— Не делай этого, Ванесса. — Его руки дрожат, и когти вырывается из пальцев. Он прокалывает моё платье, но не кожу. Даже сейчас он хочет защитить меня, и когда он снова говорит, его голос твердеет. — Послушай меня сейчас — услышь правду в моих словах — я люблю тебя. Я чертовски люблю тебя. Этот двор разорвал бы тебя в клочья. Ты бы этого не пережила. Я говорил тебе: я бы проклял всё это ради тебя. Ради тебя, Ванесса, ты меня понимаешь?

Слёзы застилают мне глаза, и каждое слово — чистая правда. Каждое слово причиняет боль. Я чувствую, как чувство спокойствия пытается охватить меня, но я отвергаю его. Это не может быть ради меня. И да, я любила его. Я любила его так сильно, что это почти сломило меня. Но…

Шепард выпрямляется и подхватывает Уну под руку. Его взгляд устремляется к замку. Они бросаются бежать, и мои глаза расширяются, когда Уна спотыкается. Инструктор Шепард в ужасе оглядывается на неё. Это занимает всего секунду.

— Уна! — Я кричу так громко, что стекла в замке вибрируют. Трещат. — Нет!

Моя нога скользит вперёд на дюйм.

Серый волк мгновенно душит её, и земля уходит у меня из-под ног, когда его клыки вонзаются ей в грудь. Они с хрустом раздирают кость и вырывают сердце Уны. К горлу подступает желчь. Я прячу лицо на груди Сина, не в силах смотреть, а он отчаянно пытается утешить меня, чтобы всё стало лучше, но у него ничего не получается. Уна мертва.

Она мертва, и её кровь проливается на землю. Когда я снова оглядываюсь, инструктор Шепард прижимает к себе её тело. Тот же серый волк отрывает голову от его шеи.

Слева от меня Катерина пытается убежать, но волки слишком быстры. Я могу только наблюдать, как один из них швыряет её на землю, разрывая на тысячи кусочков кожи, крови и костей. Волк роется в её внутренностях, как в песочнице. Копает и копает, пока она не перестает существовать.

Майлз следующий. Он умирает ещё легче. Разрываемый на куски двумя волками.

Каликс хватает Порцию, прежде чем они успевают убить и её тоже. Эрику не так повезло. Его хватают за горло одним когтем, а другим — за спину. У него вырывают позвоночник, и он корчится, прежде чем лишиться сердце. От криков Эви в замке разлетаются стекла. На нас сыплются осколки стекла. Мы чувствуем себя разбитыми, а сердце Эви разрывается на части. Мне до боли хочется взять её за руку. Обнять её. Быть с кем угодно, только не с Сином.

Но Нетти… она бросается на чёрного волка и вместо этого вонзает коготь ему в грудь.

— Пошел ты! — кричит она с боевым кличем.

— Нетти, остановись, — умоляет Эви, борясь со своим принуждением, пока её спина дрожит. — Нетти, иди сюда! Отойди! — Земля сотрясается от сдерживаемой силы Эви, но она не может освободиться от магических пут. Теперь её слёзы текут быстрее.

— Что ты делаешь? — Нетти кричит на Эви через поле. Она вырывает ещё одно сердце у другого волка, орган всё ещё бьётся, и насаживает его на свой коготь. Землю усеивают мёртвые тела. Везде. Повсюду кровь. — Помогите мне! — Её золотистые глаза умоляют Эви двигаться, бороться, прежде чем перевести взгляд на меня и Сина. — Что, чёрт возьми, происходит? Почему вы все просто стоите…

Один из волков прыгает, не обращая внимания на вопль ярости и страха, который издаёт Эви, и вцепляется в Антуанетту между двумя словами. Её тело дёргается. Она извивается, но у Нетти нет ни единого шанса. Не тогда, когда на неё наваливается другой волк, и ещё, и ещё, пока её тело не исчезает из виду. Однако я всё ещё вижу ту секунду, когда её душа покидает тело, потому что рот Эви приоткрывается в беззвучном рыдании. Как и в случае с Катериной, Нетти просто… исчезла.

Мертва.

В моей груди словно прорвало плотину, поток горя — агонии — хлынул при виде окружающей нас бойни. От ощущения предательских рук Сина, обнимающих меня. Они всё ещё образуют клетку. Его слова образуют клетку. «Просто не сопротивляйся». И я не сопротивляюсь. Я носила их дурацкие платья, я посещала их дурацкие балы, я играла роль их жалкого, покорного, Укушенного оборотня, пока это чуть не убило меня. Пока это не убило их — их всех. Друзей. Врагов. Они лежат на лесной подстилке, разбросанные вместе, красные. Всё красное. И я больше не могу этого выносить. Я не могу оставаться замороженной.

