными черными глазами ночных норников. Они жевали внутренности, грызли кости, обгладывали лица с черепов, царапали чешуйчатыми пальцами и рычали, шипели друг на друга, как дикие собаки.

Безумие.

МакКомб чувствовал, что разум его помутился. Давно уже зрело в нем это подозрение, но теперь оно обрело неоспоримое подтверждение.

Пять Волков и осейджи говорили, что у Молчаливого Ворона была жена, Язык Змей, подходящее мерзкое имя для мерзкой твари, что, должно быть, породила этих ползающих упырей внизу. Он не знал, правда ли это, но в сердце своем не сомневался.

- Больше не смотри, - сказал ему Пять Волков.

Твари внизу не проявляли к ним интереса. Они были довольны, питаясь мертвыми. Пять Волков повел их дальше по этому каменному языку, возвышавшемуся над ямами внизу, и они нашли Молчаливого Ворона.

Увидев его, распростертого на каком-то импровизированном ложе из костей, соломы и мусора, они приготовились к бою; их духи пылали ярко и были готовы к убийству. Но это было ненужно.

- Он ушел, - сказал МакКомб. - Простая глина.

Молчаливый Ворон был мертв. Он распростерся, подобно пугалу, сорвавшемуся с подпорки, и выглядел не более живым, чем оно. Томагавк Пяти Волков все еще торчал в его черепе, макушка которого была расколота, черная жидкость, похожая на кровь, и комья серого вещества стекали по его отвратительному, бугристому лицу. В его лбу зияла огромная дыра, затылок разнесен. Еще больше этой темной жидкости вытекло из обрубка его запястья. И в большом количестве... она собралась и свернулась в огромной, кисло пахнущей луже.

- Надо сжечь его, - сказал МакКомб.

Но жечь было нечем. Пять Волков, однако, потерял интерес к Молчаливому Ворону. Его привлекло что-то впереди. МакКомб последовал за ним дальше по этому каменному языку, и то, что он принял за сплошную каменную стену, вовсе не было стеной. Это был огромный, истертый гобелен из дубленых человеческих шкур, тщательно сшитых вместе. Должно быть, были использованы десятки тел, и каждая шкура снята одним куском, как и другие на стенах. Даже руки и ноги были видны, как и растянутые лица с пустыми глазницами и искаженными ртами, что, казалось, выли, как у призраков.

Каждый раз, когда МакКомб думал, что не увидит ничего более ужасающего, чем уже видел, эти катакомбы приносили ему новую порцию кошмаров.

- Мы сделали, что должны были, - наконец сказал он. - Давай убираться отсюда.

- Нет, - сказал Пять Волков, указывая томагавком на гобелен. - Жена Молчаливого Ворона жива.

МакКомб посмотрел на него, заметив, что он слегка шевелится, словно подземной ветерок толкал его. Но ветра он не чувствовал. Прямо тогда, с внутренностями, сжатыми от страха, он понял, что за этим гобеленом кто-то был, и был с самого их прихода. Он уловил высокий, сладкий запах, как у гниющего сена. Это не был запах смерти, а скорее аромат жизни, настолько сочной и обильной, что она разлагалась изнутри.

Это запах того, что ждет за этими шкурами, - подумал он тогда.

Но думать дальше у него не было времени, ибо он услышал сладкое и жуткое пение, женское по тону. Оно было мелодичным и пронзительным, приятным для слуха, но под ним - пустым и нечестивым, и от него у обоих мужчин что-то внутри похолодело. Пока они стояли, неуверенные, дрожащие, с напряженными мышцами, голос становился все громче, сплетая вокруг них кокон паутинного сна.

- Это она, - сказал Пять Волков, разрывая чары. - Жена Молчаливого Ворона.

* * *

МакКомб стряхнул паралич страха, что сковал его, и ужас сменился яростью:

- Покажись, мерзкая ведьма! - крикнул он. - Мы пришли, чтобы прикончить тебя самым жутким образом...

Пение оборвалось на полуноте.

Гобелен затрепетал, словно по нему скользнул ветер.

