— Что говорили? — не унимаюсь.

— Да все то же самое. Ты калечишь жизнь невиновному человеку.

У меня моментально портится настроение. Да, мне обидно, что в произошедшей ситуации виноватой считают меня, а не Федю. Вместо того, чтобы признать Федину вину и извиниться за него, набрасываются с упреками на меня.

— Они настаивают, что он тебя не похищал, а просто хотел поговорить.

— Ага, поэтому сунул мне в рот кляп и запихнул в багажник машины.

Я отворачиваюсь от мамы, чтобы она не увидела навернувшиеся мне на глаза слезы.

— Нина, он преступник, и тут нечего обсуждать.

— Но в глазах всей Николаевки он несчастная жертва, а я тварь, которая губит ему жизнь.

— Какая тебе разница, что подумают люди? Они всегда будут что-то думать.

— Мне никакой разницы, я скоро уеду в Москву. А вот вам с папой здесь жить. К тому же тетя Люба — твоя родная сестра. Понятно ведь, что теперь ваши отношения навсегда испорчены.

Мама ничего не отвечает на мое резонное замечание. Я ухожу в гостиную к папе. Он смотрит телевизор. Сажусь с ним рядом и пялюсь в ящик. Но вообще не слышу, что там говорят. Меня затапливают грусть и обида. И жалость. К тебе Любе и Ане.

— Каждый человек получает ту жизнь, которую заслуживает — внезапно произносит папа.

Удивленно на него гляжу.

— Ты о чем?

— О них всех. О Любе, Ане, Феде.

Я все еще недоумеваю.

— Кто виноват, что у них всех нет мозгов? — продолжает. — Кто виноват, что Анька сохнет по придурку? Кто виноват, что Любка потакает каждому капризу дочки? Кто виноват, что Федя идиот? Точно не мы. А они постоянно ищут в своих бедах виноватых. И не понимают, что виноваты они сами. Пока они не поймут, что сами кузнецы своего счастья, в их жизнях ничего не поменяется.

Грустно улыбнувшись, кладу голову папе на плечо. Он обнимает меня одной рукой.

— Спасибо, пап, — тихо говорю.

— Я горжусь тобой, Нина, — внезапно заявляет и целует меня в макушку. — И муж у тебя очень хороший. Жалко только, что мы не погуляли на вашей свадьбе.

Глаза стремительно наливаются слезами. Мне нечего ответить папе. Конечно, я не буду говорить, что у нас с Антоном фиктивный брак. К тому же все стало слишком неопределенно. Мы теперь точно больше, чем бывшие однокурсники. Антон признался мне в чувствах. Мы занимались любовью. Я тоже в него влюблена. К чему все приведет — не знаю.

Через час мы с Антоном закрываемся в моей комнате. Он сразу целует меня и валит на кровать. Его руки гладят мое тело под футболкой. Мы медленно избавляемся от одежды. Никуда не спешим, наслаждаемся каждым прикосновением друг к другу, каждым поцелуем.

Я испытываю чувство счастья. Теплое и светлое. Моя душа словно расцвела изнутри. Антон спускается поцелуями вниз по телу. Сердце трепещет в груди. То быстро заходится, то наоборот почти останавливается. Антон раздвигает мои ноги. Целует там, где бушует пожар. Ахнув, непроизвольно сжимаю в ладонях простынь. Глаза зажмуриваются, пальцы на ногах подгибаются.

Я двигаю тазом навстречу губам и языку моего мужа. Голова мечется по подушке. Стоны рвутся наружу, мне едва удается заглушать их. Антон доводит меня до пика. Время останавливается, жизнь останавливается, мир перестает существовать. Есть только я и Антон. Я выгибаюсь в пояснице и до крови закусываю губу. Пульс шумит в ушах. Делаю глубокие вдохи, но кислорода отчаянно не хватает.

Антон целует мой живот, оставляя на нем влажные следы. Через несколько секунд возбуждение снова вспыхивает. Я перекатываю фиктивного мужа на спину и оказываюсь на нем сверху. Сначала обнимаю и провожу носом по его шее. Внутри все сжимается и трепещет. Я целую и глажу его сильные мышцы. Медленно насаживаюсь на член.

Я плавно двигаю бедрами, продолжая целовать Антона. Он ловит мои губы, мы сплетаем наши языки. Фиктивный муж одной рукой прижимает меня к себе, а второй придерживает за ягодицы. Я разрываю поцелуй и выпрямляюсь. Антон садится на кровати следом. Моя грудь соприкасается с его грудью. Фиктивный муж двигает мой таз. Наши руки и ноги переплелись.