Не буду.

Взглянув на свою ногу, я понимаю, что клетка, в которой я нахожусь — в которой находится моя сила, — начала трескаться, и моя ярость… моя ярость — это разрушительный удар.

— Это… это твоя вина, — рычу я на Сина, который в тревоге морщит лоб.

И я толкаю его.

Я толкаю его достаточно сильно, чтобы он отшатнулся, но я не даю ему возможности заговорить. Я поворачиваюсь, чтобы помочь остальным — выжившим. Каликсу. Порции. Лире. Королеве. Хотя они всё ещё пытаются сражаться, волки постепенно оттесняют их на середину поляны. Их взгляды встречаются с моими, когда я бросаюсь вперёд, чтобы занять своё место среди своего двора.

— Ванесса! — раздаётся у меня за спиной голос Син. — Ты не понимаешь…

— Лжец, — шиплю я сквозь зубы. Потому что я действительно понимаю. Я точно знаю, кого винить. Каликс встречается со мной взглядом и, кажется, тоже понимает — его золотистый взгляд наливается яростным красным, и на этот раз он остаётся таким.

Альфа.

Я содрогаюсь от осознания этого. Конечно, альфа. У волка, убившего Селесту, были красные глаза. Его глаза. Должно быть, он их как-то прятал. Но… всё это кажется таким незначительным сейчас, когда королева Сибилла в замешательстве поднимает свои когтистые руки. Сдаваясь. Её волосы падают на глаза, а пот и кровь прилипли чёрными прядями ко лбу. К носу. Она похожа на корабль, разбитый волной. Растрёпанная и сломленная. Гнев всё ещё звучит в её голосе, когда она пытается шагнуть навстречу Сину. Когда волки, рыча, преграждают ей путь, в её обсидиановых глазах появляется подозрение.

— Синклер, сынок…

— Не называй его так. — Из-за деревьев выходит женщина, и стая злобных волков опускается на задние лапы. Они кланяются.

Моё сердце, наконец, замирает.

Эта женщина похожа на королеву, её точёные черты лица подчёркнуты знакомой проницательной гримасой, но более того… я знаю её. Моё зрение сужается при виде её знакомого лица, и сквозь него пронизывает жгучая боль в голове. Я чуть не сгибаюсь пополам от шока, но Каликс поддерживает меня свободной рукой.

Эти тёмно-серые глаза следят за движением, бурлящим, как шторм в Атлантике.

Женщина поднимает забытую корону, лежащую рядом с изуродованным трупом — как я понимаю, Эрика — и надевает её себе на голову. Вытягивает шею, словно пытаясь приспособиться к её огромному весу, прежде чем снова найти меня. Она улыбается, обнажая острые белые клыки.

Женщина из подземелья.

Однако, она — не человек, не какая-то несчастная жертва пыток королевы, потому что Синклер Севери неохотно встречается с ней взглядом и подходит ко мне, говоря:

— Привет, мама.

46

— Мама? — эхом вторю я.

Меня охватывает смятение. Товарный поезд проносится сквозь моё тело и разум, уничтожая то, что осталось.

Мама…

Это невозможно. Синклер — сын королевы Сибиллы Севери. Он… он…

Лжец, у меня внутри всё дрожит. С тех пор, как он укусил меня, он был не кем иным, как лжецом и предателем.

И всё же, даже когда я думаю об этом, мне кажется, что это несправедливо. Он защищал меня. Он заботился обо мне. Я смотрю на него — на парня, который чуть не стал моим женихом, — и он хмурится в ответ.

— Ты ещё не могла знать. — Он приближается медленно. Осторожно. Волки расступаются перед ним без колебаний. — Я хотел рассказать тебе. Я хотел, чтобы ты всё знала, но… она сказала, что ты не готова к этому.

— Она — его мать, — говорит женщина, направляясь к нам в хлопковом свитере и джинсах. Современная одежда противоречит короне и царственной манере, с которой она держится. Это почти рисует менее опасную картину, пока она не облизывает свои клыки. — Привет, Ванесса, дорогая. Меня зовут Кора Севери. Я так рада снова тебя видеть.