Затем, пока они стояли беспомощно, один шипастый коготь пробил его с другой стороны и разрезал насквозь. И тогда нечто уродливое и гротескное выскочило с визжащим криком ненависти. Оно было одето в рваные шкуры, почерневшие от времени и жесткие от засохшей крови и сгустков жира. Одна угловатая, с черными венами грудь торчала наружу, но она была покрыта серым мхом, что рос из многочисленных прорех в шкурах и тянулся к ее горлу в сырой, сумеречной паутине.

Язык Змей, жена Молчаливого Ворона и источник его силы.

Оба мужчины на миг оцепенели. МакКомб увидел нечто вроде женщины с желтым, размытым лицом, что было зашито и испещрено дырами. Это была сшитая маска, казалось, составленная из множества лиц, звериных шкур и жирных клочьев меха. Ни человек, ни животное, а нечто, составленное из обоих. Ее волосы были длинными, черными и заплетенными костями грызунов, ее руки - узловатыми, черными когтями зверя.

Но это все, что он успел разглядеть.

Ибо, когда он поднял топор и нож, чтобы убивать, Пять Волков оттолкнул его и издал дикий, воющий боевой клич народа кроу:

- Хуу-кии-хии!

Он бросился на женщину, а она прыгнула на него, как насекомое, готовое выпотрошить его. Снова началась битва. Пять Волков рубил и кромсал ее томагавком, а она рвала его когтями, ее огромный, искаженный рот был полон грызущих клыков. Ее диссонансный крик был нечеловеческим и шипящим, и причина тому вскоре стала ясна: она кишела змеями. Они выползали из ее плоти, как черви из свинины, извиваясь и кусая, некоторые зеленые и скользкие, другие блестящие и черные, третьи узорчатые с желтыми глазами. Они даже вылезали из ее хлещущих черных волос, как живая гирлянда змей, подобно Медузе древних.

Они били Пять Волков снова и снова.

Все это произошло за считанные секунды, пока МакКомб поднимался с каменного пола и вставал на ноги. И к тому времени, как он поднялся, Пять Волков был повержен. Язык Змей жестоко изранила его, и его кровь все еще капала с ее когтей. Ядовитые змеи, что вились из ее маслянистой кожи, укусили его бесчисленное количество раз. Истекающий кровью и отравленный, он не мог больше сражаться.

Он выл свою смертную песнь, когда она бросилась на него, зарываясь лицом в его горло и вырывая яремную вену в горячем фонтане крови, что дымилась в воздухе.

Он умер быстро, но не без того, чтобы нанести ей раны: ведьма была изрезана в дюжине мест, истекая той же черной кровью, что и ее муж. Многие змеи были обезглавлены, но все еще извивались и кровоточили. А томагавк Пяти Волков вскрыл ей живот, и ее кишки свисали холодными петлями.

Но она была далека от поражения.

Очередь МакКомба.

Она посмотрела на него, ее рот ломился от острых, как ножи, зубов, вымазанных красным, нос приплюснутый и задранный, как у кабана, глаза - как у чучела питона: стеклянные и черные. Змеи, что гнездились в ней, извивались и били его снова и снова. МакКомб кружился и уворачивался, метался и рубил ножом и томагавком. Его клинки рассекали тела бьющих змей, отрубили ей левую руку в локте, вскрыли горло в потоке зловонной крови.

Ее когти разодрали ему щеку, грудь. Змеи кусали его снова и снова. Но он не падал, пока все не закончится. Его спасением был тяжелый бобровый плащ и оленья кожа под ним. Клыки змей не могли пробить его одежду, хотя им удалось укусить его за руки и лицо. Он чувствовал холодный яд в своих венах.

И затем она пошатнулась и опустилась на одно колено, ужасно израненная и обильно кровоточащая. Она посмотрела на него своим желтым, морщинистым лицом и блестящими черными глазами, извергая ленты собственной крови. Она рычала на него, скалила зубы, царапала когтями. Многие ее змеи были мертвы и висели безжизненно, а те, что еще жили, двигались вяло.

МакКомб издал последний громкий крик и, сжимая томагавк обеими руками, прыгнул вперед и ударил изо всех сил. Лезвие прошло прямо через ее шею с влажным, мясным звуком, разрывая сухожилия, связки и мышцы, и ее голова скатилась на землю, все еще живая, все еще шипящая, щелкающая зубами и глядящая на него с безумной ненавистью. Ее тело рухнуло у его ног, несколько раз дернулось и затихло.