Мы — одно целое.

Мы неразделимы.

Глава 41. Полиция

На следующий день я ставлю задачу достать из Фединого багажника свой телефон. Утром мы с Антоном идем к дому тети Любы, чтобы спросить, нет ли у них запасных ключей от автомобиля, но нас встречает закрытая калитка. Я дергаю ручку, недоумевая, почему она не поддается, а со двора доносится разъяренный лай Жучки.

— Нин, ну закрыто, — говорит Антон.

— Странно. В Николаевке, когда уходят за хлебом, калитку на ключ не закрывают.

— Может, куда-то подальше ушли, чем за хлебом?

— Интересно, куда.

— Да мало ли куда. У них свадьба отменяется, дел много.

Мы возвращаемся домой. Я прошу маму позвонить тете Любе. Не хотела вмешивать ее в это, но сама я позвонить не могу, у меня нет мобильника.

— Не берет трубку, — говорит родительница. — Сейчас Ане наберу.

Мама долго держит телефон у уха, а затем сбрасывает неотвеченный вызов.

— Они могут специально не поднимать трубку на твои звонки?

— Конечно, могут. Я теперь для них враг номер один.

Я молча подхожу к маме и обнимаю ее. Она сильно расстроилась из-за этой ситуации. Старается держаться, но я же вижу, что у нее глаза на мокром месте. Мы решаем подождать до обеда. В два часа дня повторно идем к тете Любе, но снова встречаем закрытую калитку.

— Поехали к Феде, — предлагает Антон. — Уж у него-то должны быть ключи от его машины.

— А куда к нему ехать? Он вообще где?

Со мной из полиции больше не связывались. Я не знаю, возбуждено ли уголовное дело после моего заявления, и где сейчас вообще Федя.

— Давай позвоним в отделение и спросим, там ли он еще.

Мы снова возвращаемся домой. Антон звонит в отделение полиции, и там ему сообщают, что Федя еще у них. Я не юрист и никогда не писала ни на кого заявлений, так что не знаю, какая процедура в таких делах. Но с того момента, как я написала на Федю заявление, прошло больше суток. Мне кажется, уже могли бы возбудить уголовное дело и перевести Федю в сизо. Мы садимся в папину машину и едем в отделение. Там нас встречают другие полицейские, не те, что приезжали на вызов и принимали у меня заявление.

— Присаживайтесь, — говорит молодой парень в форме. На вид ему лет двадцать.

— Сейчас начальник придет, побеседует с вами.

— Да нам не надо беседовать с начальником, нам надо получить мой мобильный телефон, который остался в багажнике у похитителя. Можно как-то попросить у Федора ключи от его машины?

— Нельзя, у задержанных в камерах нет ключей. Мы их изымаем.

— Ну тогда у вас попросить. Вы же их не выбросили.

— Сейчас начальник придет, с ним и поговорите.

Мне это все не нравится. Я сажусь на стул рядом с Антоном и беру его под руку. Через минуту заходит тот самый начальник. Мужчина в возрасте и с густыми усами. Он называет свое звание и имя, но я пропускаю мимо ушей. Мне тут не по себе. А еще чувствуется какое-то напряжение со стороны сотрудников. Меня не покидает ощущение, что с нами не хотят иметь дел.

— Хорошо‚ что вы сами приехали, — говорит этот самый начальник. — Я как раз собирался с вами связываться. В общем, мы установили все обстоятельства произошедшего, допросили гражданина Кулакова Фёдора‚ посмотрели записи с камер видеонаблюдения, — замолкает, делая драматичную паузу.

— Ну и? — торопит его Антон.

— В общем, мы не видим состава преступления.

— Что??? — восклицаем мы с Антоном одновременно.

— Это не было похищением, — спокойно парирует.

— Как это не было похищением? — возмущаюсь я. — Гражданин Кулаков схватил меня, потащил к своей машине, связал, сунул в рот кляп и закинул в багажник.

— На записях с камер мы не увидели, что вы были связаны.

— Конечно, не увидели! В Николаевке же вообще нет камер!

— Есть камера видеонаблюдения возле многоквартирного дома, в который вас привез гражданин Кулаков к себе в гости. Камера не зафиксировала связанные конечности или кляп во рту.